Осень сердца - Спенсер Лавирль (книги онлайн полные версии TXT) 📗
— Вас ждет кто-нибудь? — спросил он.
— Позвоните в колокол на воротах, — ответила Лавиния.
Дверь кареты захлопнулась, кучер зазвонил в колокол, но звук его был настолько приглушенным, что Лорна подумала: его наверняка никто не услышит. Колокол прозвонил еще три раза, прежде чем у ворот появилась полная ковыляющая фигура в черном с зонтиком в руках.
— Да? Чем могу помочь?
— К вам приехали две леди, — услышали Лорна и Лавиния ответ кучера.
Лавиния открыла дверцу кареты и высунула голову.
— Я миссис Гидеон Барнетт. Думаю, вы осведомлены о моем приезде.
— Ax! — Монахиня вытащила из рясы ключ и обратилась к кучеру: — Проезжайте через двор к дальнему крылу здания.
Кучер поправил свою черную шляпу и забрался на козлы. Сначала с протяжным и печальным скрипом распахнулась одна половина ворот, а затем с тем же звуком и вторая. Экипаж проехал через ворота и остановился.
— Вы тоже поедете с нами, сестра? — послышался голос кучера.
Монахиня ответила с сильным немецким акцентом:
— Нет, спасибо, я пойду за вами пешком. Этот снег пахнет свежестью, а ночной воздух такой бодрящий.
Лорна бросила взгляд на монахиню, когда они проезжали мимо нее. Полная женщина с черным платком на голове, который она придерживала одной рукой на груди, ковыляя по тропинке под черным зонтом. Дорожка из гравия была с двух сторон обсажена могучими деревьями, вдоль нее тянулись цветочные клумбы, уже облетевшие и опустошенные поздней осенью. Показалось здание монастыря: U-образной формы, трехэтажное, сложенное из темного камня, обрамленное на уровне первого этажа сводчатой галереей. Темные окна верхних этажей, расположенные равномерно, словно колья в загородке, выходили во двор.
Возле центрального входа экипаж остановился, кучер принялся снимать с запяток сундук Лорны. Лавиния вылезла из кареты, следом за ней Лорна.
Лавиния обратилась к кучеру:
— Подождите, пожалуйста. Я постараюсь вернуться как можно скорее.
Они с Лорной стояли под мокрым снегом, пока толстая монахиня провожала кучера с сундуком, прикрывая его своим зонтом, таким же огромным, как и ее черная, развевающаяся ряса. Она вернулась, отдуваясь, и произнесла со своим гортанным немецким акцентом.
— Идемте… идемте… а то промокнете. Втроем они прошли под свод галереи к массивной, закругленной сверху двери из темного дерева, в которой имелось окошко из свинцового стекла в виде креста. Сквозь окошко пробивался слабый свет, словно внутри горела всего одна свеча.
— Входите, — пригласила монахиня, и ее голос эхом отразился от высоких каменных стен.
Дверь закрылась с таким гулким звуком, как будто одновременно с ней хлопнули еще десяток других дверей в темных коридорах. Внутри вдоль одной из стен стояли стулья с перекладинами на спинках, массивный стол на толстых ножках с тремя тонкими восковыми свечами в медном подсвечнике, а на стене висело деревянное распятие с бронзовой фигурой Христа. В другое крыло здания вели ступеньки и еще одна каменная галерея, уходившая в темноту.
— Миссис Барнетт, я сестра Деполь, — представилась пожилая монахиня, откидывая платок с головы на плечи.
— Рада познакомиться с вами, сестра.
— А ты Лорна. — Голос монахини звучал так, словно у нее в горле перекатывались намни. Мясистое лицо выпирало из-под краев белого апостольника, как тесто из квашни. Единственное золотое кольцо на левой руке, казалось, вросло в пухлый палец.
— Здравствуйте, сестра.
Ни Лорна, ни монахиня не протянули друг другу руки в знак приветствия. Сестра Деполь обратилась к Лавинии:
— Отец Гуттманн предупредил нас о вашем приезде, так что все готово. За ней будет хороший уход, будет хорошая пища, и у нее будет много времени Для размышлений. Это ей пойдет на пользу. Ее комната готова, но попрощаться вы должны здесь. Лорна, покаты будешь прощаться с матерью, я подожду тебя вон там, — она показала на темную арку, — а потом мы вместе отнесем твой сундук наверх.
