Кречет. Книга I - Бенцони Жюльетта (книги бесплатно читать без .TXT) 📗
– Да, я верный приверженец Менно Симонса , – ответил тот. – А это означает, что ты найдешь здесь мир. Входи без боязни, брат мой.
Меня зовут Якоб ван Барен, а это моя жена Марикье, – прибавил он, указывая на существо неопределенного возраста, такое же худое и мрачное, как и он сам. Только просторные юбки и чепец из накрахмаленного грубого полотна указывали на ее пол и отличали от мужа.
Внутреннее убранство домика отличалось крайней простотой и свойственной фламандцам чистотой, которая делала честь хозяйственным талантам Марикье и была поистине невероятной, если учесть, что ее муж проводил большую часть дня в шахте, а она, несомненно, сама обрабатывала маленькое поле и сад, расположенные возле их жилища.
Немногочисленная мебель, стены и пол были сделаны из сосны и так тщательно вычищены, что казались выкрашенными белой краской.
Жилище украшали толстая книга в черном переплете, лежавшая на каминной полке, пара медных подсвечников и несколько библейских стихов, вышитых крестом красной и черной нитками и развешанных там и сям. Над камином висело: «Славьте Господа, ибо он благ, ибо вовек милость Его!» На стенах также висели подобные вышивки, на одной было: «И была на мне там рука Господа, и Он сказал мне: встань и выйди в поле, и Я буду говорить с тобою», а на другой – «Блажен, кому помощник Бог Иаковлев, у кого надежда на Господа Бога его». Карниз над дверью также был украшен подобной надписью, но она так выцвела, а цветочный орнамент украшал ее столь щедро, что невозможно было прочесть ни слова.
По знаку хозяина дома четверо путников уселись в ряд на лавку, установленную перед камином, и принуждены были по очереди омыть ноги в лохани Марикье. Впрочем, в этом обряде не было ничего особенного, и Жиль испытал удовольствие от такого неожиданного омовения, пожалев лишь о том, что нельзя вымыться целиком. Однако благодеяния ван Барена на этом не окончились: едва только они встали на пол своими уже чистыми ногами, как Якоб протянул Жилю сверток черной ткани.
– Это нескромное одеяние не годится для моего дома, брат, – сказал он, с отвращением бросив взгляд на индейские штаны, обильно покрытые разнообразными пятнами, которые юноша унаследовал от убитого ирокеза. Вместе с обрывком одеяла они составляли все его одеяние. – Эта одежда хоть и поношенная, зато вполне благопристойная, а мы с вами почти одного роста.
Позади дома ты найдешь насос, чтобы вымыться, и навес, чтобы переодеться. Иди и прими приличествующий христианину вид.
Не стараясь понять, почему ему сначала вымыли ноги, а затем отправили шлепать по грязи, Жиль взял сверток с одеждой и исчез за дверью.
Переоделся он без всякого удовольствия: его тело уже достаточно привыкло к жизни на вольном воздухе на индейский манер, да и к тому же он ощутил исходящий от этих одеяний, хотя и чистых, какой-то неприятный запах. Но юноша не мог отказаться от предложенной одежды, не обидев хозяина, который в целом благосклонно отнесся к своим непрошеным гостям.
Стоя наполовину под дождем, наполовину под навесом. Жиль наскоро совершил омовение и возвратился в дом как раз вовремя, чтобы занять место за столом на конце, предназначенном для мужчин. На другом краю стола, напротив Марикье, сидели Ситапаноки и Гунилла. Глаза у них слипались, и они из последних сил боролись со сном. Ван Барен заметил это.
– Накорми этих несчастных, жена, – приказал он. – Затем уложи их на чердаке. Бедняжки еле держатся на ногах. Мужчины будут спать в сарае…
Он пробормотал какую-то молитву, но, как ни старался Жиль, друзья не смогли разобрать ни одного знакомого слова, затем поспешил – ночь наступала очень быстро – зажечь масляную лампу с отвратительным запахом, которую повесил на крюк над столом.
Жена меннонита тем временем старалась накормить Ситапаноки и Гуниллу, но они были слишком измотаны, чтобы испытывать голод. Они лишь выпили немного молока и съели несколько маленьких кукурузных хлебцев, только что из печи, затем попросили разрешения встать из-за стола. Тогда Марикье поставила приготовленный для мужчин ужин на стол и удалилась с обеими гостьями.
