Февраль (СИ) - Сахарова Ирина (читаемые книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
Отчего-то именно сейчас в моём воспалённом мозгу промелькнула одна старая мысль, выуженная мною из самых дальних закутков памяти: необычная для француза фамилия Февраль – само это слово, в русском языке является названием одного из зимних месяцев. Аналог нашему fevrier, если я не ошибаюсь.
Он придумал себе это имя в качестве псевдонима. И те друзья, о которых он говорил Габриелю, сделали ему поддельный паспорт на фамилию Февраль. Имя менять не пришлось, он и так был Поль, и как Поль де Плюи издавал свои статьи в парижской газете, к этому имени он привык, оно не было ему чуждым.
Далее: поезд, полночный экспресс из Парижа в Берн, на котором он сбежал от Эрнеста. Русский журналист даже не думал отрицать этого факта, да и глупо было отрицать – полиция наверняка уже давно проверила все списки пассажиров на наличие знакомых фамилий.
Далее: мадам Фальконе, и их загадочный обмен взглядами тогда, за столом. Я поначалу пыталась придумать этому оправдания – быть может, мадам Соколица, злая на Арсена, не желающего писать статью о её замке, нарочно пыталась разозлить его, дескать – я-то знаю, кто Февраль, а тебе не скажу! И ты упустишь такую сенсацию, жалкий репортёришка! Или, например, они могли быть любовниками, вот и переглядывались с видом заговорщиков, имея один общий секрет.
О, да, секрет у них, действительно, был. И состоял он в том, что Арсений Планшетов был серийным убийцей, а Соколица знала об этом.
Откуда? Очень просто. В день убийства Селины Фишер он не присутствовал на обеде. Он якобы ездил в город, но эту информацию не мог подтвердить никто, кроме него самого. Мадам Фальконе, по его словам, ездила вместе с ним, и являлась гарантом его алиби – возможно, на самом деле всё было чуточку по-другому. Возможно Фальконе встретила его уже в городе. То, что обратно они вернулись вместе – неоспоримый факт, я видела это собственными глазами – а что, если в сам город они ехали поодиночке? Что, если Фальконе уехала раньше, и встретила Арсена уже после того, как тот задушил Селину? На этом она могла сыграть, и этим могла руководствоваться, когда говорила, что знает, кто убийца.
«Это так очевидно», говорила она, «так очевидно, что даже странно, что никто об этом не догадался!»
Что ж, теперь я понимала, что она имела в виду.
Очевиднее некуда. Арсен Планшетов был одним из немногих, у кого не было алиби на момент первого убийства. Арсен Планшетов всегда оказывался там же, где и Февраль, мотивируя это тем, что пишет статьи о его криминальных «подвигах». Арсен Планшетов издавался под псевдонимом Поль де Плюи, а Февраля звали именно Поль, и никак иначе. И ещё: Эрнест сказал тогда, что у них было описание убийцы, под которое идеально подходил Габриель. Стало быть, высокий, хорошо сложенный брюнет? Помните, в самом начале, когда я взглянула на русского журналиста, меня удивило – как это у него такие тёмные глаза и чёрные ресницы при таких-то почти неестественно белокурых волосах! Краска, чёрт подери! Он наверняка пользовался краской, чтобы сменить свою внешность, и из брюнета, которого искали по всему Парижу, переквалифицировался в блондина!
О боже. Этот человек – убийца! Он убил двенадцать человек, одиннадцать из которых были женщинами! Беззащитными, молодыми женщинами…
И теперь он стоял напротив, в глухом, безлюдном лесу, и оглядывался по сторонам с опаской, не иначе, боясь, что его могут заметить, когда он набросится на меня. Мог бы не переживать, в эту часть парка мало кто заходил, разве что редкие визитёры одинокого речного домика? Но после случившегося убийства хижина у реки приобрёла зловещую репутацию, и влюблённые придут туда ещё не скоро, это пока ещё утихнет молва… Но не в ближайшее время, это точно. Напрасно Планшетов переживал.
Теперь уже ничто не мешало ему задушить меня, как и остальных, и положить цветок фиалки рядом с моим телом.
