Роза Йорков - Бенцони Жюльетта (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗
Не сомневаясь, что после тягостных впечатлений дня мирный покой их дома будет для Альдо всего полезнее, Адальбер хотел увести его, но Морозини воспротивился.
– Минуточку! Мне хотелось бы перемолвиться несколькими словами с Бертрамом.
– Что ты от него хочешь?
– Хочу, чтобы он мне немного рассказал о своей приятельнице Салли. Она в самом деле его подруга детства?
– Да. Но что ты хочешь еще из него вытянуть?
– Посмотрим!
Друзья настигли Кутса уже у самых дверей, и Морозини крепко схватил его за руку, однако удержать репортера, который мчался из зала суда на всех парусах, оказалось не так-то легко, и пришлось пустить в ход более веские аргументы.
– Пойдемте пообедаем с нами, дорогой друг, – предложил князь, не выпуская руки Кутса, в которую вцепился мертвой хваткой. – И если я буду доволен вами, то и вам не придется жаловаться на меня. Полагаю, вы не останетесь равнодушны к перспективе появления в вашем кармане лишних двадцати фунтов?
– Я с превеликим удовольствием... но мне непременно нужно передать по телефону заметку в редакцию... Понимаете, Питер Ларк болен, и я его замещаю. Представляете, какая удача!
– У нас имеется телефон... и есть чем писать... А вдобавок великолепное виски...
– Благодарю и немедленно следую за вами! «Предвкушение радости едва ли не сладостнее самой этой радости...» «Ричард II», акт... Впрочем, если по вашей вине я не напишу заметки, вы должны будете заплатить мне больше!
– Если вы будете вести себя разумно, заметка выйдет превосходная.
Пока они ехали в автомобиле, Альдо не открывал рта, но, как только все трое уселись в гостиной и Адальбер наполнил стаканы, он тут же взялся за Кутса:
– А что, эта Салли Пенковская в самом деле ваша приятельница?
– Мы знаем друг друга с детства, но...
– Она любит деньги?
– Думаю, неравнодушна к ним, как и все мы, грешные, но знаете: «золото для души человеческой...»
– Оставьте в покое Шекспира, иначе не получите ни пенни. По вашему мнению, сколько ей нужно предложить, чтобы она переменила свои показания?
– Переменила показания?! – воскликнул Адальбер. – Но послушай, это же невозможно! Ты просто сошел с ума!
– Почему же невозможно? Возможно! Я не знаю, какую цель она преследовала, но убежден, что эта девушка лжет, а леди Фэррэлс говорит правду. А что касается того, чтобы отказаться от своих слов, так это любой женщине проще простого! Приступ раскаяния, искренние сожаления и потом естественное объяснение: ей так хотелось отвести малейшее подозрение от того, кого она любит. Потому что ее любовь к Ладиславу очевидна. И я склонен думать, что истинная причина ее несуразных показаний именно в этом...
– Может, ты и прав, – вздохнул Видаль-Пеликорн. – Но если она всерьез влюблена, ты не купишь ее ни за какие деньги.
– Даже за тысячу фунтов?
Значительность суммы заставила его собеседников едва ли не подпрыгнуть от удивления. Адальбер протестующе взмахнул рукой и воскликнул:
– Я же говорил, что ты просто сошел с ума!
– Вполне возможно, но ты должен понять, что я хочу ее спасти. Спасти любой ценой! Так что, дорогой друг Бертрам, отправляйтесь к своей приятельнице. Вот вам ваши деньги. Если вы сумеете ее убедить, вы получите еще...
Журналист вернулся спустя час, вид у него был сконфуженный.
– Все безрезультатно! – сказал он мрачно. – Салли ненавидит леди Фэррэлс, считает ее своей соперницей. Она будет счастлива, если той вынесут смертный приговор.
– А ты, – Адальбер жестом обвинителя указал пальцем на Морозини, – рискуешь оказаться на соломенной подстилке в одиночной камере за попытку подкупить свидетеля!
– Ни в коем случае, – отрезал Бертрам, – и на это есть две причины: Салли не знает, что я выполнял чье-то поручение, и... я подарил ей двадцать фунтов.
– И правильно сделали. Я сейчас же их вам верну.
– Благодарю вас и бегу строчить свой репортаж! До завтра!
В эту ночь Альдо не уснул. Терзаемый страхом, который в ночной тишине становился все мучительней, он сидел в большом кресле в гостиной и курил сигарету за сигаретой, потом вскакивал и долго ходил из угла в угол. Биг-Бен давным-давно прозвонил два часа ночи, когда наконец князь все-таки лег в постель...
В отличие от друга Адальбер проспал эту ночь спокойно и мирно. Поутру он заставил Альдо выпить чашку кофе, и они отправились во дворец правосудия: Альдо – поистине в висельном настроении, а Адальбер – храня осторожное и благоразумное молчание. Но в какой-то момент он не выдержал и заговорил:
– Ты не заметил вчера кое-что очень странное?
– Где? В Олд-Бэйли?
– Да. Я не видел там вчера графа Солманского. Может ли такое быть, чтобы отец не присутствовал на суде, где на скамье подсудимых находится его дочь?
– Должно быть, это слишком тяжкое испытание для столь чувствительного человека, – насмешливо сказал Морозини. – Он, вероятно, ставит свечи и молится... Если только не махнул рукой на свою преступную дочь и не отбыл в одиночестве, не дожидаясь приговора.
– Может быть, и так. Посмотрим, придет ли он сегодня.
Но напрасно друзья пристально оглядывали зал, они так и не увидели сурового бледного лица с моноклем – лица, которое так искали.
Похоже, что и Анельке не удалось поспать в эту ночь. Лицо ее стало еще бледнее, под глазами появились темные круги. Она выглядела еще трогательнее, еще беззащитнее, и от одного взгляда на нее у Альдо защемило сердце.
Первой вызвали Ванду, и вид этой свидетельницы не обещал ничего утешительного. Вся в черном, с огромным белым платком, похожим на знамя парламентеров во время военных действий, горничная была сама скорбь и отчаяние. Вся ее речь состояла из страстного восхваления ее «голубки» и столь же страстного очернения покойного сэра Эрика. При данных обстоятельствах ничего хуже просто нельзя было придумать.
– Господи! – проскрежетал Альдо. – Избавь меня от друзей, а от врагов я сам избавлюсь!
– Хорошо тебе говорить, а ты посмотри на сэра Десмонда, – шепнул ему Адальбер. – Я в жизни не видел, чтобы человек так катастрофически потел!
Однако ситуация еще ухудшилась после того, как обвинитель затронул вопрос о Ладиславе. Ванда преисполнилась лирики: она воспевала трогательную и невинную любовь своей хозяйки к герою борьбы за свободу ее родины, целиком и полностью созданному ее воображением. Она описывала гнев молодого человека и его отчаяние, когда он узнал, что его возлюбленная сочеталась браком с человеком, который нажил свое благополучие на смерти других. Она описывала его желание помочь Анельке и ее защитить...
– Мне очень хочется вам верить, – прервал ее сэр Джон, – но сейчас меня интересует вопрос, был ли он любовником вашей хозяйки?
– Разумеется, нет, – решительно отмела вопрос Ванда. – Такого и случиться не могло, ведь я целые дни проводила с моей голубкой.
– А ночи? Ночью вы спите хорошо?
Блаженная улыбка растеклась по широкому лицу служанки.
– Да, ваша честь, сплю я очень хорошо! Сплю как младенец, с вашего позволения.
Зал разразился смехом, и даже судья позволил себе что-то вроде улыбки. Сэр Джон ограничился тем, что пожал плечами.
– Очень рад. Но продолжим наш разговор. Если я вас правильно понял, то вышеназванный Владислав мог только ненавидеть сэра Эрика, поскольку, судя по вашим словам, сэр Эрик сделал свою жену несчастной. А вы знаете, каким образом он собирался защитить леди Фэррэлс?
– Я думаю, он собирался ее похитить и увезти в Польшу. Но дела пошли настолько скверно, что он был вынужден убить мужа-злодея.
– И, совершив это, исчез в неизвестном направлении, оставив ту, которую любил, в руках правосудия? Вам не кажется это несколько неестественным?
– Кажется, и я не устаю молить Господа нашего Иисуса Христа и Ченстоховскую Божью Матерь, чтобы он появился, все объяснил и освободил ту, которую так любит. Но может быть, он заболел? Или с ним что-то случилось?
– А может быть, он уехал в Польшу?