— Спасибо, сестра.
Оставшись одни, Лорна и Лавиния были не в силах смотреть в глаза друг другу, поэтому Лорна уставилась в левое плечо матери. Лавиния теребила свои перчатки свиной ножи, складывала и перекладывала их, словно их было двадцать, а не две.
— Ну что ж, — вымолвила наконец Лавиния, — будь послушной и не доставляй им неприятностей. И знай, что они оказывают нам большую услугу.
— Когда я снова увижу тебя?
— После того, как оно родится. — Сейчас Лавиния предпочла назвать ребенка «оно», хотя раньше называла только «ублюдок».
— Значит, только тогда? А папа? Он… он приедет проведать меня?
— Не знаю. Твой отец занятой человек. Лорна перевела взгляд ла распятье.
— Да… конечно… конечно… он занятой человек. Слишком занятой, чтобы тратить время на беременную дочь, которая тщательно спрятана и которой на ближайшие шесть или семь месяцев ничего не нужно, кроме обычных человеческих условий.
— А когда оно родится, ты, конечно, сможешь вернуться домой, — сказала Лавиния.
— Без него… конечно.
К великому изумлению Лорны, величественная фигура Лавинии как-то поникла, еще секунду назад крепко сжатые губы задрожали, глаза наполнились слезами.
— Боже мой, Лорна, — прошептала она, — ты думаешь, мы с твоим отцом не переживаем? Мы стараемся защитить тебя, неужели ты не понимаешь? Ты же наша дочь… Мы хотим тебе только добра, но это пятно может остаться на тебе всю жизнь. Ты даже не представляешь себе, какими жестокими могут быть люди. Вот ты обвиняешь нас и называешь бессердечными, но задумайся хоть на минуту, что ты носишь под сердцем нашего внука, и нам самим было очень больно принимать такое решение!
Эта вспышка откровения продемонстрировала слабость Лавинии, которую Лорна раньше никогда за ней не замечала. Она даже не подозревала, что мать может переживать случившееся. До этого момента Лорна считала Лавинию просто деспотичной и злой женщиной, разлучившей ее с Йенсом в силу каких-то глупых предрассудков. И вот только теперь, когда в глазах Лавинии появились слезы, она поняла, что и у матери есть чувства, которые она тщательно скрывала до этого момента.
— Мама… я… прости меня.
Лавиния прижала дочь к груди, стараясь говорить спокойным голосом:
— Мать всегда мечтает о самом лучшем будущем для своего ребенка. Никогда не предполагает таких ужасных неприятностей. Поэтому, когда они случаются, мы просто… просто… боремся против них во имя самого лучшего известными нам способами и говорим себе, что в один прекрасный день наш ребенок поймет, что мы принимали решения, которые, по нашему мнению, пошли бы всем только во благо. — Она похлопала Лорну по лопатке. — А теперь береги себя и сообщи сестрам, когда подойдут роды. Они отправят телеграмму твоему отцу, и я сразу приеду.
Лавиния крепко поцеловала Лорну в щеку и поспешила уйти, чтобы окончательно не разрыдаться.
Дверь за ней закрылась, а Лорна так и стояла, удивленная выплеснувшимися наружу чувствами матери. Это откровение было не только неожиданным, оно буквально открыло глаза Лорне на то, что некоторым людям очень трудно дать волю своим чувствам и выразить любовь, которую они скрывают.
Появилась сестра Деполь и взяла со стола подсвечник.
— Я отведу тебя в твою комнату. — Она взялась за одну ручку сундука, Лорна за другую. — О-ох! Какой тяжелый. Ты увидишь, что тебе здесь не понадобится так много одежды. Мы здесь живем просто и тихо, проводим время в молитвах и размышлениях.
— Но я — не католичка, сестра. Вам говорили об этом?
— Необязательно быть католичкой, чтобы молиться и размышлять.
По обе стороны коридора в верхнем этаже, уходившего в темноту, располагались двери. Пройдя половину коридора, сестра Деполь открыла одну из дверей по правой стороне.
— Вот твоя комната.
Лорна вошла и огляделась. Кровать, стол, стул, окно, распятие, аналой. Монашеская келья для молитв и размышлений.
Они присели на сундук. Монахиня зажгла свечу, стоявшую на столе, и повернулась к Лорне.
