Рыцарь темного солнца - Вербинина Валерия (полные книги .TXT) 📗
Старуха невпопад хихикнула.
– Но откуда она знает? – крикнула Анджелика. Щеки ее пылали, глаза горели злостью. – Кто тогда ей сказал?
– Какая разница, – промолвил Доминик, небрежным движением швыряя Библию в огонь. – Сама она, во всяком случае, больше никому ничего не скажет. Где крестоносец?
Петр из Познани развел руками. Доминик подошел к Мадленке.
– Ну? Говори, где он.
– Далеко, – отозвалась Мадленка.
– Говори. – Доминик нагнулся к ней. – Ты хоть знаешь, что мой Петр – заплечных дел мастер? Уверен, тебе не понравится, когда он за тебя примется.
– А твоя мамаша знала, с кем путаться, – ответила Мадленка. – Что, никого лучше не могла найти?
От второй оплеухи Мадленка успела увернуться, но третья снова повалила ее на пол.
– Самозванец, ублюдок, шлюхин сын! – были первые ее слова, когда она поднялась на ноги.
– Она врет, – неожиданно подала голос поганая старуха. – Он не далеко, он близко.
– Еще не покинул замок? Так… – Доминик оглянулся на Петра. – Раненый да еще потерял много крови. Конечно, далеко ему не уползти. Петр, доставь его мне!
Петр кивнул и вышел, звеня шпорами.
– Тебе его не найти, – вмешалась Анджелика. – Я его знаю. Никто его не найдет, если он сам того не захочет.
– Молчи, потаскуха, – коротко бросил князь.
Анджелика вспыхнула и поджала губы. Взгляд ее пылал ненавистью.
– Никуда ему не деться от меня, – сказал князь Доминик более спокойно. – Так откуда тебе известно обо мне? – обратился он к Мадленке.
– Ниоткуда. – Мадленка сплюнула кровью. – Я сама догадалась.
– Ох уж эта мать Евлалия, – вздохнул князь и широко перекрестился, – упокой, господи, ее душу. И зачем только моя мать ей призналась на смертном одре, что я сын Петра? Тянули ее за язык, старую дуру… – Мадленка ошеломленно смотрела на него. – Ну, а аббатисе, ясное дело, крестник Август ближе всего. У Августа ни гроша за душой, зато он мой наследник, вот она и задумала нарушить тайну исповеди, доложить обо всем королю, меня в монастырь услать, а все имущество передать Августу. Ведь настоятельница – родственница покойной королевы Ядвиги, и к ее словам прислушались бы. Стала она мне угрожать: не уйдешь добром в монахи, так заставим, да еще мать твою опозорим на весь свет. – Доминик сложил руки на груди и улыбнулся. – Ну и я тут стал ее упрашивать: так, мол, и так, не губите, память матери для меня святое, дайте мне отсрочку хотя бы в три месяца. Поломалась мать Евлалия да согласилась, а я думал-думал и решил: не будет, как она хочет. Не откажусь ни от имущества, ни от имени своего, и бог мне судья. Ядом ее извести было трудно – при ней всю еду проверяли. А тут как раз упомянули невзначай, что она скоро обратно в монастырь тронется. Послал я Петра, тот подстерег ее в засаде, и дело с концом. Но убить пришлось всех, потому что они видели, кто на них напал.
– Так просто? – прошептала Мадленка.
Князь обернулся к ней.
– Да, вот так просто. Ты удивлена?
Мадленка сжала губы.
– За что брата моего лютой смерти обрекли?
– Это Петр придумал. Чтобы никто из его людей не проболтался, решил связать их кровью. Брата твоего привязали к дереву, и каждый из нападавших пустил в него по стреле. Петр велел лучше целиться, не то худо будет. Ну, теперь ты довольна?
– Вполне, – прохрипела Мадленка. Горло ее разом пересохло.
– Вот так, красавица моя. И не то чтобы я зло на кого таил, нет, но настоятельнице не стоило мне поперек пути вставать. Письмо-то к королю она при себе носила, все ждала, что я покорюсь и не надо будет письму ход давать. Ха! Ну, сожгли мы письмо, а потом сообразили, что нехорошо вышло. Убили-то известную особу, и почти на моих землях. Не заподозрят ли чего, мало ли кому она могла проболтаться? Пришлось на крестоносцев все свалить. Кстати, ее мысль была другую за тебя выдать. – Князь кивнул на Анджелику. – Чтобы все сошлось, как у Эдиты Безумной: всех перебили, а она одна осталась. Анджелика считала, что тебя убили со всеми и вреда все равно не будет.
