Тайна древлянской княгини - Дворецкая Елизавета Алексеевна (читать бесплатно полные книги txt) 📗
– Ты сам сказал – Хельги больше не сын мне. Он отказался от меня, и мне ничего не остается, кроме как отказаться от него.
– А Хакон? От него ты тоже отказался, старый ты… – Велем с усилием стиснул зубы, чтобы не выругаться.
– Я отдал бы жизнь, если бы мог этим воскресить его. Но Хакона мне не вернет ничто, никакая месть, ни… сами боги. я могу мечтать лишь о том, чтобы произвести на свет нового сына и дать ему имя Хакон.
– О новом сыне он мечтает, старый пень! – рявкнул Велем и вскочил. – На ноги встань да меч возьми, вот тогда будешь мужик! А у него, гляди, ноги не стоят, а хрен уже в кровлю упирается!
– Я только хотел…
– Плевать мне, что ты хотел, навья кость! Твой он сын или не твой – за тобой он пришел! За твоей головой! А ты в кусты! Устоять против него не смог – обделался и бежать! Ну и валяйся теперь в дерьме, как корова дохлая! Пес ты смердящий, а не князь! Тьфу!
Плюнув, Велем схватил шапку и стремительно вышел, еще прежде, чем возмущенные Гудрёд и Твердята вскочили с мест. Воята кинулся за ним, даже не смея напоследок взглянуть на Рерика: и в страшном сне бы не привиделось, чтобы воевода сказал ему такое. Такие речи сами по себе могут служить основанием для кровной мести. Велем легко загорался, но был человеком умным и научился с возрастом сдерживаться, однако сейчас и его душевные силы были подорваны гибелью Гостяты и опасностью для Ладоги, его родины, его дома, где осталось все, что было ему дорого. И тот, кому надлежало стать в этой беде первым союзником, его предал! Дело было не в ранах – от ран оправляются. Дело было в том, что Рерик утратил волю к борьбе. Он, в котором Ладога пятнадцать лет видела свою защиту и опору! И правда, несчастливый человек – от чужих сколько лет отбивался, а от родного сына копьем мало что не в сердце получил…
Но у Рерика в лице ничего не дрогнуло. После удара, который нанесла ему сама судьба, все остальное казалось не страшнее щекотки.
А Велем, выйдя на воздух, уткнулся лбом в бревенчатую стену и несколько раз со всей силы ударил по ней кулаком: а сил в сорокалетнем воеводе было еще столько, что старая изба, казалось, содрогнулась. Потом он обернулся, увидел рядом Вояту и вдруг стиснул его в объятиях – и тоже с такой силой, что парень охнул. Но стерпел. Ему самому было жаль двоюродного брата, с которым вместе росли, первого товарища по играм, обучению, гулянкам и ратным походам. Жаль было и Велема, который, по сути, заменил ему отца. А теперь Вояте предстояло заменить ему сына – во всем.
Глава 7
Велем вернулся в Словенск настолько злой и разочарованный, что в этот день ни с кем больше не разговаривал. Больше всего ему хотелось немедленно уехать, но он не мог этого сделать: как вернуться в Ладогу, где ждет Хельги, без Рерика? Восхищаясь племянницей Предславой, которая сумела выторговать у змея урманского хотя бы перемирие, он понимал, что в дальнейшем спасение Ладоги от очередного разорения зависит от него. Рерика нужно было привезти, волей или неволей, живого или мертвого. Взбешенный Велем уже был бы рад и мертвому и в душе пожелал тому подхватить огневицу и скончаться поскорее. Уж коли метил сынок ему копьем в грудь, так бил бы как следует!
Назавтра воевода поостыл и начал прикидывать, долго ли еще Вышеслав намерен оказывать беглецу гостеприимство если не в своем доме, то на своей земле. Ведь если Вышеня откажет Рерику в поддержке, тому просто ничего больше не останется, кроме как вернуться в Ладогу и попытаться отвоевать утраченное либо погибнуть. Куда еще он мог деться? В Киеве живет Одд Хельги, брат королевы Сванрад, но едва ли он будет рад свояку, из-за ненависти к которому погибла сестра, а один из племянников убил другого. Не начинать же заново скитаться по морям в поисках лучшей доли – на середине шестого десятка поздновато.
Велем даже хотел поговорить об этом с тестем, но Вышеня, как назло, куда-то запропастился.
