Любовь и ярость - Хэган Патриция (книга жизни .TXT) 📗
Огненный вихрь подхватил ее, и Бриана взлетела ввысь, пронзительно выкрикнув его имя в момент сладостной муки и освобождения.
Почти в ту же минуту Колт взорвался яростной вспышкой рядом с ней и, изнемогая от наслаждения, спрятал разгоряченное лицо в удобной впадинке у нее на груди. Последнее, что услышала Бриана, прежде чем погрузиться в блаженное беспамятство, было чуть слышное признание в любви.
Он не мог отвести от нее глаз. Так много изменилось в их жизни за последние несколько минут, казалось, пролетела целая вечность, и сейчас у него просто не было слов.
– Бриана, – ошеломленно прошептал он, и ответом ему была ее сияющая улыбка.
Вдруг у них над головой оглушительно прогремел выстрел, эхом раскатившись в тишине.
Колт, ни минуты не раздумывая, прикрыл собой обнаженное тело Брианы, чувствуя, как острая боль пронзила его.
Девушке на мгновение показалось, что это просто кошмарный сон – перед ними с еще дымившимся винчестером в руках стоял Дирк Холлистер.
Бриана бросила обезумевший от ужаса взгляд на его обезображенное лицо и почувствовала, как мир вокруг нее застилает черная пелена.
Глава 28
Не обращая ни малейшего внимания на покаянный вид Дани, разъяренная настоятельница отвела ее в кабинет и там устроила непокорной послушнице страшную головомойку.
Сидевшая рядом сестра Мария, которая так и не пришла в себя после пережитого потрясения, заглядывала ей в глаза, пытаясь понять, осознала ли Дани всю глубину своего ужасного проступка.
Но Дани только кивала, покорно склонив голову. Самые противоречивые чувства обуревали ее, и она изо всех сил старалась не дать им выплеснуться наружу. Гнев и горечь переполняли ее при мысли о предательстве Элейн, о том, как бессовестно были обмануты она и отец, как счастливо могли бы они прожить все эти годы большой, дружной семьей, если бы не Элейн.
Она кусала губы до тех пор, пока не почувствовала во рту вкус крови. Ну уж нет, она не унизится до того, чтобы показать этим гарпиям свое горе! Они обе старше ее, и церковь для них – весь мир. Мать-настоятельница провела в обители уже больше сорока лет и при этом виделась только с епископом, да и то эти встречи можно было пересчитать по пальцам. А свою семью за эти годы она не навестила ни разу. Разве могли они понять, что переживала сейчас Дани? Ей казалось, что мир вокруг рушится, разлетаясь на мелкие куски.
Побагровев от возмущения, настоятельница заявила, что напишет обо всем епископу.
– А пока, – торжественно заявила она, – ты будешь наказана. Отправляйся в церковь и молись до заката солнца. И так каждый день, до воскресенья, пока епископ не решит, что с тобой делать.
Дани подняла голову и увидела суровое лицо настоятельницы и ее холодный взгляд, но не опустила глаз.
– Нет, – мягко, но решительно произнесла она. – Я помолюсь позже. А сейчас я не могу не думать о семье.
Сестра Мария испуганно взглянула на настоятельницу. Она не помнила случая, чтобы кто-то осмелился ослушаться ее.
– Ты должна! – сурово произнесла она. – Ты не имеешь права!
Не обращая на сестру Марию ни малейшего внимания, Дани повернулась к настоятельнице.
– Простите, матушка, я совсем не хотела обидеть вас, – как можно почтительнее сказала она. – Конечно, нарушив обет, я поступила плохо. Но просить у Господа прощения за свой поступок я смогу, только когда в душе моей наступит мир.
И Дани ушла, а обе женщины ошеломленно смотрели ей вслед.
Торопливо пробежав через двор, Дани кинулась в заросли кустов, где она обычно пряталась, чтобы побыть наедине с собственными мыслями.
И теперь она снова затаилась здесь, погрузившись в невеселые раздумья, пока грохот выстрела, эхом прокатившийся среди гор, не заставил ее очнуться.
Дани даже немного испугалась. Это не могли быть охотники – уважая покой монахинь, они обычно держались подальше от обители.
Внезапно ледяная дрожь пробежала по спине, и, вскочив на ноги, Дани выскочила из своего укромного уголка и ринулась к воротам. Предчувствие чего-то ужасного охватило ее, она помчалась изо всех сил, подхватив длинный подол, чтобы не путался под ногами.
