Серебряный лебедь - Лампитт Дина (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
В предсмертной полудымке Митчел снова увидел знаменитого Нитсдейла. Леди Нитсдейл и две ее подруги без конца входили и выходили из его комнаты, пока стража совсем не перестала обращать внимание на этих заплаканных женщин, чьи лица были спрятаны за густыми вуалями, так что граф, переодевшись в женское платье, свободно прошел мимо стражников и оказался в карете, где его уже поджидал Митчел. А затем — путь в Рим, к свободе и к приятной жизни в ссылке. Он всем этим пожертвовал ради Мелиор Мэри. Но жизнь прошла, и ничего уже не вернуть.
Митчел любил ее так, как может любить только сильный мужчина, и эта любовь была частичкой его твердого духа. Для нее он был покорным слугой и терялся в тени таких молодых людей, как Мэтью Бенистер или сам принц. Сейчас он не чувствовал ничего, кроме сожаления, что не может умереть на ее руках, что даже в этот последний мучительный час ему не дан момент, когда любовь к ней может возобладать над всеми другими чувствами.
— Мелиор Мэри! — позвал он, но его голос прозвучал писком комара в огромной зале. — Молитесь за меня так же, как я буду молиться за вас. Любите свой дом, мисси, потому что через несколько мгновений у вас ничего кроме него не останется.
Но Мелиор Мэри не слышала его, она была в Длинной Галерее и только через час снова спустилась в Большую Залу, где в темноте едва теплился огонек в камине.
— Из-за вас стало еще холоднее, — недовольно сказала она. — Почему вы не подкинули еще одно полено?
Но Митчел не отвечал, и его голова бессильно склонилась на грудь.
— Митчел? Вам нехорошо?
Мелиор Мэри подошла к нему и потрясла за плечо, но от ее прикосновения тело сползло на подлокотник кресла и безжизненно повисло.
— О нет! — крикнула она Богу. — Только не это! Только не Митчел! Господи… Вокруг слишком много смерти! Слишком много разлук и боли! Но этого я не вынесу. Он был моим роком и моим пристанищем! Митчел, как вы могли так поступить со мной?
Она упала перед ним на колени, крепко обняла его и заплакала, уткнувшись в мертвую руку. Внезапно ее лицо исказил страх.
— Так вот, значит, как! Вот, значит, как действует на меня проклятие! Я осталась последней из своего рода, у меня нет детей, а теперь я еще должна жить здесь в полном одиночестве! Есть ли еще на свете такой ужасный дом, существование в котором так же невыносимо, как в тебе, мое наследие, мое наказание, замок Саттон?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Выступая впереди Георга III, защитник короля в соответствии с древней традицией бросил перчатку, и на какое-то время огромная толпа, собравшаяся на коронацию, замерла, и только из Вестминстерского Аббатства доносился звон колоколов. В этот момент приверженцы Стюартов, якобиты, могли в последний раз смело и открыто продемонстрировать свою преданность, потому что к тому времени Джеймс III уже состарился, а их принц стал беспробудным пьяницей. Никто не ожидал такого поворота событий, но якобиты всегда были непредсказуемы. И что же, перчатка так и должна была лежать там, куда ее бросили?
Вперед выступила девушка, чем повергла собравшихся в невероятное изумление. Все ожидали какого-нибудь старого сурового горца, но пред ними появилось темноволосое создание с глазами цвета прозрачной воды. Девушке, наверное, было не больше пятнадцати. Она улыбнулась защитнику таинственной, почти волшебной улыбкой, взяла перчатку и растворилась в толпе так быстро, что стало ясно: она среди своих. По толпе пронесся вздох удивления, а молодой король, повернув честное германское лицо к своему конюшему, через окно кареты спросил:
— Кто это был?
— Сторонница якобитов, сэр. Несомненно, фанатичка. Ее немедленно арестуют.
— Если вы ее поймаете, — заметил король. И он оказался прав — девушки нигде не было.
Но Георг увидел кое-кого еще. В толпе стоял аббат, и лицо его было почти целиком скрыто под капюшоном. Он слегка подался вперед, глядя туда, где в позолоченной карете ехал новоиспеченный король. Капюшон упал на плечи, и с горестного лица на монарха взглянули внимательные голубые глаза. Георг III затаил дыхание. Этого не могло быть! Но все-таки мужчина не мог просто напоминать Чарльза Эдварда Стюарта.
