Цена крови - Брейсвелл Патриция (читать хорошую книгу .txt, .fb2) 📗
Она перевела взгляд на Кнута. В темноте лицо его было окутано тенью, но он был похож на своего отца – в нем чувствовались сила и мощь, как в гранитном утесе. У нее не получилось добиться, чтобы он выполнил ее просьбу, и она ненавидела его за это, как когда-то ненавидела своего отца и братьев. Как и они, он обладал над нею властью, которую ей не удавалось преодолеть.
Не удавалось, пока у нее не было сына.
Она прижала руку к животу, ощупывая мягкую плоть; она была уверена, что, несмотря на удовольствие, которое Кнут давал ее телу, новая жизнь в ее лоне не зародилась. Пока что.
И за это она ненавидела его тоже.
В пятницу, накануне Страстной недели, в соборе Святого Павла отслужили специальную мессу, в которой высшее духовенство просило милости Господней для своей паствы, а также молилось о победе над врагами Англии. Эмма присутствовала там вместе со многими танами короля и их женами, которые прибыли в Лондон ко двору по случаю Пасхи. Сам Этельред и его свита в городе пока что не появились, но ожидались со дня на день. Этельстан и Эдмунд, к общему неудовольствию Эммы и архиепископа Эльфеха, выехали отсюда со своими отрядами за день до этого.
Эмма пыталась отговорить Этельстана от неповиновения приказу отца оставаться в Лондоне на пасхальный общий сбор двора, но все ее аргументы оказались бесполезными.
– Если я останусь, – тогда сказал он, – это послужит лишь одной-единственной цели: продемонстрировать мою покорность королю. Какой тогда в этом смысл? Он не доверяет мне независимо от того, что я делаю. От меня с Эдмундом будет гораздо больше пользы в Восточной Англии, когда мы вместе с Ульфкителем будем готовить ополченцев к сражению, чем если я останусь здесь и буду давать своему отцу советы, которых он все равно не примет.
– Но он поручил вам оборону Лондона, – возразила она. – Вы не можете просто так уклониться от этого.
– Могу, потому что город и так хорошо защищен. Господи, да он кишит вооруженными танами короля и их воинами. Я передал командование лондонским фирдом элдормену Эльфрику, кроме того, максимум через несколько дней сюда прибудут король и Идрик со своими людьми. В любом случае я уже и так нарушал приказ короля, отправившись в январе в Хедингтон. Я сделал это еще раз, когда вывел всю армию за городские стены остановить Торкелла, и тогда это сработало. Сколько раз он может наказать меня за одну и ту же провинность?
– Вам следует думать не о наказании, – настаивала она, – a о том, как он истолкует ваши действия.
– Эмма, он осудит меня независимо от того, что я сделаю. – Он взял ее руки в свои и посмотрел в глаза так искренне, что у нее защемило сердце. – Боюсь, что для меня единственный способ добиться уважения своего отца – это умереть за него.
– Не говорите так, – протестующим тоном сказала она, встревоженная таким наговором.
Он печально улыбнулся и поцеловал ей руку.
– Можете мне поверить, что я не намерен выбирать этот путь, чтобы заслужить любовь отца.
Это ее не убедило. Ей казалось, что будущее лежит перед ними, как громадный дикий зверь, готовящийся к прыжку, и она не могла заглядывать в это будущее без страха. С момента смерти Марго она все время боялась, что каждое их с Этельстаном прощание может оказаться последним.
Не в силах отогнать свои опасения, она, когда Этельстан пришел попрощаться, порывисто схватила его за руку и на мгновение задержала ее в своей руке. Глаза ее были сухими, когда она смотрела, как он уходит; она вдруг почувствовала, что ее, словно похоронным саваном, окутывает ужасная убежденность в том, что она его больше никогда не увидит.
По окончании мессы в соборе Святого Павла она поехала обратно во дворец, направляя свою лошадь сквозь густой туман, опустившийся на город, точно слепая пелена. Уже за дворцовыми воротами ей с сопровождающими пришлось объехать примерно с десяток вьючных лошадей, стоявших перед входом. Вокруг них суетились слуги, разгружавшие поклажу, и при виде этого она догадалась, что наконец-то приехал король.
