Генерал Его Величества - дю Морье Дафна (читать книги бесплатно txt) 📗

– Неужели это так гнусно – любить человека и поехать к нему, когда он лежит раненый?

– Почему ты замуж за него не выходишь? Ты бы могла теперь, с Божьего благословения, разделить с ним его судьбу. Но вот так ездить за ним из лагеря в лагерь, как какая-нибудь распутница… Да ты знаешь ли, Онор, что говорят в Девоншире? Толкуют, что правильно ему дали имя Шельма, потому что только негодяй может играть добрым именем женщины, да еще и калеки.

Да, подумалось мне, так только и могли говорить в Девоншире…

– Если я до сих пор и не стала леди Гренвиль, то только потому, что не захотела.

– Неужели у тебя совсем нет гордости и уважения к собственному имени?

– Меня зовут Онор [1] , и я свое имя не запятнала!

– Надеяться больше не на что, ты это понимаешь? – спросил Робин после короткой паузы. – Мы направили петицию с просьбой об освобождении, и все ее подписали, но несмотря на нее, я думаю, совет на это не пойдет. Если только Его Величество не распорядится иначе…

– А у Его Величества сейчас на уме совсем другое… Да, Робин, я все поняла. Что же ждет его теперь?

– Тюремное заключение по воле Его Величества, а потом, в конце войны, милостивое прощение.

– А если конец войны будет совсем не таким, как нам хочется, и мятежники захватят Корнуолл?

Робин заколебался, и я ответила за него.

– Сэр Ричард Гренвиль, в качестве заключенного, попадет в руки генерала Фэрфакса и будет приговорен к смертной казни как военный преступник.

После этого, сославшись на усталость, я отправилась в свою комнату и впервые за много ночей легко заснула, потому что скоро должна была ехать в Труро, а это всего в тридцати милях от Сент-Майкл Маунт.

Снег, шедший все предыдущие дни, сделал дороги непроезжими, и пришлось ехать кружным путем, вдоль побережья, минуя пустоши. В результате множества задержек и остановок мы больше недели добирались до Труро и обнаружили, что совет принца переехал в замок Пенденнис, расположенный в устье реки Фал, а сэр Джон Дигби и его отряд соединились с гарнизоном этой крепости.

Робин нашел для нас с Матти квартиру в Пенрине и тотчас отправился к своему командиру, захватив мое письмо Джеку Гренвилю, который, как я надеялась, находился теперь при особе принца.

На следующий день он сам приехал ко мне. Мне показалось, я уже целую вечность не видела никого из Гренвилей, хотя прошло всего три недели с тех пор, как он, Ричард и юный Банни прискакали в Менабилли. Я едва не расплакалась, когда вошел Джек.

– Не бойтесь, – тотчас стал он меня успокаивать, – дядя в добром здравии и хорошем расположении духа. Я получил от него из тюрьмы несколько записок, в которых он просил передать вам, чтобы вы не беспокоились. Скорее ему следует о вас волноваться, он ведь думает, что вы теперь у сестры, миссис Рэшли.

Я полностью доверяла Джеку и поэтому спросила:

– Прежде всего, скажи мне, что ты думаешь о ходе войны?

Он скривился и пожал плечами.

– Вы же видите, мы в Пенденнисе, а это само по себе дурной знак. На рейде стоит фрегат, полностью снаряженный, готовый в любую минуту поднять паруса и отплыть к островам Силли, как только будет получен приказ. Принц никогда не отдаст такого приказа, он хочет драться до конца, но у совета нет его мужества. Последнее, решающее слово будет за сэром Эдвардом Гайдом, а не за принцем Уэльским.

– Сколько времени у нас есть в запасе?

– Хоптон во главе армии идет на Торрингтон, и есть еще надежда, но очень слабая, что, ударив первым, Хоптон перехватит инициативу и сумеет переломить ход сражения. Он храбрый воин, но у него нет воли моего дяди и авторитета в армии. Если он потерпит поражение под Торрингтоном и победа будет за Фэрфаксом, то фрегат поднимет паруса и отплывет.

– А дядя?

– Боюсь, его оставят в тюрьме. Сам он ничего сделать не сможет. Но Фэрфакс настоящий солдат и джентльмен. Я думаю, с дядей поступят справедливо.

Это меня не успокоило. Каким бы солдатом и джентльменом ни был Фэрфакс, он подчинялся парламенту, а парламент еще в сорок третьем году объявил Ричарда Гренвиля предателем.

– Джек, помоги мне сделать для твоего дяди одну вещь.