Где он был, выяснилось еще до вечера. Прибежал мальчишка и позвал Вояту выйти – дескать, поговорить с ним хотят. Удивившись такой таинственности – кто это хочет с ним поговорить, не имеющий доступа в дом старейшины? – Воята тем не менее последовал за мальчишкой, который привел его к берегу Волхова. Здесь тоже росли ивы, и одна из них, судя по утоптанной земле вокруг, служила молодежи местом свиданий: толстые стволы изгибались над землей, образуя несколько удобных скамей, а деревья, буйство летних трав, откос берега и кусты защищали его от глаз со стороны.
И здесь, к своему удивлению, Воята обнаружил Унемилу. Ильмерьская Огнедева была так разгневана, что даже вчерашний случай, когда они с Воятой чуть не утопили друг друга в ручье, не шел с этим ни в какое сравнение. И хотя теперь ее рыжие волосы были опрятно заплетены в косу, а голову украшала тканка, в ней снова пробудилась яростная и дикая русалка.
– Заберите его Ящеру в зубы! – вместо приветствия воскликнула она, увидев Вояту и даже устремившись ему навстречу.
– Кого?
– Хрёрека вашего, шишка лысого! Заберите его, отдайте головнику тому, пусть он хоть живьем его сожрет, только чтобы его тут не было!
– Ты чего это так развоевалась? – удивленный Воята взял девушку за плечи и слегка встряхнул, будто надеялся привести в чувство. – Он что, приставал к тебе? я думал, ему еще не по силам…
– Ему-то не по силам! А вот дедушка мой любезный…
– Че? – У Вояты отвисла челюсть.
– Сватает дед меня за Рерика, понял, дубина ты варяжская?
– А чего я дубина-то? – привычно обиделся Воята, но потом до него дошло. – Что ты сказала? Сватает? За Рерика?
– Да! Сам сегодня с утра пожаловал.
– Йотуна мать!
Немного успокоившись, Унемила наконец позволила Вояте усадить ее на ствол ивы и рассказала все по порядку.
Сегодня утром Вышеслав, в сопровождении младшего брата Родослава и четверых внуков, которые сидели на веслах, явился в Коньшин. Правда, молодые остались в лодке, а в городок старики поднялись вдвоем. Завидев их, Унемила хотела выйти, но дед махнул ей рукой:
– Сядь!
Она села, думая, что ее захотят расспросить о том, насколько успешно идет выздоровление знатного гостя. Это и правда волновало старейшин, ибо, как оказалось, они собирались вести с раненым князем речь о женитьбе! Пораскинув умом и посоветовавшись с ближайшими родичами, Вышеня решил, что собирать войско и слать его на помощь Ладоге стоит при одном условии: если Рерик женится на деве из его рода, будет провозглашен князем как приладожских словен, так и ильмерьских поозёр и навсегда останется в Коньшине. В таком случае Словенску будет выгодно изгнать из Ладоги засевшего там сына-неприятеля своего князя и родича. Помогать же Рерику вернуть свое положение в Ладоге и там остаться поозёры не хотели.
– И нам то хорошо, и тебе хорошо, – не мудрствуя и не утомляя без надобности раненого, поведал Вышеня. – Дружины, говорят, в Ладоге у тебя еще довольно осталось, да тут у нас и новую наберешь. Станем вместе на чудь ходить, а то и еще куда… Разживемся… Слыхал я, тебе суденицы новую жену предрекли. Так у нас невеста есть для тебя хорошая, родом тебе самому не уступит. Мы ведь сами от князей род ведем – князь словенский Гостивит моим прадедом был, отцом моей бабки Доброчесты. Во всех девах моего рода княжья кровь, а в одной – и вдвое. Ведь невестка моя, Прибынина жена – князя плесковского родная сестра. Ее дочь никакой княжне не уступит и родом, и собой она тоже… ничего так.
Он оглянулся на сидевшую у дверей Унемилу, на самом деле сомневаясь, можно ли эти слова отнести к тощей, будто жердь, девке, уже пять лет пересидевшей в ожидании окручивания. Но даже и теперь до Унемилы не сразу дошло, что это ее дед прочит в невесты Рерику! В ее семье имелись и другие девушки, а на свой счет она давно перестала волноваться – у ее ровесниц пятилетние дети бегают, куда ей теперь замуж!
– Потому и имя ей такое было дано: в честь Унемилы, Гостевитовой жены, – продолжал Вышеня, и его внучка с ужасом убеждалась, что не ослышалась. – Сами боги ей велели новой княгиней словенской быть. Была княгиня Унемила, и будет вновь княгиня Унемила. С этим и ладожские варяги не поспорят. Что скажешь?
