Птичка певчая - Гюнтекин Решад Нури (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗
Ах, эти мужчины!.. Все такие самодовольные, самоуверенные. Никто из них и не подумает, что и у нас тоже есть сердце, в котором живут свои сокровенные мечты.
Когда экипаж паши доставил меня домой, Мунисэ была у соседей. В комнате стоял полумрак. На стене висело зеркало, похожее на тусклый лунный блик. Прежде чем раздеться, мне захотелось взглянуть на себя. Лицо я едва различала, а короткий темно-синий костюм показался мне белоснежным шелковым платьем, длинные полы которого исчезали во тьме. Какая причудливая игра света и теней!
Я закрыла лицо руками. В эту минуту в комнату вбежала Мунисэ.
— Абаджиим! — крикнула она.
Я протянула к ней руки, словно молила о помощи, хотела сказать: «Мунисэ!» — но с губ сорвалось другое имя, имя моего страшного врага, которого я так ненавижу!
Ч…, 6 мая.
Я стала модной невестой. Не успела оправиться после вчерашней комедии, как сделалась героиней сегодняшней. Но по сравнению с тем, что было вчера, новое происшествие в тысячу раз смешнее и в тысячу раз безобразнее.
Опишу все как было. Действие развернулось внизу, в нашей гостиной. Неожиданно появляется жена Хафиза Курбана-эфенди. На ней роскошный чаршаф, который она надевает только по случаю праздничных торжеств. На шее ожерелье из золотых монет в несколько рядов. Женщина держится как-то странно. Глаза как будто заплаканы.
Начинаем разговаривать.
Я:
— Вы, очевидно, куда-нибудь приглашены? Собрались в гости?
— Она:
— Нет, сестричка, я пришла специально к вам.
Я:
— Какая вы сегодня нарядная. Это для меня?
Она:
— Да, сестричка, для вас.
Я не могу удержаться от шутки:
— Очевидно, вы пришли сватать меня?
В простодушных глазах соседки наивное удивление.
— Как вы узнали?
Я растерялась.
— Как?! Вы пришли меня сватать?
Гостья со вздохом:
— Да, сестричка…
— За кого же?
— За моего мужа… — отвечает она, словно речь идет о самой обычной вещи в мире.
Конечно, мне очень нравится, что эта бесхитростная женщина так умело шутит, не моргнув глазом. Я хохочу, но соседка не смеется. Наоборот, в ее глазах блестят слезы.
Она:
— Сестричка, мой эфенди присмотрел вас и хочет развестись со мной, чтобы жениться снова. Я его молила, просила, уговаривала: «Что особенного, возьми и ту ханым, только меня не бросай. Я буду готовить вам еду, прислуживать…» Родная моя сестричка, пожалей меня.
— А уверен ли Курбан-эфенди, что, бросив вас, ему удастся жениться на мне?
Гостья изумлена.
— Ну конечно, — отвечает она простодушно, — он сказал: «Я готов отдать за нее ровно пятьдесят золотых монет…»
Я:
— Моя славная соседушка, не беспокойся. Этого никогда не будет.
Бедная женщина произносит молитвы.
Занавес.
Ч…, 15 мая.
Сегодня вечером после занятий мюдюре-ханым вызвала меня к себе в кабинет. Я заметила, что лицо у нее мрачное.
— Феридэ-ханым, дочь моя, — сказала она, — нам нравится ваша серьезность и усердие. Но у вас есть один недостаток: вам кажется, что вы все еще в Стамбуле. Говорят, красота — это несчастье, дочь моя. Справедливые слова. Вы красивы, молоды, одиноки… Поэтому вам следует беречь себя. Однако были случаи, когда вы вели себя весьма неосторожно. Не огорчайтесь, дочь моя. Я ведь не говорю, что это тяжкий проступок. Просто это неосторожность. Наш городок не такое уж захолустье. Женщины здесь одеваются довольно нарядно. Я имею в виду также и наших учительниц. Но то, что для других естественно, в вас привлекает внимание. Дело в том, дочь моя, что ваша молодость, ваша красота заставляют встречных мужчин оборачиваться. И вот по городу начали ходить сплетни. Я здесь сижу, будто ничего не ведаю, но на самом деле мне все известно. Нет ни одного мужчины в городе, начиная от офицеров в казармах и лавочников в кофейнях, кончая школьниками-старшеклассниками, который бы не знал вас, не говорил о вас. Если вы спросите, по какому праву я завела с вами об этом разговор, отвечу: на это есть две причины. Во-первых, вы девушка неопытная, но славная. Мы-то разбираемся в людях. Поэтому я хочу быть для вас матерью, старшей сестрой. Во-вторых, дочь моя, существует еще престиж нашей школы… Не так ли?..
