Пленительные наслаждения - Джеймс Элоиза (книги полностью бесплатно .txt) 📗
Он успешно справился со своим делом. Возможно, даже слишком.
К тому времени, когда он усадил ее верхом на себя, в нем бушевал безумный огонь. Неровный ритм ее телодвижений доставлял больше мучений, чем удовольствия.
Квил крепился. И вновь крепился.
Но у всякого терпения есть предел.
Внезапно Габби оказалась лежащей на спине — и он всей тяжестью навалился сверху. Это было восхитительно. Когда он вошел в нее, по телу Габби разлилось наслаждение,
— Нет, — испугалась она, но этот слабый протест превратился в ликующий крик, когда ее захватил нарастающий ритм. В момент высшего блаженства этот звук слился с хриплым стоном Квила. Чуть позже она услышала его шепот:
— Это того стоило, Габби. Это того стоило!
Она ничего не ответила.
Квил уснул рядом с ней, и она чувствовала его тепло.
Но ей не спалось. Если у него снова случится приступ, думала она в тревоге, она себе этого никогда не простит.
Лучше умереть, чем жить, зная, что его зеленые глаза больше не будут темнеть от страсти. Мысли цеплялись одна за другую, нанизываясь на глухие удары сердца, приводя к осознанию ужасной вины. Отчаяние побуждало ее к решительным действиям.
Рассвет уже потихоньку пробивался сквозь шторы. С зоркостью ястреба Габби всматривалась в лицо Квила. Не стал ли он бледнее обычного? Когда он застонал во сне, у нее похолодело сердце. Он перевернулся и тут же закашлялся. Ночной горшок был у нее наготове. До десяти утра она споласкивала его уже дважды и спешила обратно к постели. Затем снова и снова отжимала салфетку и прикладывала к глазам мужа.
Когда она прикасалась к нему, он вздрагивал и норовил отвернуться. Во время рвотных позывов лицо его искажала гримаса. Габби видела, как он старается сохранить достоинство, когда его сражает боль. Один раз он открыл глаза, только чтобы сказать: «Не вини себя, любимая». Она даже решила, что он читает ее мысли. Да, она винила себя. Когда она думала о том, что, услаждаясь с ним, спровоцировала его мигрень, в душе просыпалось щемящее чувство. Если бы не она, Квил сейчас спокойно работал бы в своем кабинете, а не лежал полуживой в темноте.
Она вышла из комнаты бледная от бессонной ночи, с тенями под глазами. Ощущение вины оказало отрезвляющее действие на разум. Это не может продолжаться до бесконечности. Нужно выбирать одно из двух: навсегда оставить Квила или поговорить с Судхакаром. Третьего не дано.
— Я считаю твою идею неудачной, — решительно заявил Судхакар. — Это нельзя делать без его согласия. Каждый человек должен знать, чем его лечат.
Габби никогда не видела Судхакара таким сердитым.
— С Квилом по-другому не получится, — уныло протянула она, — а смотреть на его страдания просто невыносимо.
— Он должен сам сделать выбор.
— Мой муж — англичанин, — запричитала Габби. — Он никогда не выезжал за пределы этой страны. Ему трудно поверить, что его вылечит какое-то лекарство из Индии.
— Может вылечить, — поправил Судхакар. — И лекарство только приготовлено в Индии, на самом деле оно другого происхождения. Это средство избавляет от головных болей, вызванных телесными травмами.
— Но если я правильно поняла, в любом случае хуже не будет? — настаивала Габби. — Так почему не попробовать?
— Верно, лекарство не усугубит уже имеющихся физических недугов, если принимать его правильно. Риск осложнений хоть и невелик, но существует. Мое лекарство приготовлено из смертельного яда, Габриэла. И поэтому вдвойне важно, чтобы пациент сам принял решение. Мы не должны делать это за него.
— Но это для его же блага, — упиралась Габби. Бессонница, тревога и чувство вины выбивали барабанную дробь в мозгу, создавая угрозу нервного срыва.
— Мы… то есть я, — поправился Судхакар, — никогда не заставляю людей подчиняться моей воле. А ты, Габриэла, сейчас рассуждаешь как твой отец.
— Мой отец! — вскричала Габби. — Моему отцу ни до кого нет дела! Он и обо мне никогда не заботился. Я думаю об этом с тех пор, как села на корабль.
