Розетта - Эвинг Барбара (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
— В Париже?
— Помнишь Наполеона?
Едва заметная дрожь губ.
— Я потеряла сознание.
— Я очень гордилась тобой.
— А… месье Бонапарт… знал, что я притворялась?
— Конечно. Наполеон улыбался!
Снова дрожь. Ладонь расслабилась, глаза закрылись, тело Долли выгнулось в спазме кошмарной боли. Она закричала. Крик отдался эхом в египетской ночи.
— Скажи дорогому Уильяму… — начала Долли, тяжело дыша и потея. Она старалась снова не закричать, но у нее не получилось, и Долли издала последний крик. Большие грустные глаза закрылись, и она прошептала в ночи: — Что я… что мне так жаль, что я была обузой… — было понятно, что ей уже очень трудно говорить, — и что я люблю его больше всех на свете.
Доктор-грек рыгнул и покачал головой. Миссис Алебастер, предположив, что он немного знает арабский, попыталась рассказать ему об арабском препарате, но он смотрел на нее непонимающим взглядом. Джордж Фэллон стоял в дверях. Он был взбешен и поэтому опасен. Роза прекрасно знала это его состояние. Его планы, влияние в семье Торренс висели на волоске. А где-то еще находился этот ребенок. В четыре часа утра, еще до того, как муэдзины позвали правоверных творить намаз, Долли умерла.
Когда Уильям вернулся, растрепанный и без лекарств, — «Ни один из этих чертовых иностранцев не говорил на нормальном английском, никто меня не понимал, никто не пошел со мной», — арабские женщины уже подняли плач в темноте, так что английским посетителям казалось, что они попали в ночной кошмар. Они старались не слушать отвратительные звуки, неприятные для их английских ушей. Плач подхватили женщины в других ханах и домах вдоль дороги. Джордж прикрикнул на них, и они на секунду затихли, но потом, когда он отошел, заголосили снова. При первых лучах солнца из-за ворот послышался знакомый крик: «Аллах акбар!»
Согласно обычаю, похороны состоялись почти сразу же. Их должны были провести в квартале франков при запертых воротах; предполагалось, что мистер Барбер прочтет отрывок из Библии. Среди арабов прошел слух, что в смерти Долли обвиняют арабскую женщину. Поэтому египтяне собрались возле ворот квартала. Слышался барабанный бой и недовольный гул толпы. У Уильяма был ужасный вид, но он не плакал. Если Джордж и переживал, что потерял жену и ребенка, то виду не показывал. Роза плакала. Она вспомнила, как высокая, нескладная пятнадцатилетняя девочка стояла на палубе судна, плывущего в Кале, рассказывала о матери, с интересом расспрашивала о парижских модах, выдумала некоего маркиза Икс, чтобы сделать дневник интересным для любимого брата. Роза осознала, что в Англии Долли некому оплакивать. Ее мать была мертва, отцу не было до нее дела, герцог Хоуксфилд видел в ней только собственность. Долли должны были похоронить по христианскому обычаю в Александрии без лишних формальностей, когда страсти поутихнут. Возможно, на Беркли-сквер нашлись бы слуги, которые бы расстроились из-за смерти Долли. Возможно, они бы продолжали ухаживать за ее павлином.
Когда Роза отвернулась, к ней подошел Джордж и остановился на секунду. Он сказал так тихо, чтобы услышать могла только она. Она заглянула ему в глаза и внутренне содрогнулась — он не шутил.
— Давай проясним. Не будет никакого ребенка Гарри, — сказал Джордж Фэллон.
Глава двадцать третья
Розу рвало. Стоя над ведром, она слышала, как мисс Горди и Мэтти содрогаются от рвоты дальше по коридору хана. «Джордж убьет ребенка, если он еще жив». Так сказала Долли. Пока Розу тошнило, перед ее внутренним взором стояло белое лицо умирающей Долли. Потом она увидела Джорджа — как он мимоходом убивает олененка, просто сломав ему шею голыми руками.
Мэтти также была больна, как и другие. Женщинам приходилось по очереди выносить ведра, когда они были в состоянии это сделать. Они кое-как избавлялись от их содержимого за зданием хана, где находились открытые канавы, покрытые мухами. Повсюду бегали крысы размером с кота. Они словно бы попали в ад. Бывало, что Роза кричала, захлебываясь рвотой. Они получили сообщение, что все, кто присутствовал на роковом обеде, сильно заболели. Французский доктор, которого наконец убедили посмотреть, не умирает ли кто в квартале франков, объявил, что дело не в возвращении чумы, а в жареном голубе, или воде, привезенной в Александрию, или в греческом вине.
