Опал императрицы (Опал Сисси) - Бенцони Жюльетта (список книг .txt) 📗
Послышался сухой смешок Солманского.
– Почему? Потому что он сказал, что любит тебя, а ты имела глупость ему поверить?
– А почему бы мне ему не верить? – возмутилась Адриана. – Он так хорошо мне это доказывал!
– В постели – не сомневаюсь! А... где он сейчас?
– Не знаю... Он... бросил меня в Брюсселе, и мне пришлось продать там мой жемчуг, чтобы заплатить за гостиницу и добраться домой. Помоги мне, Роман, прошу тебя! Ты должен это сделать!
– За то, что ты помогла нам здесь? По-моему, тебе за это уже заплатили? И неплохо заплатили...
Диалог продолжался, одна умоляла, другой отвечал все более и более резко, но Морозини пришлось опереться на столик – таким внезапным и жестоким оказался удар. Значит, это был Солманский – тот самый инициал Р. из письма, найденного у Адрианы, которое Альдо так и не смог заставить себя вернуть на место. Все сходилось: место встречи; любовная связь, превратившая благоразумную графиню Орсеоло в послушное орудие, готовое на все ради утоления страсти, которую внушил ей этот человек; ее постоянная нужда в деньгах. И слишком легко было теперь угадать, что скрывалось за этим «что угодно»: для того, чтобы ее любовник получил сапфир Морозини, Адриана не остановилась перед убийством княгини Изабеллы, любившей ее, словно младшую сестру!
То, что испытывал сейчас Альдо, нельзя было назвать потрясением. Читая и перечитывая таинственную записку, которую он знал наизусть от первого до последнего слова – «Ты должна сделать то, что требует от тебя дело, еще настоятельнее, чем ждет тот, для кого ты – вся его жизнь. Спиридион поможет тебе...» – он каждый раз боялся, что слишком ясно все понимает. Чудовищно было верить в это! Но теперь, когда последние сомнения развеялись, Альдо захлестнула волна жгучего отвращения и ожившего вновь горя. Сына Изабеллы раздирали два противоположных желания – броситься прочь или, ворвавшись в библиотеку, своими руками задушить убийцу. Разве не поклялся он тогда, отказавшись сообщить в полицию, сам свершить правосудие, как поступил бы любой из его предков?
Князь словно прирос к месту, слушая, как тяжело колотится сердце в его груди, ловя ртом ускользающий от него воздух, и услышал, как Солманский бросил еще более презрительно, чем раньше:
– Ну хватит! Я ничего для тебя делать не стану, и впредь советую тебе не попадаться мне на глаза, потому что ты можешь нарушить мои планы. Если тебе нужна помощь, обращайся за ней к своему прекрасному кузену: он достаточно богат для этого!
Адриана не успела ответить: на пороге появился Морозини. В его облике, видимо, было нечто ужасное, потому что гостья вскрикнула и подбежала к сообщнику с наивным намерением искать у него защиты.
Однако Альдо не стал приближаться к ней. Он так и застыл в позолоченной раме двери, засунув руки в карманы пальто и подняв воротник, такой же высокомерный и равнодушный, как портреты его предков в галерее. Все переживания сосредоточились в сверкающем взгляде его опасно позеленевших глаз. Он смотрел на тех двоих, и вид Солманского, несмотря ни на что, доставлял ему наслаждение – мерзавец, казалось, внезапно почувствовал себя очень неважно. Он решил до времени оставить его в покое, пронзив беспощадным взглядом перепуганную, дрожавшую перед ним женщину.
– Убирайся! – только и сказал он, но эти слова упали, словно топор палача.
Глаза Адрианы расширились. Она молитвенным жестом сложила руки, но князь не дал ей вымолвить ни слова.
– Убирайся! – повторил он. – Больше никогда не приходи сюда и радуйся тому, что я сохранил тебе жизнь!
Она поняла, что он слышал все, а еще больше – угадал. И все-таки что-то мешало ей сдаться без боя.
– Альдо! Ты меня гонишь?
– Лучше бы моя мать в свое время выгнала тебя. Выйди из ее дома и не вынуждай меня применить силу!
Он посторонился, чтобы дать ей пройти, и повернулся к ней спиной. Тогда, сгорбившись под тяжестью обвинения, которое, она чувствовала, с нее не снимут, графиня Орсеоло покинула старинный дом, где когда-то ее так радостно встречали, покинула, не надеясь когда-нибудь в него вернуться...