К удивлению Тима и Жиля, ужин оказался восхитительным. Тут были маринованные огурцы, большие форели, пойманные в горных ручьях, обвалянные в кукурузной муке и зажаренные на сковороде, и огромный торт с черникой, испеченный в одной печи с хлебцами. Все это запивалось свежим пивом и горячим чаем.
Все трое ели в полном молчании. Жиль так проголодался, что готов был проглотить все, что видел перед собой, включая и сам стол, но аппетит Тима вполне мог соперничать с его собственным. Молодой американец ел так, будто это был последний ужин перед тем, как ему придется пересечь бескрайнюю пустыню. Однако, усердно поглощая пищу в огромных количествах, он озабоченно хмурился, и это начинало беспокоить Жиля.
Когда у Тима было подобное выражение лица, это означало, что его мучает какая-то мысль, но Жиль не мог понять, в чем дело.
Проглотив последний кусок и выпив последний глоток, Якоб ван Барен пробормотал благодарственную молитву, такую же неразборчивую, как и та, первая, стряхнул крошки с бороды и, встав из-за стола, пригласил своих гостей усесться перед камином, а сам принялся набивать табаком длинную глиняную трубку.
– Теперь, когда мы получили то, в чем нуждались наши тела, – произнес хозяин со свойственной ему елейной важностью, которую он вкладывал не только во все свои слова, но и во все жесты, – следует дать
удовлетворение нашим душам, братья, попытавшись лучше узнать друг друга. Француз – редкая птица в наших краях, в наших горах. Расскажи мне, как ты и твой друг попали сюда? Кто эти женщины, что сопровождают вас? Эта индианка не похожа на обыкновенную скво…
Взгляд Якоба тяжело давил на Жиля, и юноша уже открыл было рот для ответа, как вдруг Тим поспешно перебил его:
– Мы сбежали из индейского плена. Во время охоты в горах Кэтскилл нас захватили индейцы сенека. Они собирались убить нас, но нам удалось бежать с помощью той белокурой девушки, что пришла вместе с нами, их рабыней. Она сумела ночью перерезать веревки, которыми нас привязали к столбу пыток.
– А та, другая? Индианка?..
Тим равнодушно пожал плечами.
– Она все видела и попросила увести ее с собой, не то обещала своим криком разбудить весь лагерь. Девушка тоже, на свой манер, была пленницей…
– Но не рабыней. Она слишком красива и…
– Откуда мне знать, зачем ей это понадобилось, – ответил Тим с ноткой раздражения в голосе. – Она захотела пойти с нами, вот и все!..
Прищурившись, Жиль смотрел то на одного, то на другого: Тим откинулся на спинку скамьи и, казалось, боролся со сном, Якоб ван Барен стоял, прислонившись к колпаку камина, где горело яркое пламя, бросавшее красный отблеск на лицо и бороду хозяина дома. В их диалоге чувствовалось какое-то напряжение. Тиму удалось согнать со лба недавнюю морщину, но Жиль ощущал в нем растущее недоверие и решил, что нужно быть начеку. Что-то было не так в этом человеке, хоть он и принял их столь радушно.
В наступившем молчании хорошо был слышен непрекращающийся стук дождевых капель по крыше дома и звуки, доносящиеся с кухни, где хозяйка мыла посуду. Жиль взглянул туда. Со спины она, в своем черном платье, казалась столь же атлетически сложенной, что и ее муж. Слышно было, как она изредка покашливает, но голоса ее он еще не слышал: с того момента, как четверо путников перешагнули порог дома, она открывала рот лишь для еды.
– Она и вправду очень красива, эта индианка, – продолжал ван Барен так, словно говорил сам с собой. – Интересно, кто она такая? Девушка такой красоты должна быть хорошо известна среди Шести племен… Во всяком случае, я могу сказать, что с ней вместе вы – довольно странный отряд: лесной разведчик, беглая рабыня, француз, одетый индейцем… да еще она. Найдутся люди, которые зададут вопросы…
– Ты прав, – ответил Тим, чье лицо становилось все краснее и краснее, хотя огонь камина был здесь ни при чем. – Когда хотят задать вопросы, то их может найтись множество. Вот, например, если говорить о тебе: я слышал, что меннониты возделывают землю и живут только ее плодами, а ведь рядом с твоим домом мы видели вход в шахту…