Откуда-то издалека донесся пронзительный женский вопль.
Женщина кричала так, будто сам сатана тащил ее душу в ад.
На мгновение ее голос стих, его заглушили гневная перебранка, а потом шум драки и топот подков. По их звуку уже совсем запыхавшаяся Дани догадалась, что всадники поскакали по каменистой горной тропинке.
Дани добежала до места, где тропинка, извиваясь, круто поворачивала в гору. Вдруг она заметила что-то странное в стороне от дороги и, обернувшись, в ужасе закрыла лицо руками, испустив хриплый стон.
Обнаженное тело Колта неподвижно лежало в ручье, а вокруг головы в воде расходилось широкое ярко-багровое пятно.
Дани ринулась к нему и, упав на колени, осторожно приподняла над водой голову брата. Кровь горячей струей потекла ей на подол.
Припав к груди Колта, Дани снова и снова отчаянно повторяла его имя.
Вдруг он шевельнулся и слабо застонал. Это был слабый, хриплый звук, но его оказалось достаточно, чтобы слезы мгновенно высохли на глазах у Дани. Сдерживая рыдания, она постаралась как можно осторожнее приподнять его большое беспомощное тело.
Дани была не единственной, кто услышал выстрел, вблизи тихих монастырских стен он прогремел как гром среди ясного неба.
Со всех сторон к Дани спешили сестры, Но, потеряв голову при виде страшного зрелища, они, как стая испуганных птиц, бросились искать помощи у матери-настоятельницы.
Высокий сан не позволил матушке самой поспешить на место происшествия, но у нее хватило благоразумия разрешить перенести раненого в монастырь и распорядиться устроить его в лазарете.
И пока Колта осторожно несли на носилках вверх по горной тропе. Дани шла рядом, крепко сжимая слабую руку брата.
Она ждала снаружи, пока сестра Франческа, обычно ухаживающая за больными, осторожно осматривала Колта. Наконец ей позволили войти, и она с удивлением осмотрелась.
Чисто выбеленные стены, такой же белоснежный потолок, ни ставней, ни занавесок на высоких стрельчатых окнах, из которых открывался унылый вид на голый, каменистый склон и по-осеннему пожухлую листву.
Вдоль каждой стены стояли койки, узкие, с высокими железными спинками. Колта положили у окна, прикрыв тонким шерстяным одеялом. Его голова была забинтована, глаза по-прежнему закрыты, и лишь грудь слабо колыхалась.
Дани бросила умоляющий взгляд на сестру Франческу, со страхом ожидая, что она скажет.
– Ваш брат все еще без сознания, – строго предупредила монахиня. – Слава Богу, пуля не задела мозг, иначе он был бы уже мертв. К несчастью, – и она виновато пожала плечами, – я могу только предположить своего рода контузию.
– Но он выживет? – чуть слышно прошептала Дани.
Бросив на раненого испытующий взгляд, сестра Франческа заколебалась.
– Я сделала, что могла. Мы должны ждать. Мужайся, сестра, милосердие Господне безгранично.
Дани склонилась над бесчувственным телом брата и осторожно коснулась губами его щеки.
– Пожалуйста, не умирай, Джон Тревис, я прошу тебя!
Она покинула лазарет, твердо убежденная, что пришло время дать знать отцу, что им нужна его помощь.
Гевин Мейсон, в ярости не находя себе места, метался перед входом в подвал, пока его люди, кряхтя и чертыхаясь, вытаскивали наружу ящики с золотом. Ему казалось, что они движутся как сонные мухи, нарочно сводя его с ума своей медлительностью. Дьявольщина, ну сколько они еще будут возиться?! Он уже успел зафрахтовать корабль, чтобы отправиться в Грецию, и, как только золото будет на борту, они снимутся с якоря.
Немного поодаль он заметил высокую, худощавую фигуру Дирка Холлистера, тоже наблюдавшего за возней с ящиками.
При виде его лицо Гевина перекосила злобная гримаса. Что за идиот, пристрелил Колтрейна с Поупом, да еще в двух шагах от монастыря! Холлистер отрицал это, но двое его людей признались, что слышали звуки выстрелов. Ко всему прочему, этот тупица даже не позаботился о том, чтобы закопать убитых! И теперь бесполезно ругать его: во-первых, дело сделано, а во-вторых, Дирк все равно упрям как осел.