Миссис Венеция Алебастер приехала в их хан. Она лучше других переносила подобные отравления. Она сообщила им, что хотя Джордж страдал так же, как и все, он все же явился к ним и пытался убедить мистера Алебастера помочь ему найти ребенка Гарри. Словно бы он вчера не потерял жену и ребенка. К сожалению, мистер Алебастер был нетрезв и к тому же болен. Он с насмешкой рассказал Джорджу о кресте. Миссис Алебастер увидела выражение лица Розы, сердито хрустнула пальцами.
— Арчи не ровня виконту, Роза. А если ему предложить достаточно денег… Мне очень жаль… но таков Арчи. Я сама занимаюсь денежными делами, когда могу, я езжу в Италию, чтобы купить ему алкоголь. Я приглядываю за ним… но иногда я его теряю. Я привезла вам местное растение, которое поможет вам выздороветь как можно быстрее. Кстати, протирайте внутреннюю поверхность сосудов для воды миндалем. Это очистит воду. — Она что-то сняла с шеи. — Мне хотя бы удалось забрать вот это. — И она передала Розе коптский крест. — Арчи запер его с деловыми бумагами, но он должен находиться у вас. Следует срочно отправляться в Розетту. Завтра на рассвете уходит караван, если вы успеете на него. До того времени я буду внимательно смотреть за Арчи. Я пришла лишь потому, что он заснул и не ходит, разглагольствуя о ваших делах. Теперь вы можете передать мне деньги. Как вы думаете, вы будете в состоянии выехать завтра?
— Мы отправляемся завтра, — твердо ответила Роза, хотя ей снова стало плохо и она начала рвать в ведро. Между приступами тошноты она умудрилась отсчитать миссис Алебастер семьдесят гиней.
— Сегодня утром я видела ее брата, — добавила миссис Алебастер, — бродит по пристани совсем один и плачет. Я думала, что англичане не плачут.
— Он поздно опомнился, — горько ответила Роза. — Долли любила его больше всех на свете… и он знал это. Но они с дядей продали Долли Джорджу.
— Я думала, что так принято делать только у арабов, — заметила миссис Алебастер.
До наступления рассвета к пристани двинулись торговцы и иностранцы. Они ехали на мулах. Их сопровождали турки и египтяне, которые беспрестанно кричали и торговались. В караван-сарай отовсюду набились люди — путешественники в Розетту, Каир, Асуан. Пришлось нанять двоих охранников-арабов. Не далее как за десять дней до того на тракте убили двух французов. Бедуины, беи, убийство — слышалось в темноте. От тряпок в лампах поднимался запах сезама. Время от времени слышался рев верблюда — протяжный угрожающий рык из его длинного-длинного горла. По всей видимости, египетская трава сделала свое дело — англичанки с бледными лицами, одетые в арабские платья, рассматривали верблюдов сквозь небольшие прорези в вуалях. Верблюды лежали на песке. Роза думала, не похлопать ли ей по спине верблюда, на котором она решила ехать. Но это же все-таки не собака. Странные глаза глядели на нее при свете ламп равнодушные и далекие. Ко всеобщему удивлению, оказалось, что Мэтти ездила на верблюде, когда была с мужем в цирке в Дептфорде.
— Не делайте этого, мисс Роза! — крикнула она предостерегающе. — Возьмите осла! Даже Корнелиус Браун свалился с верблюда!
— Корнелиус Браун? — удивилась миссис Алебастер. — Я знаю одного Корнелиуса Брауна. Это английский торговец в Розетте.
— Так мне сказали на рынке! — торжествующе заметила Мэтти, и ее глаза блеснули на бледном лице.
— Держитесь, черт подери! — закричал мистер Алебастер, когда Роза вцепилась в луку седла. Ее верблюд медленно расправил длинные тонкие ноги. Она опустилась на седло и как-то удержалась. Караван наконец выступил, когда прозвучал первый призыв к утреннему намазу. От виконта Гокрогера и Уильяма, маркиза Оллсуотера, вестей не было.
