Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" (книги .txt) 📗
— И я, между прочим, тоже, — весело сказала Ида, приседая в легком реверансе в знак приветствия.
— О, дорогая кузина! — воскликнул Клод. — Как я рад тебя видеть! Может, хотя бы ты уговоришь свою сестру присоединиться к нам и тоже поехать на скачки?
— Нет, это бесполезно, — покачала головой Ида. — Она и слышать об этом не хочет. Могу вас обрадовать лишь тем, что вместе со мной поедет Моник.
— Вы непременно должны будете нам все объяснить, потому, как вы раньше бывали на скачках, — подала голос младшая Воле.
— Это было пару раз и довольно давно, — махнул рукой Клод. — Мы были лишь на одном заезде, и после я не следил за тем, что происходит в этой сфере. А Жерома всегда больше интересовали путешествия, чем лошади, на которых ездят другие.
— Я бывал на скачках в Англии, — проговорил Жером. Клод болезненно поморщился и произнёс:
— У них это всегда было более развито.
В этот момент в гостиную вошла Люси с подносом, на котором стоял чайник и несколько чашек.
— Кстати, — как бы невзначай, в надежде немного переменить тему, проронила Ида, — Жозефина тоже там будет.
— Это одна из причин, почему там буду я, — засмеялся Клод и взглянул на Жюли, которая при упоминании о Жозефине стала еще более мрачной. Сестра её мужа и Дюран — были теми людьми, упоминание о которых она не переносила.
— Знаешь, Жюли, — продолжил Клод таким тоном, как будто не замечал её плохого настроения, — все балы без тебя потеряли привлекательность. Общество скучает по тебе.
— У общества есть Ида, — холодно возразила старшая Воле, делая осторожный глоток.
— Боюсь, что меня не достаточно, Жюли, — улыбнулась Ида, — наше общество, как никогда ненасытно.
Жюли взглянула на сестру со смесью тревоги и злобы. У Иды было просто прекрасное настроение и это еще больше злило маркизу де Лондор. Она, конечно, понимала, что Ида вовсе не обязана грустить вместе с ней, но беспечное легкомыслие было совершенно неуместно.
Клод же всерьёз беспокоился о своей кузине. Она была по-прежнему безупречна, даже, пожалуй, ещё красивее, чем раньше, поклонники по-прежнему окружали её на вечерах. Её недавняя меланхолия прошла и уступила место привычной весёлости, которая не нравилась Клоду ещё больше, потому как сводилась к натянутому, почти показному, смеху, когда он был нужен. Когда Ида была на виду — на её губах играла такая привычная для всех кокетливая улыбка. Но стоило ей подумать, что её никто не видит, как её лицо мгновенно превращалось в застывшую, не выражавшую эмоций, маску. Он пытался завести с ней разговор, но виконтесса Воле лишь улыбнулась и сказала, что она ничуть не изменилась и ведет себя как прежде, что лишь уверило Клода в мысли, что она старается всем, и, самое главное, себе доказать, что у неё всё хорошо.
Точно так же он всерьёз опасался за своего друга. Всякий раз, когда ему доводилось заехать в гости к Эдмону, он заставал его с бокалом в руках и пустым графином рядом. Сомнения не возникли у Клода ни на секунду — герцог Дюран пил и пил много. Лезьё пытался поговорить с ним, но Дюран лишь улыбался своей божественной улыбкой и отшучивался своей, теперь уже весенней, меланхолией, хотя Клод и подозревал, что дело вовсе не во времени года. Своими проблемами гордый герцог делиться не привык и не желал, а потому его другу оставалось лишь догадываться, а так как проницательность шептала о наличии в этом деле женщины, Клод решил не допытываться истины, понимая, что, возможно, не готов её знать.
Моник тоже видела, что её сестра находится сейчас не в лучшем расположении духа, но предпочитала держаться в стороне, чтобы не стать тем объектом, на который Ида выплеснет своё раздражение и усталость. Говорить с сестрой он тем более не решалась, как и узнавать что-либо у Жюли.
— Я бы ни за что не стала тебя уговаривать, но мне весьма неловко оставлять тебя здесь одну, — уже серьезно добавила Ида.
— Ты оставишь мне Жака, а это лучшее, что можно желать, — Жюли пожала плечами, продолжая спокойно пить свой чай. — Я уже когда-то была на открытии сезона, да и на скачках тоже. Но тебе и Моник будет интересно. Это очень красивое зрелище.
