Дракон и роза - Джеллис Роберта (читать книги регистрация .txt) 📗
Генрих стал прочищать горло и подавился от смеха.
– Бесс, она не говорит таких вульгарных вещей.
– Ну, это было очень похоже. Я хочу, чтобы ты поговорил с ней и заставил ее изменить свое решение.
– Если я смогу это сделать, то это будет в первый раз. Ты хочешь, чтобы я отдавал команды моей матери? Хоть она и кажется покорной, это не принесет ничего хорошего. Ты знаешь, она совсем не принимает меня в расчет. Кроме того, это вызовет затруднения, если она открыто откажется выполнять мои приказы. Что мне делать?
– Я не знаю, но ты должен что-то сделать. Я бы хотела, чтобы ты сделал что-нибудь с Девоном. Эта отвратительная графиня Нортумберлендская жаловалась, что он волочится за ее дочерью.
– Девон и тощие Нортумберленды…
– О, так ты тоже ее не пропустил! Наверное, я слишком располнела для тебя.
– Элизабет!
– Раз уж мы затронули эту тему, я должна сказать, что надо быть слепой, чтобы не заметить, как ты смотришь на жену Дорсета…
– Боже мой, мне, наверное, можно смотреть либо только в пол, либо в потолок. Она разговаривала со мной, и я ей отвечал. Куда же мне надо было смотреть?
– Есть много вещей, на которые можно смотреть.
– У тебя, наверное, глаза на затылке, коль ты увидела, как я смотрел на нее. Мы стояли у тебя за спиной.
– Что касается твоих взглядов, то чтобы их увидеть, у меня есть глаза везде, в том числе и на затылке.
– Элизабет, у тебя развращенный ум.
– А у тебя какой, если ты всегда знаешь, о чем я думаю?
Генрих был одновременно развеселен и разъярен, хорошо понимая, что с ним справились, отогнав бесполезные и опасные мысли. Он был почти благодарен, но и озабочен возрастающим самообладанием Элизабет. Что-то заставило ее заботиться о нем так, что ему становилось все труднее скрывать от нее свои мысли.
Действительно, он был совсем не уверен, что он вообще может от нее что-либо скрыть. Это делало ее опасным противником – и с каждым днем он был все меньше уверен, что сможет ее победить. Артур издал несколько приглушенных писков, которые предшествовали сильному реву, и Элизабет склонилась над ним. Внезапно Генрих почувствовал неуверенность в том, что он вообще хочет с ней сражаться, даже если она будет противником. Несомненно, она была частью тела и души Артура независимо от того, что она чувствовала по отношению к нему.
– Уйди, Генрих! – сказала она. – Артуру пора принимать третий завтрак или второй обед, а мне бы не хотелось, чтобы ты имел представление о том, чем няня будет его кормить.
– Как ты вульгарна, Элизабет, – рассмеялся он, и она искоса взглянула на него.
Приезд в Гринвич разрешил ту проблему, что безделье пробуждало в Генрихе слишком много мыслей. Вместо этого Гринвич принес ему определенные заботы. Не успел прибыть посол из Бретани, как французский представитель был уже на месте.
Явно ни один из них ничего не мог сказать в то время, как остальные слушали другого, но принять одного в то время, как другой ждал, считалось серьезным нарушением. К ужасу Генриха, никто из послов не хотел принимать Мортона или Фокса как заместителя короля. Все они хорошо знали, что никто из этих джентльменов не свободен от влияния короля и что никто не попытается повлиять на него. Если они не могут говорить с королем лично, то они требовали Бэдфорда, Маргрит или Элизабет.
Генрих не мог разрешить Джасперу участвовать в делах. Он был бесполезен для дипломатической работы. Его симпатии и антипатии слишком явно отражались на его лице, он неубедительно лгал, было очень просто вызвать его симпатию, так что он мог дать необдуманное обещание.
Генрих написал Маргрит, и она ответила, что ничего не смыслит в этих делах и хочет, чтобы ее оставили в покое. Оставалась Элизабет. У нее, по крайней мере, было достаточно опыта придворной жизни, чтобы никогда не давать конкретных обещаний, а если она проявляла свои симпатии или пыталась повлиять на него, то Генрих умел быть непроницаемым.
