Тристан и Женевьева (Среди роз) - Дрейк Шеннон (чтение книг .TXT) 📗
– Черт бы тебя побрал, почему ты не оставишь меня в покое, разве ты не видишь – меня тошнит!
Что-то ужасное и холодное заворочалось внутри Тристана, он ощутил, как сердце его режут на куски ледяным ножом, перед его глазами замелькали видения, видения смерти и крови.
– Господи, я же сверну твою очаровательную шейку!
Женевьева никогда не слышала, чтобы Тристан говорил с такой яростью, и это так ее изумило и задело, что она с трудом сдерживала себя. Разве она была виновата в том, что произошло с ней, что теперь общество отвернется от нее и жизнь уже никогда не будет такой, как прежде, в том, что все ее мечты о будущем умерли.
– Проклятье! – произнесла она низким голосом, – в этом вряд ли есть только моя вина!
Тристан не сводил с нее гневного, холодного взгляда. Она не знала о том, как он отнесется к случившемуся, но ей и в голову не приходило, что это приведет его в такую ярость. Ей казалось, что это развеселит его и позабавит, и он будет смеяться над нею, а он так разозлился!
Его глаза были холодными, и в них горел огонь такой ненависти, что Женевьева не выдержала и опять стала ругать его:
– Это все не твоего ума дело! Тебя это не касается!
Но он, не обращая внимания на ее слова, продолжал смотреть на нее также ненавистно, и Женевьева беспомощно сказала первое, что ей пришло на ум:
– Я могу уйти! И… избавить тебя от своего присутствия, и от него тоже можно избавиться! Есть способы, можно кое-что сделать.
И тут Тристан влепил ей тяжелую пощечину. От его удара, она упала на колени и закричала, когда он схватил ее за плечи.
– Никогда, слышишь, никогда больше не произноси подобных слов! Ты должна понять, что с этим уже ничего нельзя поделать! Я клянусь всеми святыми, что ты никогда ничего не сделаешь ему, иначе я покажу тебе, что такое настоящая жестокость, я сдеру с тебя живьем кожу!
Так же неожиданно, как он вошел, также внезапно, как ударил ее, Тристан вышел, бросив ее. В его глазах светился темный огонь ада.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
В его душе происходило что-то ужасное. Тристан испытывал настолько сильную боль, что, казалось, голова разламывается на куски под ударом чудовищного меча.
Выйдя из спальни, он пошел по лестнице, сильно пошатываясь, обхватив голову обеими руками, смутно сознавая только что сказанное, он лишь помнил, что ударил ее. Этот взрыв эмоций настолько потряс все его естество, что Тристан был просто напуган собственным поведением. Все, что с ним происходило – естественная бессознательная реакции его психики, он не контролировал свои поступки и едва ли мог бы сейчас отдавать себе в них отчет. Единственное, что ему было доступно в данную минуту – острое чувство боли. Спускаясь вниз, тяжело ступая по лестнице, Тристан, этажом ниже схватился рукой за камень в стене, чтобы удержаться и, постояв так несколько мгновений, поспешил в Большой зал. Джон и Эдвина все еще сидели в креслах, перед камином. Они обернулись и внимательно посмотрели на него, но Тристан даже не заметил их. Он прошел мимо, не обращая внимания на то, что Джон окликнул его, и направился к выходу.
Тристан знал, куда ему идти – к морю. На берег, где холодный ветер сможет остудить жар его сердца, где была надежда избавиться от внезапного гнева и муки, разрывавших его на части. Едва ли он мог бы вспомнить собственные слова, но очень хорошо помнил все, что сказала Женевьева. Она сказала, что можно найти способ.
Эденби жил обычной дневной жизнью. Работали кузницы, крестьяне разгружали продукты, привезенные в замок. Многие солдаты, стражники и слуги приветствовали Тристана, который словно оглох и проходил мимо, никого и ничего не замечая вокруг. Он стремился побыстрее достичь стены, выбраться за ее пределы, чтобы побыть одному на узкой полоске песка у самой скалы.
Вот он вышел к скале, туда, где серые морские валы с ревом накатывались на берег, и сел на валун. Волны, все в белых шапках пены, с грохотом и рычанием обрушивались на жалкий клочок суши и с обессиленным шипением откатывались обратно. Воздух, холодный и влажный, был насыщен морской солью. Тристан набрал его полные легкие и, снова обхватив голову руками, попытался дышать ровно и глубоко, попытался обрести над собой контроль, понять самого себя.