Когда затихло эхо ее шагов, Морозини яростно захлопнул тяжелую дубовую дверь с позолоченными бронзовыми украшениями и подошел к поляку.
– Можете последовать за ней, – произнес он. – Я даже настоятельно советую вам это сделать! Вы сделали ее преступницей, потому что она любила вас. Вы должны расплатиться с ней!
– Ничего я ей не должен. Что касается вас, конечно, вы покарали ее с некоторым даже величием, но уверены ли вы, что поступили вполне благоразумно? Наша милая графиня, возможно, проигралась, но она оказала кое-какие услуги организации и могла бы найти поддержку в Риме.
– Особенно с вашей помощью, ведь вы сейчас в такой милости! Я требую, чтобы вы отсюда ушли. Я выгнал ее, но организатором преступления были вы. Так что убирайтесь! Вместе с вашей дочерью!
– Честное слово, вы спятили! Или вас больше не трогает судьба ваших старых слуг? От вашей несговорчивости им придется немало пострадать.
Морозини вытащил из кармана руку с зажатым в ней револьвером и направил его на Солманского:
– Если бы я о них забыл, вы были бы уже мертвы! А сейчас я хочу, чтобы все между нами было ясно. Через пять дней я женюсь на леди Фэррэлс, но на определенных условиях.
– Вы не в том положении, чтобы ставить условия.
– А я считаю, что в том! И вот мой аргумент, – ответил Альдо, легонько пошевелив оружием. – Или вы соглашаетесь, или я всажу вам пулю в голову!
– Тем самым вы подпишете себе смертный приговор, равно как и вашим слугам.
– Не уверен! После вашей смерти я, возможно, сумел бы договориться с вашими покровителями. Если как следует заплатить...
– Назовите свои условия!
– Их три. Первое: Чечина и Заккария Пьерлунги будут присутствовать на свадьбе как свободные люди. Второе: свадьба состоится здесь. Третье: сегодня же вечером вы переедете в другое место и вернетесь в этот дворец только один раз: в день свадьбы. Убийца не должен пачкать своим присутствием дом жертвы. Ваша дочь до назначенного времени останется с вами. Не принято, чтобы будущие супруги жили под одной крышей.
Услышав это последнее требование, Солманский нахмурил брови и выронил монокль, но за то время, пока он вставлял его на место, его лицо снова стало невозмутимым.
– Я не желаю жить в гостинице. Там могут произойти нежелательные встречи...
– Ну да, ведь вас разыскивает полиция, по крайней мере, двух стран! Вы можете остановиться у синьоры Моретти, где прежде жила ваша дочь.
Она – сама скромность, и мне достаточно ей позвонить... Вы согласны?
– А если я не соглашусь?
– Я вас убью на месте! И не вздумайте угрожать мне тем, что позовете на помощь! С вашим стражником легко управится Дзиан, мой гондольер, он ждет еще внизу.
– Вы блефуете! – бросил Солманский, пожав плечами.
– Попробуйте – сами увидите! И запомните хорошенько: мы, венецианцы, плохо переносим порабощение. Случается, мы предпочитаем с этим покончить. Так что поверьте, лучше вам удовольствоваться тем, что ваш шантаж удался, и принять мои условия!
Видимо, граф понял, что спорить бесполезно, потому что даже не стал тратить времени на размышления.
– Через пять дней моя дочь станет княгиней Морозини?
– Даю вам слово...
– Звоните вашей приятельнице и велите отвезти нас к ней. Мы пойдем собираться!
Стоя у окна библиотеки, Альдо смотрел, как отец и дочь с помощью Дзиана усаживаются в лодку. Перед тем как лодка отчалила, молодая женщина подняла взгляд к окнам, словно чувствовала, что он там. Недовольно передернув плечами, князь отвернулся и спустился в кухню, где Бюто, завернувшись в один из обширных передников Чечины, рубил зелень, а Фульвия ставила на огонь воду для макарон.
– Бросьте это все! – сказал он Бюто. – На пять дней мы от них избавились, а вы уже достаточно потрудились. Я повезу вас в Сан-Тровазо, закажем у Монтена овощной суп и скампи. Мы будем обедать в ресторане до субботы. А тогда, я надеюсь, нам вернут Чечину...