— Вопрос отеческой заботы к делу не относится. Твой отец полагает, что он лучше всех знает, что нужно жителям нашей деревни. И он добивается, чтобы люди следовали его правилам — не важно, согласны мы или нет.
— Не могу поверить, что вы сравниваете меня с моим отцом, — проговорила Габби после долгого молчания. Глаза ее были сухи, голова высоко поднята.
— Я говорю правду такой, какой ее вижу, — последовал откровенный ответ. — Если твой муж не хочет принимать мое лекарство, оставь его в покое. Предоставь ему право выбора.
Уязвленная тем, что ее уподобляют отцу, Габби ухватилась за последнюю соломинку, чтобы оправдать свои действия.
— Мой отец позволяет людям выбирать — или согласиться с ним, или покинуть деревню. Я совсем другой человек. Я люблю Квила. Люблю так сильно, что не смогу всю жизнь мириться с его мучениями. Мне придется… покинуть его.
— А это уже твой выбор, Габриэла. У меня были пациенты, которые оставляли своих умирающих супругов просто из сострадания. Нет ничего тяжелее, чем видеть, как мучается любимый человек.
У Габби задрожали губы.
— Я не хотела напоминать вам о вашем горе. Извините, Судхакар.
— Мой сын умер очень давно, — устало произнес он. — Со временем все забывается.
— Но я помню, когда заболел Джохар, вы испробовали все, что только можно. Вы давали ему лекарство, которое я принесла из дома, хотя вполне вероятно, Джохар отказался бы его принимать. Вы знаете, как он ненавидел моего отца.
— Джохар… Джохар умирал. Он уже не мог сам сделать выбор.
— Не вижу здесь разницы! — с жаром возразила Габби. На лице Судхакара не дрогнул ни один мускул.
— Разница есть. Тайно давать лекарство тому, кто не умирает, — это в духе твоего отца. Ты воспитывалась в доме, где один человек ставил себя выше всех и с упорством, достойным лучшего применения, насаждал свои порядки — свое христианство, свою мораль. Я был бы разочарован, если бы ты переняла его методы.
— О Судхакар! — воскликнула Габби. — Мои действия не имеют ничего общего с его методами. Я люблю Квила!
— Это не меняет дела. — Судхакар обвел взглядом библиотеку. — Мне было приятно вновь тебя встретить, в твоем доме. И я рад видеть тебя замужней женщиной, моя маленькая Габриэла. Но завтра мне нужно возвращаться в мою деревню.
— Нет, — запротестовала Габби. — Вы не можете уехать, пока не поговорите с моим мужем.
— Это ничего не изменит, Габриэла, — вздохнул Судхакар. — Я давно убедился, что англичане обнаруживают удивительную неприязнь к неизвестным лекарствам. Особенно если эти лекарства приходят, как они выражаются, «с Востока». — Он взглянул на Габби с глубоким сочувствием и добавил: — Боюсь, тебе придется свыкнуться со страданиями твоего мужа.
Судхакар прав. Квил не станет принимать это лекарство. И не потому, что его привез индус, а из чистого упрямства. Если он сказал, что больше не будет иметь дел с шарлатанами, его уже не переубедишь. И все же она не теряла надежды.
— Дайте мне это лекарство, — попросила Габби, протягивая руку. — Прошу вас, Судхакар. — Эхо донесло до нее властный тон ее отца.
— Нет, детка, — произнес Судхакар устало. У нее сжалось сердце, но она не отступала.
— Я приносила лекарство Джохару, потому что любила его. Я люблю своего мужа и хочу, чтобы вы дали мне для него лекарство. Вы говорили, что от него не будет вреда.
— Мой долг предупредить тебя, что ты совершаешь ужасную ошибку, Габриэла.
Пожилой индус тяжело вздохнул и, открыв саквояж из красного гобелена, достал небольшой пузырек.
— Я сделала свой выбор, — проговорила Габби. — Квил почти наверняка бросит меня, когда узнает. Но я должна быть уверена, что испробовала все, чтобы избавить его от приступов. Если это не поможет, мне придется его покинуть. Но в любом случае так продолжаться не может.
— Теперь я вижу, что ты дитя своего отца, — печально покачал головой Судхакар. — Тебе известна история первой женитьбы твоего отца? Он обращал жителей деревни в христианство, но не добился успеха. Тогда он женился на бедной маленькой Бале, зная, что, будучи ее мужем, сможет навязать ей свою религию.