– Для вас двоих я готов совершить все, что в моих силах. Благослови тебя Бог, подумала я, ты истинный сын Бевила.

– Устрой мне аудиенцию у принца Уэльского.

Он только присвистнул и поскреб щеку жестом, характерным для Гренвилей.

– Клянусь, я постараюсь сделать все, что возможно. Но это потребует терпения и времени, и обещать вам, что мне удастся все устроить, я не могу. Члены совета совсем заклевали принца, он осмеливается делать только то, что ему велит сэр Эдвард Гайд. Скажу вам прямо, Онор, до сего дня жизнь он вел собачью. Сначала его держала в руках мать, теперь лорд-казначей. Но когда он достигнет совершеннолетия и начнет действовать самостоятельно, вот тогда он покажет, на что способен.

– Придумай какую-нибудь историю. Ты с ним одних лет, близко его знаешь, ты сообразишь, что его может тронуть. Тут я даю тебе полную волю.

Он улыбнулся, и эта улыбка живо напомнила мне его отца.

– Что касается историй, то стоит принцу услышать вашу, особенно как вы поехали вслед за дядей в Эксетер, он сразу загорится вас увидеть. Принц большой охотник до любовных историй. Сэр Эдвард Гайд, вот кто по-настоящему опасен.

Он ушел, пообещав сделать все возможное, и этим мне пришлось довольствоваться. Затем был период ожидания, который длился, казалось, несколько столетий, однако в действительности продолжался немногим долее двух недель. За это время несколько раз приезжал Робин, умоляя меня уехать в Менабилли. Он обещал, что Джонатан Рэшли сам приедет и заберет меня, стоит мне только дать ему знать.

– Скажу тебе по секрету, – говорил мне Робин, – совет не надеется на то, что Хоптон одолеет Фэрфакса. Принц с ближайшим окружением отплывет на острова Силли, а остальные будут оборонять Пснденнис до тех пор, пока нас не выжгут отсюда огнем. Пусть хоть вся армия мятежников пожалует, мы не сдадимся.

Дорогой мой Робин, твои голубые глаза сверкали, подбородок выпятился, и я простила твое отношение к Ричарду и глупую бесполезную выходку с неподчинением приказу.

Слава и смерть. Ричард наверняка избрал бы для себя тот же путь. Я же вместо этого изобретаю для него способ бежать, как разбойнику, под покровом ночи.

– Я вернусь в Менабилли только тогда, когда принц отправится на острова Силли.

– Но тогда я не смогу ничем тебе помочь. Я буду внутри крепости Пенденнис, а наши пушки будут нацелены как раз на восток, в сторону Пенрина.

– Я боюсь ваших пушек не больше, чем кавалерии Фэрфакса, пересекающей пустоши со стороны Теймар. Через много лет, заглянув в анналы семьи Гаррис, можно будет узнать, что Онор погибла в сорок шестом году на последних бастионах, и это будет славно.

Смелые слова, сказанные в порыве, но в них не оказалось ни на грош правды…

Четырнадцатого февраля, в день святого Валентина, покровителя всех влюбленных, я получила весточку от Джека Гренвиля. В записке ничего не было сказано прямо и не упоминалось ни одного имени:

«Змея уползла в Труро, мой друг и я готовы встретиться с вами ненадолго, во второй половине дня. Я пришлю за вами людей. Не говорите ничего вашему брату».

Я отправилась одна, не прихватив на этот раз Матти, полагая, что в деле столь деликатном у меня нет необходимости в доверенном лице. Все было так, как обещал Джек: за мной пришли, а у входа в замок он сам встретил меня. Никаких переговоров с капитаном караульной службы на этот раз не случилось. Торопливое слово, брошенное страже, и мы уже за воротами, на территории замка, и ни одна живая душа, кроме, разумеется, охраны, об этом не пронюхала.

Мне показалось, что я была уже не первой женщиной, которую Джек Гренвиль таким образом провел в крепость. Такие быстрые и результативные действия обычно являются следствием длительного опыта. Двое слуг в дворцовых ливреях подошли и понесли меня по каким-то лестницам, которые показались мне совсем не парадными, и я решила, что они мне подходят вполне. Затем я очутилась в маленькой комнате, расположенной в башне, где меня спустили на кушетку. Я бы безусловно насладилась этим приключением, если бы не трагическая серьезность того, что меня привело сюда. Передо мной на столике было вино, фрукты и букет свежих цветов, и мне подумалось, что Его Величество, несмотря на недостатки своей матушки, унаследовал кое-что положительное от своей французской родни.