Огненный омут (Дикое сердце) - Вилар Симона (книга жизни .TXT) 📗
– А по-моему, все было весьма забавно. Я долго вспоминала тот инцидент. Хотя, видит Бог, вы были излишне дерзки. А сейчас столь любезны.
Она чуть пригубила бокал, долгим взглядом поглядела поверх его края на графа.
Эбль заулыбался.
– Что ж, и впрямь верно говорят, что даже сатана не разберет женских причуд. Но мне отрадно, что вы не в обиде на меня. Я же, в свою очередь, прошу у вас прощения, ибо мне было бы горько осознавать, что самая красивая женщина во всем христианском мире гневается на обезумевшего от ее чар поклонника.
– Самая красивая? Мила мне лесть.
Эбль тут же расплылся в уверениях, что говорит, как на исповеди. Эмма смеялась.
Роберт слышал, как они воркуют, отвернулся, пряча улыбку.
Заметил, как Рауль широко открытыми глазами глядит на кокетничающую с графом Эмму. Нельзя, чтобы он вмешался. Пока племянница прекрасно справляется с ролью, и Эбль раскудахтался, как грухарь на току. Главное, чтобы граф ничего не заподозрил. Поэтому герцог положил руку на запястье зятя, заставив его опомниться. Сам же повернулся к Эмме и графу.
– Прости, что я перебиваю вас, племянница, но у нас с миссиром Пуатье как раз шел важный разговор, и он так и не ответил, отчего он не спешил в Шартр, а теперь уличает нас в излишней поспешности.
Эбль нахмурился. Ему совсем не улыбалось, чтобы его опорочили перед этой красавицей.
– Клянусь спасением души, у меня была уважительная причина, чтобы задержаться. Куда более достойная, нежели ваша задержка из-за пустякового ранения. И я слал гонцов, умоляя вас немного обождать. Но я не знал, где вы находились в тот миг, и мои люди скакали в Вермандуа. Кто тогда знал, что ваш дражайший шурин, миссир герцог, окажется предателем.
Теперь вмешался Гвальтельм.
– О какой задержке толкуете вы, сын мой? Город был в опасности, в нем разразилась оспа, люди разуверились и отчаялись, а норманны все наседали. Нам даже пришлось прибегнуть к крайним мерам и…
– Остановитесь, достопочтенный отец! – резко прервал его Роберт. Ему совсем не хотелось, чтобы Гвальтельм открыл, как ничтожно было положение Эммы совсем недавно. В глазах Эбля его племянница должна выглядеть достойно. Не менее достойно, нежели английская принцесса.
– Нам известно, что медлить было нельзя. И вам не в чем упрекнуть нас, что мы не позволили норманнам овладеть городом. И никакая уважительная причина, клянусь царствием небесным…
– У меня она была! – рванулся Эбль. – Вы же знаете, Роберт, я не мог покинуть тогда Пуатье, я должен был встречать принцессу английскую, мою невесту…
Он вдруг резко осекся, бросил на Эмму быстрый взгляд.
Она недоуменно подняла брови.
– Как, сударь? У вас уже есть невеста? – Она обиженно надула губки. – А я после той нашей встречи… Что ж, должно быть, англичанка красивее наших женщин.
Роберт едва не расхохотался, видя обескураженное лицо Эбля. Перед ним сидит прекрасная племянница двух самых могущественных людей Франкии, женщина королевской крови, и дает ему понять, что задета его пренебрежением к ней ради иноземки.
«Отлично сыграно, девочка!» Роберт осторожно пожал ее руку. Эмма никак не отреагировала на этот жест одобрения, лишь взглядом велела стольнику пододвинуть к ней блюдо с перепелами. Ела, глядя туда, где в центре шатра, смеша зрителей, боролись два уродливых карлика.
Эбль не сводил с нее глаз. Видел этот нежный профиль, чуть золотистый в свете свечей, длинный изгиб ресниц. И вспомнил веснушчатое курносое создание с еле оформившейся фигурой, какое ему неожиданно прислали из Англии.
Тогда он решил, что обошел всех других князей-франков, а сейчас вдруг засомневался – уж не прогадал ли? Ведь еще во время их первой встречи в монастыре Роберт намекнул ему, что брак его племянницы с Роллоном недействителен в землях франков, что эта принцесса фактически свободна и он не прочь бы породниться с Эблем.