«Господи, как же он ненавидит ее иногда! Как он жаждал увидеть ее, и какое он испытал отвращение, прикоснувшись к ней! И, ради Всех Святых, если бы он мог хоть что-то понять, даже теперь, когда к нему вернулась способность мыслить логически! Ведь любому мужчине известны последствия супружеских отношений! Только круглый дурак мог бы полагать, что женщина, которую он берет снова и снова, не понесет от него в своем чреве…»
Тристан поднял глаза к небу, где солнце тщетно пыталось пробиться сквозь пелену облаков, застилавшую небеса до самого горизонта.
Он вытянул перед собой руки и уставился на пальцы, которые постепенно перестали дрожать. «Боже мой! Да ведь он был тогда словно сумасшедший», – подумал Тристан, и громко застонав, встал, подошел ближе к воде, прислушиваясь к хрусту песка под сапогами.
Он знал, что ему не давала покоя эта ужасная сцена убийства, происшедшая в Бэдфорд Хит. И он снова застонал и выругался, запрокинув голову и прикрыв глаза, жадно вдыхая соленый воздух.
«Она сказала, что можно кое-что сделать, чтобы избавиться от этого».
Да, она говорила о милосердии, но разве он не был к ней милосерден? Его губы плотно сжались, невидящим взглядом он уставился на набегавшие волны. Неужели она ненавидит его столь сильно?
Тристан снова закрыл глаза и, наконец, почувствовал, что холод пробирает его до костей. Она всегда была так прекрасна и так непокорна, всегда готова бороться с ним. Но такого он никогда от нее не ожидал.
– Тристан!
Граф с удивлением резко обернулся на звук голоса. Джон стоял на скале и смотрел на него. Он махнул рукой и осторожно спустился. Они стояли друг против друга, и Тристана поразило выражение отвращения на лице друга.
– Господи, Тристан, она же носит под сердцем твоего ребенка!
– Тебе следовало предупредить меня.
– Воин не мучает так жестоко своего врага на поле брани!
– ?!
– Однажды ты пришел ко мне, после того, как я осмелился ударить Эдвину! Но я любил ее и женился на ней! В то время как ты…
– Черт возьми, Джон, если бы ты предупредил меня!
– Предупредить тебя? Ну-ка, ну-ка, ваша светлость, объясни-ка мне, как устроен мир, ведь ты настолько старше меня! Давай поговорим о жизни! Ты, что исключал такой оборот событий? Или, как мы все знаем, где один вымазан дегтем, там второй с подушкой…
– Джон, черт побери!
– Нет, Тристан, это тебя черт побери! Она многого заслужила, но не такого!
– Джон! – прохрипел Тристан, но тот, проигнорировав его восклицание, заговорил несколько мягче.
– Ради Бога, дружище, если кто-то и может понять, что с тобой происходит, то это только я. Но откуда в тебе такая жестокость, как ты мог поднять на нее руку?
– Нет, Джон, ты не понимаешь? – выкрикнул Тристан и горько продолжил: – Всегда она упрекала меня в том, что я немилосерден к ней. Но то, что она хочет сделать… – Тристан прервался, задохнувшись от переполнявшего его возмущения, и Джон изумленно посмотрел на него.
– О чем ты, друг мой?
– Она хочет найти способ, чтобы избавиться от…
– Ты сошел с ума!
– Нет! Я был с ней и прекрасно слышал и помню, что она говорила! Ты же знаешь, что она презирает меня, почему же ей тогда любить того, кого она понесла от меня?
Джон покачал головой, не сводя глаз с Тристана.
– Возможно, что ее сердце и не преисполнено любовью к тебе, да и за что ей любить тебя, графа де ла Тера, захватившего ее родовой замок? Но я клянусь, что она восприняла спокойно эту новость и ничуть не была удивлена. Женевьева, в отличие от тебя, вовсе не настолько наивна и приняла это, как неизбежность.
– Джон, я же говорю тебе…
– Подожди, друг мой, позволь мне задать тебе один вопрос. Тристан, герцог Эденби, граф Бэдфорд Хит и кем бы ты ни стал после своего последнего похода во славу короля! Как ты сам воспринял эту новость, сэр? Как ты приветствовал свою пленницу? У тебя же было самое мрачное выражение лица! Тогда чего же ты хочешь от нее?