– А кто она была? – спросила Мадленка. – Та, кого вы уговорили?
– Так, никто, – беспечно махнул рукой князь Доминик. – Кажется, жена лицедея какого-то. Муж ее как раз недавно умер, она без денег сидела, и Анджелика про то прознала. Сказала ей, что она сделает доброе дело, потому как нам доподлинно известно, что это крестоносцы, только мы доказать ничего не можем, и глупая баба согласилась. Мы ее научили, что и как говорить, Петр даже на место ее отвез. Глядь – а там нет никого, а невдалеке захоронение. Не иначе, упустили кого.
– Да, с самозванкой вы перестарались, – насмешливо сказала Мадленка.
– Но Петр быстро сообразил, что в живых, наверное, осталась одна из девчонок, что в повозке сидели. Потом, когда ты появилась, он вроде узнал одежду, что на тебе была, но был не уверен, на ней же не написано, чья она. И потом, мы все поверили, что ты мальчик.
– А бродяги? – прошептала Мадленка. – Кто их убил?
– Кто-то из людей Петра, я и не помню уже. Он послал всюду разъезды, искать того, кто возвел курган, и один отряд натолкнулся на тех бродяг. Пьянчуга сдуру упомянул про повозку, и они решили, что он их видел, ну и избавились от него.
«Ах вот оно что», – вздохнула девушка. Теперь все становилось понятно. Затем Мадленка напрямик спросила:
– За что убили княгиню Гизелу? Она вас заподозрила?
– Сестра-то? – переспросил Доминик с усмешкой. – А ты разве не поняла? Ты же ее и убила. И не отпирайся! Кто разболтал, что Август напал на отряд крестоносцев, а? А про воронов, которые клевали глаза мертвого фон Мейссена? Вот Анджелика и решила отомстить. От самозванки все равно надо было отделаться, неровен час, прискачут твои родные из Каменок, и обман раскроется. Княгиня была дураку Августу самым близким человеком, вот моя несравненная невеста и решила, что если бить, так побольнее. А на тебя все свалить – проще простого, тем более что все видели, как ты тут шныряешь и интересуешься тем, чего знать не должна. Жаль, Август тебя не убил тогда. Анджелика его вызвала через свою служанку, он пришел, да вот рука у него на тебя не поднялась. Глупец!
Мадленка поморщилась. «Не поднялась», пожалуй, не совсем верно сказано. Бил он ее будь здоров. Однако не убил. Что ж, и на том ему спасибо.
– А четки откуда взялись?
– Когда разделались с настоятельницей и потом, когда раскидывали курган, Петр строго-настрого запретил что-либо брать, чтобы нельзя было установить связь между нами и преступлением, да один умник его не послушался, взял четки и отдал своей подружке. Как Боэмунд их у нее отнял, не знаю, но, думаю, – Доминик иронически покосился на притихшую Анджелику, – он не станет стесняться, если ему что-либо нужно.
– Я еще хотела спросить насчет Филибера, – не отставала Мадленка. – Он, конечно, умом не вышел, но почему-то мне не верится, что он мог так просто потерять охранную грамоту, от которой зависела его жизнь.
– А она не глупа, а? – спросил Доминик у обеих женщин. – Конечно, моя несравненная невеста разузнала, что анжуец друг человека, к которому она до сих пор неравнодушна, и сделала так, чтобы его грамота исчезла. Анжелика думала, что фон Мейссен привезет за него выкуп и она сможет наконец-то узреть его после долгой разлуки, да не тут-то было – дурак Август опять все испортил. Как и все дураки, он обладает совершенно уникальным талантом встревать куда не следует совершенно не вовремя.
Дверь скрипнула, поворачиваясь на петлях.
– Как она верит в свои чары! – продолжал князь, ничего не замечая. Он, видимо, рад был случаю облегчить душу. – Моя прекрасная Анджелика! Она даже послала человека с запиской в Мальборк, когда узнала, что ты там. Представляешь, она потребовала, чтобы во имя их былой любви фон Мейссен убил тебя. Но тот этого не сделал. Когда посланец не вернулся, она поняла, что он, скорее всего, постарается отправить тебя домой, и тогда сказала Августу… – Князь резко обернулся. – Ну что, Петр, нашли его? Я уже устал ждать!