Посадив Фокса рядом с Элизабет, Генрих провел эксперимент однажды днем, когда ему действительно нужно было свободное время, чтобы поговорить с Бретонским послом. Франциску Бретонскому предложили сочетать браком его дочь, графиню Анну, с сыном Максимилиана, романского короля, и, что было более важным для Генриха, регента Бургундского и Нидерландского, маленьким Филиппом. Генриху пришлось возобновить хорошие отношения с Максимилианом, поскольку Англия торговала главным образом с Нижними странами, но он чувствовал себя обязанным по отношению к бывшему покровителю и хотел предупредить Франциска, что Максимилиан не может контролировать даже свои доминионы, и надеяться на его помощь в действиях против Франции все равно, что пытаться спастись, ухватившись за соломинку. Он чувствовал также, что поскольку были и другие претенденты на руку бедной Анны, что предложение Франциска раздразнит их всех еще больше и девушку будут предлагать как награду тому, кто окажет практическую помощь вместо самых грандиозных обещаний.
Генрих говорил, что если бы Франциск смог не вступать в войну год-два, Филипп стал бы более приятной альтернативой в качестве претендента на руку десятилетней Анны, чем Максимилиан, вдовец, или Гастон Орлеанский, у которого уже была жена, или лорд Альберт, который был старше всех остальных, и все знали его как жестокого и испорченного человека. В Англии корабли строили настолько быстро, насколько быстро старые верфи могли их выпускать, и насколько быстро могли быть построены новые верфи.
Вскоре в стране был флот, способный воплотить мечту Генриха оказать своему благодетелю практическую помощь. В Англии были молодые люди, такие, как Бэкингем, например, обладающие большим имуществом, которые могли обеспечивать деньгами и людьми. В прошлом на основе таких богатств собирались частные армии, и они снова могут быть собраны, особенно если король это одобрит. Если бы Франциск подождал, пока возрастет морская мощь Англии, можно было бы многое сделать для того, чтобы укрепить безопасность Бретани.
И все время, пока Генрих говорил, ему было интересно, о чем Элизабет говорила в это время. Паж нашептал ему на ухо, что французский посол, который приехал вскоре после Генриха, и посол Бретани были вместе в кабинете. Фокс, конечно, не позволит ей сделать какую-нибудь грубую ошибку, и Генриха не волновало, подумает ли французский посланник, что Элизабет имеет власть либо как супруга короля, либо благодаря своему Йоркскому влиянию. Чем больше Франция будет уверена, что у Генриха есть какие-то домашние проблемы, тем слабее она будет вести за ним наблюдение и тем меньше она будет давить на него, чтобы он вводил интервенцию против Бретани.
Генрих просто не хотел, чтобы Элизабет входила в тесный контакт с кем-нибудь, кто может пробудить в ней желание управлять.
Он был несколько удивлен, когда приехал Фокс и привез ему конспект интервью, которое было настолько точно записано, насколько это могли сделать клерки и главный секретарь кроля. Генрих сварливо сказал, что не видит ничего в этой ситуации, что может пробудить радость, но настроение Фокса не было таким мрачным, как настроение короля.
– Сир, это потому, что вас там не было. Мне пришлось приложить много сил, чтобы сохранить серьезность, но, к счастью, меня не разу не попросили вымолвить ни одного слова. Ее Величество обладает замечательнейшим качеством, которое я когда-либо встречал в своей жизни как у мужчин, так и у женщин – не говорить ни слова о деле. Она ни разу не удалилась от предмета и не подала виду, что ничего в этом не понимает.
Генрих поджал губы. Ему слишком часто приходилось страдать от этого качества Элизабет.
– Возьмите, например, вопрос о помолвке Анны, – продолжал Фокс. – Когда посол пожаловался, что герцог Франциск хотел бы использовать это как оружие против Франции, Ее Величество ответила, что она не любит Анну и надеется, что она вообще не будет обручена.
– С чего бы это ей не понравилась Анна, которую она никогда не видела? – удивился Генрих, отклонившись на секунду от главной темы.