Спешившись, она заторопилась в свои покои. Там ее должны были ждать дети – Годива на руках няни, Эдвард, наверное, устроился на скамье и вместе с Робертом рассматривает какую-нибудь книгу. А может быть, мальчики сейчас обследуют альков, который когда-то принадлежал им; тогда они уже, вероятно, нашли вырезанные из дерева корабли и коней, давно ожидавших их.
Проскользнув мимо слуг и вооруженной охраны, она поднялась по лестнице, которая вела в ее личные покои, и быстро зашла внутрь, однако там не было никого, кроме короля. Этельред, очевидно, находился во дворце уже продолжительное время, потому что успел сменить дорожное платье на длинную зеленую мантию из плотной шерсти, одетую поверх белого семеса.
– Где дети? – сразу же спросила она.
Только теперь она заметила, что шкатулка с ее личной корреспонденцией была открыта, а содержимое в беспорядке валялось на ее рабочем столике. Перед столиком сидел король, поглощенный чтением того, что ему, видимо, не нравилось, потому что он недовольно хмурился.
Подавив свое возмущение тем, что он роется в ее личных письмах, она затаила дыхание в ожидании ответа на свой вопрос.
– Мои дочери присоединятся ко мне в подходящий момент на следующей неделе для участия в сборе двора на Пасху, – пробормотал он, не отрывая глаз от письма, которое он держал в руке. – Сядьте.
Она не двинулась с места.
– А что с Эдвардом? Разве он не с вами?
На этот раз он поднял на нее глаза; взгляд его был холодным.
– Эдвард сейчас в Шропшире, как и моя дочь Эдит. Я вырвал Эдварда из-под присмотра этого нормандского священника, которого вы приставили к нему и который следовал за ним, словно тень, и отослал на воспитание к приемным родителям. Вы можете быть уверены, что там он находится в такой же безопасности, как если бы жил в Руане, как это предлагает здесь ваш брат, – сказал он, небрежно взмахнув свитком, который только что читал.
Ошеломленная, почти обессилевшая от разочарования, она нашла глазами скамью, выложенную подушками, которая стояла вдоль стены, и села. Однако она держалась прямо и гордо подняла подбородок, поскольку не хотела, чтобы он догадывался, какой удар он только что ей нанес. Прошел уже полный год с тех пор, как она в последний раз видела Эдварда. Сколько ей еще ждать встречи с ним? Вспомнит ли он ее вообще, когда увидит снова?
Трясущимися от злости и холода руками она сбросила с плеч отсыревший плащ.
– Элдормен Идрик посоветовал вам отослать от себя детей? – Ну конечно, а кто же еще? Она могла и не задавать этот вопрос.
– Этот совет гораздо лучше того, на чем настаивает ваш брат: отослать детей в Нормандию. – Он посмотрел на нее, и она увидела в его глазах ярость. – Мне он такого почему-то не предлагал. В письмах от него я только и слышал жалобы на то, что я заставляю вас печалиться, отлучив от двора. Это правда, Эмма? Вы настолько жаждете моего общества, дорогая?
Его саркастический насмешливый тон задел ее. Поскольку она промолчала, он ответил на этот вопрос сам:
– Нет. Я вижу, что вовсе не моего общества вы ищете, а общества Эдварда. Как вы, должно быть, разочарованы теперь. Вы ведь надеялись сопровождать вашего сына в путешествии через пролив к вашему брату, верно? Вы настолько испуганы нашествием датского отребья на Англию, что решили просить убежища у него?
– Вся Англия напугана, милорд, – сказала она. Страх того, что может принести это лето, был так же ощутим и заметен на улицах Лондона, как туман с Темзы. – Но уверяю вас, я не просила моего брата приютить детей в Нормандии. Как не считаю я мудрым и решение отдать Эдварда на воспитание так далеко, в Шропшир. Как вашему наследнику ему следовало бы находиться ближе к королевскому двору. Я могу понять ваше желание защитить его от врагов, но, когда пойдет молва о том, что вы услали его настолько далеко отсюда, это вряд ли успокоит народ…