А я даже на помощь не позову: горло сдавил спазм, опять же, не знаю, что стало причиной – моя болезнь или мой животный ужас, поднимающийся из глубин души. Но всё это время я думала не о своей неизбежной гибели – куда больше я боялась за Габриеля. Боялась подвести его, не оправдать его надежд. Ведь когда я не приду, павшая жертвой хладнокровного убийцы, Габриель решит, что я передумала… Часом раньше, у меня в комнате, он грозился прыгнуть с балкона, ныне же ничто не мешало ему повторить судьбу бедной Матильды Хальскен и броситься в реку с моста. А какой у него ещё выход? Без денег сбежать не получится, дорога в отель для него закрыта, по окрестностям рыскает полиция, и наверняка на всех постах его уже успели объявить в розыск. Господи, он же пропадёт без меня!
И, так получилось, что страх за его жизнь, а не за свою собственную, отрезвил меня в одночасье. Жозефина перестала быть трусливой идиоткой, мелко дрожащей от страха и холода, Жозефина вдруг вспомнила о том, что всегда умела рассуждать трезво и непредвзято, несмотря на обстоятельства. Жозефина вспомнила про револьвер де Бриньона, который захватила с собой «на всякий случай». Видимо, мой час пробил.
Без малейших раздумий я достала револьвер из-за пояса, и навела его на здорово удивившегося Арсена.
– Ни шагу больше, или я выстрелю, – сказала я весьма убедительно.
Блефовала, разумеется! Не то, что я никогда не смогла бы выстрелить в человека из христианских соображений – о, нет! Я просто никогда прежде не держала в руках оружия, никогда не стреляла и понятия не имела, как это делается. То есть, я имела образное представление об этих убийственных механизмах, и догадывалась, что нужно спустить курок, вот только он отчаянно не желал спускаться, несмотря на все мои попытки. А их я предприняла немалое количество, потому что русский журналист, невзирая на моё предупреждение, осторожными шагами направился ко мне.
– Не подходите, чёрт возьми! – Воскликнула я, делая шаг назад.
– Жозефина, Жозефина, успокойтесь! – Мягко и вкратчиво заговорил он. – Что вы делаете, чёрт возьми? И откуда у вас оружие?!
– Не подходите ко мне, – простонала я, убедившись, что револьвер категорически отказывается стрелять – должно быть, сломался! – Не подходите, я убью вас!
– Вы не сняли с предохранителя, – почти с улыбкой сказал мне русский журналист. – Хотите покажу, как это делается? Только пообещайте для начала не делать глупостей!
С предохранителя? Ах, это, должно быть, вот этот маленький рычажок сбоку? Я нажала на него, и, скорее почувствовав, чем услышав короткий щелчок, вновь взвела курок, целясь в грудь мсье Планшетова, с пугающим хладнокровием.
– Так лучше? – Спросила я, сдув с лица выбившийся чёрный локон.
Что ж, это его, по крайней мере, остановило. Арсен выставил руки вперёд ладонями, демонстрируя свои добрые намерения, и сказал примирительно:
– Опустите оружие, и давайте поговорим спокойно.
– Мне куда спокойнее так, когда я могу быть уверена, что вы не задушите меня в следующую секунду, – призналась я. От чистого сердца призналась, ни секунды не лукавя.
– Жозефина, да как у вас совести хватило подумать, что я – это Февраль?! – Обиженно спросил он, качая головой, будто укоряя меня в этой несусветной глупости. – Я думал, я вам хоть сколько-то симпатичен, надеялся, что сумел произвести на вас впечатление! А вы!
Ещё бы рукой махнул в мою сторону, и разрыдался, право слово! Нет, серьёзно, ну что за спектакль он тут устроил?! Какие ещё обиды, какая ещё симпатия?!
Но, с другой стороны, а как ещё он должен себя вести, когда я держу его на мушке? Похоже, ему только и остаётся, что заговаривать мне зубы. Чем он и занимался, и, надо сказать, с большим успехом, потому что я всё ещё его слушала, вместо того, чтобы пристрелить без раздумий и бежать к Габриелю, пока сознание не покинуло меня.
– Жозефина, я не убийца, – сказал мне русский журналист. – Вас смутило то, что у меня нет алиби? Я клянусь вам, я был в городе часов с одиннадцати. В одиннадцать тридцать я отправлял телеграмму в Париж, полиция уже сделала запрос, и на почте этот факт подтвердили. Виттория всё это время была со мной – да, я знаю, сейчас она моё алиби уже не подтвердит, но вы же сами видели, как мы вместе с нею вернулись в отель около трёх часов дня! Я не убивал ту девушку, клянусь вам! Остальных, собственно, тоже. Я вообще за свои двадцать семь лет ни разу никого не убивал, даже дичь на охоте. Не по мне это.