Ее выразительный взгляд заставил Иду глубоко вздохнуть и отказаться от дальнейших уговоров, и потому средняя Воле, сделав несколько глотков чая, обратилась к Клоду:
— А ты я так понимаю, собираешься поехать не столько из-за любви к скачкам, сколько из-за Жозефины?
— Ну ещё из-за Дюрана. В конце концов, я должен поддержать лучшего друга, — улыбнулся Клод, бросая быстрый взгляд на Иду, которая печально усмехнулась при этих словах. Да, в этом была своя ирония: Клод был влюблен в девушку, которая питала симпатию к его лучшему другу. Клод не был глуп, чтобы не понимать этого, но не в его принципах было разрывать дружбу из-за подобных вещей.
— Вообще я считаю, что эта поездка — пустая трата времени, — глубокомысленно заявил Жером. — Я бы лучше уехал куда-нибудь подальше отсюда. На другой конец света.
— А лучше сразу на тот, — мрачно пошутил Клод, печально усмехнувшись.
— Я думаю там не настолько плохо, как говорят, — ехидно отозвался Жером и добавил, обращаясь к Иде. — А почему ты решила поехать?
— Потому что вся округа едет, — пожала плечами Ида. — И раз уж у меня есть возможность, я должна там побывать.
— Понимаю, — усмехнулся Жером, — не хочется потом выслушивать рассказы о том, как там было хорошо?
Ида с улыбкой кивнула и после некоторой паузы добавила:
— К тому же я так соскучилась по разным светским мероприятиям. Наши вечера мне уже порядком надоели. Здесь всё и все достаточно предсказуемо и знакомо.
— Скачки тоже достаточно предсказуемы, дорогая кузина, — заметил Клод, допивая свой чай.
***
Было уже двадцать восьмое марта. Ида, одетая в новое дорожное платье из светло-бежевого ситца и отделанное той же тканью цвета кофе, следила за тем, как Филипп запрягал лошадей в карету. Шерсть вычищенных накануне лошадей блестела на солнце, легкий ветер трепал аккуратно расчесанные гривы. Рядом топталась Моник в темном платье с зеленоватым отливом и бесчисленными маленькими пуговицами. Конечно, Моник оно не особо нравились цвет и фасон, но платье было новым, и к тому же Ида впервые потратила так много денег на наряды для младшей сестры. Рядом с хозяйками робко топталась Люси, которой была оказана честь поехать в Париж вместе с сестрами.
Филипп, закончивший запрягать лошадей, распахнул дверцу кареты и учтиво подал руку госпоже. Садясь в карету, Ида бросила через плечо последний взгляд на «Виллу Роз» и заметила в окне библиотеки темную тень Жюли. На миг они встретились взглядами, и средняя виконтесса Воле мягко улыбнулась сестре, словно пытаясь её успокоить. Моник, садясь в карету, даже не обернулась на поместье. Ей был неприятен только один вид обернувшейся Иды, которая каждый раз уезжала, как навсегда.
— Я так давно никуда не выезжала отсюда надолго, — сказала Моник, когда карета тронулась, безразлично глядя в окно.
Ида взглянула на сестру тем же безразличным взглядом, каким та смотрела в окно.
— Я бы не радовалась на твоем месте, — после некоторого молчания произнесла она. — Там будет половина нашей округи. От этих людей невозможно уйти.
— Мне кажется, мы просто стали скучно жить, — продолжила младшая Воле. — Не хватает сплетен, скандалов, интриг.
— Подожди немного, — печально улыбнулась Ида, но улыбка эта больше напоминала оскал. — Это всего лишь затишье перед бурей. Скоро что-нибудь случиться.
— Приедет еще один Дюран? — иронично подняла брови Моник.
— Не дай Бог. С меня хватит одного, — тем же тоном ответила Ида. Окончание фразы прозвучала так тихо, что Моник почти ничего не расслышала. Ида не была настроена на разговоры в присутствии горничной и младшая Воле поняла это по коротким ответам.
***
Пока мужчина лет сорока пяти с круглым, некрасивым лицом, но в элегантном, хорошо скроенном, фраке вносил записи в книгу, Ида бегло оглядела шикарный холл отеля. Был уже вечер и через холл проходили постояльцы, спешащие на ужин или в театр. Это были дамы, одетые в шелк и бархат, сверкавшие украшениями, но не всегда красотой, и их кавалеры, во фраках и накрахмаленных рубашках. Они шли, гордо подняв головы и, казалось, не замечали никого вокруг, даже друг друга. Иду тошнило только от одного вида этих людей. Почему она так ненавидела их всех она и сама не знала, но они внушали ей почти подсознательную ненависть.