Мюдюре-ханым помолчала, потом, стараясь не глядеть мне в лицо, нерешительно продолжала:
— Школа такое же священное место, как и мечеть. Наш наипервейший долг охранять ее от сплетен, клеветы и прочей грязи. Не так ли? Однако, к сожалению, безобразные сплетни уже распускают и в школе. Вы обратили внимание, как много отцов и братьев стало приходить под вечер к школе за своими дочерями и сестрами? Возможно, вы этого не замечаете. Но мне все известно. Они приходят не столько за школьницами, сколько для того, чтобы взглянуть на вас. Как-то, заплетая косы одной из наших бедных учениц, вы завязали ей волосы лентой. Не знаю, кто уже разгласил об этом по городу, но какой-то повеса, лейтенант, прямо на улице всучил девочке деньги и забрал ленту. Теперь он прикалывает ленту к мундиру и забавляет товарищей, говоря: «Вы должны меня звать генералиссимусом. Я получил этот орден от самой Гюльбешекер!» А вчера привратник Мехмед-ага сообщил мне еще одну новость: накануне ночью из кабака возвращалась компания подвыпивших мужчин. Они остановились перед дверью нашей школы, и один из них произнес речь: «Я видел, как Гюльбешекер коснулась рукой этого черного камня в стене. Давайте же теперь во имя аллаха считать его святым камнем». Вот видите, дочь моя, все это очень неприятно и для вас и для школы. Мало того, на днях в доме Абдюррахима-паши вы разговаривали с капитаном Ихсаном-беем. Если бы вы приняли предложение супруги паши, в этом бы не было ничего дурного. Но то обстоятельство, что вы поговорили с молодым человеком, а потом отказались от такой выгодной партии, привлекло внимание всего городка. Начались сплетни: «Раз Гюльбешекер отвергла Ихсана-бея, значит, она любит другого».
Я слушала молча, не двигаясь. Вначале мюдюре-ханым боялась, что я начну протестовать, возражать, а сейчас ее волновало мое молчание. Наконец она спросила нерешительно:
— Что вы скажете на это, Феридэ-ханым?
Я тихо вздохнула и заговорила медленно и задумчиво:
— Все, что вы сказали, правда, мюдюре-ханым. Я и сама догадывалась обо всем этом… Жаль покидать этот счастливый город, но что поделаешь? Напишите в министерство, найдите какой-нибудь предлог и попросите перевести меня в другое место. Но вы проявили бы большую гуманность и благородство, если бы не указали истинной причины, а придумали какой-нибудь другой повод. Что я нерадива, неопытна, невежественна, своенравна. Напишите что хотите, мюдюре-ханым, я на вас не обижусь… Только не пишите: «Нам не нужна учительница, о которой в городе ходят сплетни».
Мюдюре-ханым молча раздумывала. Чтобы скрыть слезы, я отвернулась к окну и стала глядеть на горы, которые казались легким клубящимся туманом на фоне светло-голубого вечернего неба.
Чалыкушу смотрела на эти горы, и ей опять чудился запах чужбины.
Запах чужбины!.. Бессмысленные слова для тех, кто не жил вдали от родных мест.
В моем воображении уже рисовались дороги, бесконечные дороги чужих краев, которые убегают вдаль, превращаются в тоненькую, едва заметную ленту, унылую, нагоняющую тоску. Мне слышался печальный скрип крестьянских телег, грустный плач колокольчика.
До каких пор, господи, я буду кочевать, до каких пор? Для чего? Для какой цели?
Ч…, 5 июня.
Наверно, мои птицы прокляли меня. В эти длинные месяцы каникул я, как и они, оказалась в заключении. Мюдюре-ханым сказала, что о переводе в другое место раньше сентября нечего и думать. Пока я стараюсь, чтобы обо мне забыли, и совсем не показываюсь на улице. Соседи перестали беспокоить меня. Возможно, их напугали сплетни, что ходят по городу. Иногда только я разговариваю со своей пожилой соседкой, которая напоминает мне мою тетку. Особенно похожи у них голоса. Когда мы с ней болтали вчера, я даже попросила:
