Дом там, где сердце - Фаррел Шеннон (книга регистрации TXT) 📗

– Хорошо, Локлейн, – решился наконец священник. – Если вы ручаетесь, что это был несчастный случай и что вы не де­лаете это в корыстных целях, я соглашусь.

Локлейн поднялся со стула.

– Спасибо, Деклан. Не могу вам передать, какой камень сва­лился у меня с плеч.

– И еще кое-что, пока вы не ушли, Локлейн. Как там Тара? У него перехватило дыхание, и возникло такое ощущение, будто его ударили кулаком в живот. Но ему удалось ответить удивительно ровно:

– Она ушла от меня, Деклан. Сбежала на континент с Кри­стофером Колдвеллом через год после вашего отъезда.

– Простите, – извинился священник. – Не удивительно, что у вас такой вид, будто вы немало пережили.

– Австралия – довольно жесткая страна, знаете ли. – Он сдержанно улыбнулся и поспешил перевести разговор на дру­гую тему, пока отец Бреннан не успел задать другие неудобные вопросы. – Но теперь ближе к делу, отец. Доктор уже передал нам тело, люди из похоронного бюро занимаются им. Я уже договорился о катафалке и цветах, вам осталось лишь назначить время. Как скоро могут состояться похороны?

– Учитывая ситуацию и погоду, чем скорее, тем лучше. Если не поторопиться, земля совсем замерзнет, и вам придется ждать несколько дней. – Мы не можем позволить себе ждать, – заявил Локлейн. – Я даже не уверен, что мы в состоянии оплатить счет за отель.

Отец Бреннан покачал головой.

– Не думал, что дело зашло так далеко. Хорошо, я вызову гробовщика с сыном прямо сейчас. Вы будете готовы к по­лудню?

– Да, я смогу. Надеюсь, что и Мюйрин успеет.

– Сходите, отдайте указания гробовщику, а я буду ждать вас здесь.

– Тогда до встречи. Спасибо вам, Деклан, – сказал Локлейн, пожимая священнику руку.

Глава 4

Посетив церковь Святого Франциска, чтобы договориться с от­цом Бреннаном о похоронах Августина, Локлейн вернулся к гробовщику так быстро, как только смог, а потом отправился в отель, чтобы рассказать Мюйрин о приготовлениях и забрать личные вещи Августина у управляющего, мистера Бернса.

– Видите ли, она бы не вынесла никаких напоминаний о нем, – соврал Локлейн, забирая чемоданы. – Так что, думаю, я пожертвую его вещи на благотворительность.

Сдав вещи и драгоценности в ломбард, он выручил кое-какие деньги и смог заплатить гробовщику, а также оплатить счет за отель и погасить долги, которые они успели наделать в Дубли­не за последние два дня. У него осталось еще на одну ночь в го­стинице и на обратную дорогу в Эннискиллен, а также на про­живание и питание там.

Еще раз все пересчитав, он снова усомнился в том, как смо­жет всем этим управлять. Но с этим уже ничего не поделаешь. Скоро он все равно должен будет что-то сказать Мюйрин. Но не сейчас. Не до похорон.

Локлейн вернулся в «Гресхем» и оплатил счет. Он спросил управляющего, не будет ли тот любезен придержать за ним комнату до вечера, чтобы Мюйрин могла отдохнуть после служ­бы перед отъездом.

Мистер Берне оказался еще предупредительнее.

– Можете пробыть здесь до шести. Мне очень жаль, что так получилось. Был рад оказать вам услугу.

Локлейн дружески пожал старику руку.

– И гораздо большую, сэр, чем вы думаете.

– Если вы настаиваете на том, чтобы пойти со мной, дорогая, наденьте на себя все, что можете унести, – сказал Локлейн. – Ну, давайте же, доставайте самые теплые платья, и шали, и са­мую теплую муфту.

Мюйрин открыла один из чемоданов и, достав со дна платье, даже не глядя сложила остальную одежду аккуратной стопкой.

– Это мое самое теплое платье. Коричневое подойдет? Бо­юсь, у меня нет ничего черного.

– Под плащом будет вполне нормально, – заверил ее он. – Он-то черный.

Он проследил за ней, пока она скрылась за ширмой, чтобы переодеться.

Вернулась она всего через пару минут. На ней было дорогое вельветовое траурное платье, отделанное небольшими черны­ми ленточками у горловины и на запястьях, а спереди украшен­ное кружевным жабо.

– У меня еще есть черная шляпка, вон в той шляпнице, – сказала она, обходя груду чемоданов.

– Хорошо, – ответил он и нагнулся, чтобы проверить ее сапожки. – Эти тонковаты. У вас есть что-нибудь поплотнее?

– Мои старые, в которых я ходила в дальние прогулки в Финтри. Они немного износились, но я совсем недавно поставила новые подметки.

– Давайте посмотрим.

Она порылась в одном из чемоданов, где были сложены самые ценные вещи из ее прежнего дома, и протянула ему сапожки.

– Немного начистить их и будут в самый раз, – сказал он и выглянул в коридор позвать чистильщика обуви.

Конечно, ему не хотелось, чтобы на похоронах Мюйрин по­ходила на бедную вдову, но в то же время он не хотел, чтобы она замерзла.

Сапоги развеяли его сомнения относительно напыщенности Мюйрин. Его первое впечатление о ней как о высокомерной особе и второе – когда она спустилась поужинать в вечер сво­его приезда в вызывающе коротком платье как о разодетой кукле – оказались ошибочными. У нее твердый характер, и он должен использовать его в своих целях.

Он чувствовал свою вину за то, что заманивал ее в ловушку, но, как он сказал отцу Бреннану, не ради себя одного он хотел поправить дела в поместье Колдвеллов. В Барнакилле было более ста жителей. Он знал, что все они задолжали, ведь последние годы были нелегкими для всех. Он просто обязан был для все­общей пользы свести концы с концами.

– Я готова, – объявила она спустя какое-то время, выпрям­ляясь и проверяя, хорошо ли затянула шнурки и завязала лен­точки шляпки на подбородке.

И снова Локлейн очень удивился, что она так быстро собра­лась, и сделал вид, что ему нет никакого дела до ее прически и одежды. На ней практически не было никаких украшений, кроме обручального кольца.

– Идем.

Он надел шляпу и взял ее за руку. Они быстро спустились по ступенькам, надеясь миновать вестибюль, избежав любо­пытных взглядов посторонних глаз. Он рассчитывал, что ко­ляска уже ждет их снаружи, как он и приказал.

На улице теплее не стало, и земля под ногами угрожающе покрылась льдом. Локлейн почувствовал, что Мюйрин поскольз­нулась, и быстро подхватил ее.

– Спасибо, – запыхавшись поблагодарила она, уже после того как с трудом вскарабкалась на место, к которому он акку­ратно ее подсадил. Она протянула ему руку, когда он поскользнулся на покрытой льдом металлической ступеньке. У нее креп­кая хватка, отметил он, поднимаясь и садясь рядом с ней.

Он знал, что должен был сесть наверху, рядом с извозчиком, поскольку на самом деле был лишь немногим больше, чем при­слуга. Но, протянув руку, Мюйрин дала ему понять, что он дол­жен сидеть внутри, рядом с ней.

Во всяком случае, снаружи было ужасно холодно. В том, что он получит воспаление легких, хорошего мало. Очевидно, ей нуж­но было его тепло. Она крепко прижалась к нему и заметила:

– Как же холодно.

– Да, потому-то отец Бреннан и решил не откладывать все на потом, – ответил он, подвигая ее в угол коляски. Он рас­правил складки своего плаща и набросил свою накидку, которая укутала их обоих.

Он показал ей несколько впечатляющих зданий, таких как Тринити-колледж и кафедральный собор Христа, пока они ехали по заснеженным улицам, и Мюйрин невольно призналась себе, что, несмотря на все трудности, ей нравилась эта импровизирован­ная экскурсия по городу. Она с интересом разглядывала все, на что указывал ей Локлейн, и явно наслаждалась этим.

Над Ирландией часто посмеиваются как над неспокойной и отсталой, однако Дублин оказался вполне современным ев­ропейским городом.

– А Австралия, какая она из себя? – начала она. Коляску все бросало из стороны в сторону по ледяной до­роге, и они случайно оказались в объятиях друг друга.

– Иногда там очень жарко, а порой везде очень холодно, а в Мельбурне в это время идет дождь. Я работал по всей стра­не, в основном с домашним скотом, но иногда занимался и плотницким делом, и кузнечным, – я этому научился за годы, проведенные в Барнакилле. Часть страны похожа на пустыню, на несколько миль ни одного зеленого куста. После Ирландии я никак не мог свыкнуться с отсутствием растительности. Поэтому мне пришлось вернуться. Когда сестра на­писала мне, что Августин просит меня вернуться обратно и за­ниматься тем, что я делал, еще когда был жив его отец, я решил не упускать этот шанс, – сказал он. – Я заработал достаточ­но денег, чтобы мы с сестрой могли спокойно существовать, но все же слишком мало, чтобы завести собственное имение, как когда-то мечтал.