Рассматривая человека, который по праву крови должен был стоять сегодня в Вестминстерском Аббатстве на его месте, Георг увидел, что губы Чарльза Эдварда растянулись в жестокой улыбке.
— Я завидую тебе меньше всех на свете, — сказал он и что-то добавил совсем неслышно.
Георг почувствовал дрожь во всем теле и оглянулся на угрожающую фигуру, потому что его карета уже проехала то место, где стоял Стюарт.
— Мне показалось, что тот человек — Чарльз Эдвард Стюарт, — сказал король, — и он проклял меня. О Боже!
— Нет, сэр, — успокоил его конюший. — Бывший претендент на престол лежит, напившись, в герцогстве Буиллен. Он никогда больше не ступит на эту землю.
Но Георг снова и снова вспоминал ту улыбку и пришел к выводу, что она не привиделась ему. Он гадал, может ли проклятие династии Стюартов, о котором столько слышал, передаться и ему, если он завладел их короной, прославится ли его правление доблестными поступками и грандиозными событиями или будет трагичным и кровавым.
К счастью, ему были не знакомы ни предчувствия, ни ощущение неизбежности. Король и представить себе не мог, каким тяжелым грузом станет для него эта корона, что он познает приступы безумия, которые заставят его в одиночестве бродить по галереям Виндзора и громко кричать от боли и отчаяния, что его старший сын восстанет против него, а сам он ослепнет и войдет в историю как король, потерявший американские колонии.
Бедняга! Он отправился на банкет в честь своей коронации с далеко не веселым лицом. А несчастному Чарльзу Эдварду помогли забраться в карету Гарнета Гейджа, потому что он очень ослаб после долгих лет непрерывного употребления алкоголя.
— Для вас, сэр, — сказала Пернел, подавая ему перчатку.
Он улыбнулся ей.
— Мы приняли вызов, не правда ли?
— Да, сэр.
Но и он, и Гарнет, и его дочь понимали, что это пустые и бессмысленные слова. Пернел, благодаря своему древнему дару, знала даже больше — что Георг Ганновер обречен на мучительную жизнь, а ее кумир вернется в Европу и будет жить затворником, оставив в прошлом те дни, когда очаровательный принц Чарли был единственной гордостью и надеждой всех якобитов.
— В Дувр, ваше высочество? — спросил Гарнет.
— Да, да.
— Вы никого не хотите увидеть перед отъездом?
На какое-то мгновение перед принцем пронеслось видение той красавицы, которую он любил когда-то, он вспомнил прекрасные глаза Мелиор Мэри, но, откинувшись в глубину кареты, ответил:
— Нет. Поехали.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Над рекой Вэй проскользил зимородок, едва не коснувшись головы цапли, стоявшей на одной ноге на мелководье. В осеннем парке птицы щебетали, свои прощальные песенки; ласточка перед отлетом в теплые края кружила у башни Гейт-Хауса, где было ее летнее гнездо. Очередной круг замыкался, подходил к концу еще один год. Скоро наступит 1778 год, и на престол взойдет Георг Ганновер III, чтобы пробыть на нем в течение семнадцати лет. Для тех, кто пережил ту давнишнюю драму и остался жить в замке Саттон, время летело быстро.
Давным-давно никто сюда не заезжал, кроме случайного торговца или доктора, и потому, когда во дворе застучали копыта лошади и загрохотали колеса кареты, в это было трудно поверить. Наконец-то к Мелиор Мэри кто-то приехал.
— Все в порядке, мисс Сьюарт? — прокричал кучер, когда лошадь пробралась сквозь кусты, почти полностью загородившие въезд.
Поэтесса Анна Сьюарт ответила: — Да, благодарю вас. — И с любопытством начала разглядывать необыкновенный лес, в который они въезжали через тяжелые ворота. На воротах красовалась надпись «Саттон», начертанная рядом с гербом Тюдоров — некогда позолоченной розой.
Перед ней и над ее головой деревья росли так тесно друг к другу, что солнце почти не проникало вниз, и они ехали как будто в темном туннеле. Признаки жизни были заметны только на реке, которую карета переехала по полусгнившему мосту, но впереди, казалось, все вымерло, и на мгновение поэтессой овладел страх. Но она взяла себя в руки. Анна Сьюарт была не только знаменитой писательницей, но и дочерью священника Личфилдского собора. Она воспитывалась во дворце епископа, и ее вера в Бога была непоколебима.