Гори, венчальная свеча - Арсеньева Елена (читать книги онлайн TXT) 📗

Лиза думала, что Гюлизар-ханым пойдет с нею – поможет, но та, покачав головою, осталась ожидать во дворе вместе с братом. А Баграм, перекрестив Лизу, дал ей маленький, очень узкий, тонкий кинжальчик с фигурной рукоятью.

– Тебе мало будет только попариться, Рюкийе. Женщина, не желающая иметь детей, должна отправиться в баню и на раскаленные камни уронить несколько капель крови из своей левой руки. При этом она услышит звуки… услышит их восемь раз, и вскорости плод изойдет из чрева ее после восьми схваток.

– Что это за звуки? – обеспокоенно спросила Лиза, от которой не укрылось, как дрогнул голос Баграма.

– Прости меня, Рюкийе-ханым, но я не отвечу, – сказал он глухо. – Ты должна услышать их сама… сама должна решить, как быть потом!

Лиза скоро притерпелась к влажной духоте, от которой сперва занялось сердце, и долго плескалась в большом чане. Отжав и разобрав волосы, натуго заплела их в косу и только тогда решилась наконец подойти к каменке.

Она понимала, что время стремительно уходит, близится утро, а воротиться в Хатырша-Сарай непременно нужно до света, Баграм и Гюлизар-ханым места себе не находят от беспокойства, но все стояла и стояла, нерешительно глядя на мокрые камни печурки, над которыми слабо курился парок. Было так страшно, что рука, сжимавшая кинжал, мелко дрожала, и понадобилось собрать все силы, чтобы заставить себя поднять ее и ткнуть в безымянный палец левой руки.

Сморщившись от боли, нажимала и нажимала на подушечку, выдавливая темно-алые капельки и роняя их на каменку. Сунув палец в рот и зализывая ранку, Лиза зачарованно смотрела, как они испаряются, шипя. Кроме этого, она пока больше ничего не слышала. Кажется, страхи были напрасны. Или Баграм ошибся, или она сделала что-нибудь не так. Спросить его разве? В то же мгновение ей вдруг почудилось какое-то движение за спиною.

Резко обернулась – никого. Впрямь почудилось. И тут что-то словно ударило в сердце!

Да, да, сначала была эта внезапная боль. И только потом, через какое-то мгновение, ее слух пронзил короткий вопль.

Это был детский крик. Жалобный голос ребенка, терпевшего страшные мучения!

Ноги у Лизы внезапно подкосились, она навалилась на стену, силясь не упасть. И тут же раздался новый стон. Еще жальче, еще сильнее рвущий душу.

Так вот о чем умолчал Баграм! Она сама должна была решить, слушать ли их до конца. Все восемь! Пока только два…

О господи, уже три!

Ребенок кричал так, словно был вот здесь, совсем рядом, на руках Лизы. И казалось, что это она терзает, мучает его, причиняет нестерпимую боль, от которой крошечное горлышко трепещет и сжимается, крик переходит в сдавленный хрип, полный предсмертного ужаса…

Лиза рывком поднялась, отбросила кинжальчик и, не чуя под собою ног, выскочила из баньки.

Нет, нет, это невозможно! У нее нет сил слышать, переносить эту муку умирающего дитяти! Уж лучше выпить котел черного отвара спорыньи, лучше прыгнуть с вершины Агармыша, лучше отдаться в руки бабки-повитухи, которая железным крючком изорвет ей матку, изуродует, может, и до смерти доведет, – что угодно готова была сейчас стерпеть Лиза, только бы не слышать хоть раз еще тот голосок, который, она знала, ей никогда не забыть.

Она быстро одевалась, смущенно думая о том, что ей сказать Баграму и его сестре, которые так старались избавить ее от мук, а у нее недостало сил вытерпеть…

Нет. Ни у кого недостало бы на это сил. Эти крики и так будут преследовать ее в страшных снах, а если б она выслушала все восемь, то уж, наверное, сошла бы с ума. Баграм простит ее слабость; он ведь заранее знал, как это будет страшно.

Одежда липла к мокрому телу, но Лизе так не терпелось оказаться подальше от злополучной баньки, что она ни на что не обращала внимания. Кое-как набросив покрывало, выбежала из развалин.

По счастью, было еще вполне темно, звезды не ушли с небосвода. «Значит, мы успеем вернуться, покуда все спят…» – подумала Лиза, да так и остолбенела. О Господи! А зачем вообще возвращаться?! Во всяком случае, ей, Лизе?! Обессиленная, отупевшая от волнений последних дней, она только сейчас осознала, что больше не надо мечтать о побеге – она уже на свободе, уже вырвалась из проклятого дворца, из гарема, и теперь главное – уйти как можно дальше от Эски-Кырыма. Не станут Баграм и Гюлизар-ханым чинить ей препятствия. Они помогут, непременно помогут ей скрыться!

Лиза устремилась к темной фигуре, прислонившейся к дереву. Там был кто-то один, она еще не могла понять, Баграм это или его сестра.

– Я не смогла, простите меня! – выкрикнула она покаянно. – Это было так страшно! – И осеклась. Что-то не так…

Ждущий ее человек не двинулся навстречу, как это сделали бы друзья. Он стоял недвижимо, словно затаясь, словно выжидая. И вдруг откуда-то из леса донеслось громкое ржание.

Откуда тут взяться коню? Неужели за ними погоня?!

Она метнулась было прочь, но в этот миг темная фигура отстранилась от дерева и шагнула к Лизе. Прежде чем та успела увернуться, человек схватил ее за руки.

– Что же ты делаешь здесь ночью, Рюкийе-ханым? – спросил он с издевкою.

Странно, однако первым чувством Лизы было облегчение оттого, что сей голос незнаком ей. Она-то уж готова была услышать голос Сеид-Гирея или, что еще страшнее, Гюрда!..

«Коли так, уж выкинуть бы, все какой-то прок!» – мрачно думала Лиза.

Да, после этакой-то скачки диво было не выкинуть… Она сидела боком на седле, впереди всадника, тропа была тряская, и все тело теперь ныло и болело. Вдобавок айдамах [77] , который вез Лизу, не упускал случая ее полапать, и она губы себе искусала от отвращения. Однако ни пикнуть, ни вырваться, ни тем более в кровь исцарапать ненавистную рожу не смела, а с трепещущим сердцем смотрела на двух передних лошадей: через их спины были небрежно, точно два мешка, перекинуты связанные Баграм и Гюлизар-ханым… Когда бесконечный путь по лесным тропам наконец закончился и пленников, не говоря ни слова, заперли в какой-то просторной хижине без окон, оставив за дверью часового, Лизе пришлось долго ухаживать за своими друзьями, пытаясь привести их в чувство. Воды не дали, она только и могла, что вытащить кляпы, распутать узлы и осторожно растирать руки и ноги, пока Гюлизар-ханым и Баграм не пришли в себя.