Граф перевел взгляд на карликов. Для смеха они надели рогатые нормандские шлемы, потрясали секирами. Эбль вдруг словно что-то вспомнил.
– А как же ваш Роллон? Неужели вы уже забыли его?
– Ролло? Он ведь не пожелал креститься, а значит, не так сильно любит меня. Да и кто знает, где он теперь.
Она отодвинула тарелку. В упор поглядела на Роберта.
– Как вы думаете, светлейший герцог, где сейчас Роллон Нормандский?
Голос невольно ее выдавал. Роберт понял, что Эмма требует от него того, чем он заманил ее на пир. И он поспешил ответить. Как можно непринужденнее:
– Одно из двух: либо он главенствует норманнами, что окопались на холме Лев, и тогда он совсем рядом с нами; либо это он и его люди захватили Мальмезон. Для нас бы выгоднее, если бы Роллон был на оцепленном франками холме, хотя в том, как действовали северяне под Мальмезоном, скорее угадывается его почерк. Потому-то я так и спешил в Мальмезон. Но те, кто уцелел в крепости, сообщили, что штурмом руководил рыжий норманн, известный под именем Галля. Поэтому у нас остается надежда, что удастся пленить Ролло и выставить ему свои условия.
Роберт говорил спокойно, словно обсуждая богословский трактат. Но Эмма была напряжена, как струна. Ни о каких условиях не могло быть и речи! Теперь, когда норманны разгромлены, для герцога будет выгодней физически уничтожить их предводителя, нежели сызнова давать ему власть на условиях крещения. Эта идея была абсурдна с самого начала, а уж сейчас выглядела совсем невероятно. Побежденному не оказывают милости, не ведут с ним переговоров. И все же Эмма надеялась. Спросила как можно беспечнее:
– И когда же вы думаете разгромить норманнов на холме?
Вмешался Эбль.
– Диво, что вы до сих пор этого не сделали, – заметил он резко. – Неужели после такой победы под Шартром, вам не под силу одолеть горстку язычников на холме?
Роберт не спеша отрезал кусок пирога, сделал кровчему знак подлить вина.
– Тебя не было здесь, Эбль, и ты не знаешь, во что обошлась нам победа. Норманны сражались, как люди, привыкшие выходить лишь победителями. И хотя на каждого из них приходилось по два-три франка, нас полегло не менее, чем их. Нужно было отойти после боя, похоронить убитых, заняться ранеными. А холм Лев… Мы немного опоздали, и викинги успели занять выгодную позицию на его вершине. На крутом подъеме наша конница понесла значительный урон. Убитых было столько, что норманны смогли соорудить стену из их тел и туш коней. Не диво, что наши воины не захотели предпринимать новый штурм – они отступили в ужасе, многих рвало, люди кидались к реке, спешили отмыться, пили воду.
– Я вижу, нейстрийцы отступили даже перед трупами, – насмешливо резюмировал Эбль, поправляя сияющую каменьями гривну у горла. – И это те храбрецы, что отбили Шартр. А отряд норманнов по-прежнему остался у них под боком и может стать угрозой в любой миг.
– Вы зря так говорите, граф, – поглаживая бородку, заметил Роберт. – Свое право на славу мы доказали, и поле перед Шартром, где произошла битва, люди уже сейчас величают Лугом Отступления. А вот вы… Вы ведь тоже гневались на нас, что мы не поделились с вами славой. Что ж, холм Лев не так и далеко. И вы уже завтра можете проявить свою доблесть, если атакуете язычников и нанесете им сокрушительное поражение.
Эбль громко расхохотался:
– Клянусь крестом на Голгофе – вот этого я и ждал. Выходит, я не зря гнал свое войско по такой жаре к стенам Шартра. И я обещаю, что не пройдет и двух дней, как я вернусь с победой.
Он хотел сейчас же идти и отдавать распоряжение к сбору, но Эмма резко схватила его за руку.
– Умоляю вас, граф… Окажите любезность – позвольте и мне поехать с вами.
Тут даже Роберт опешил. Недоуменно глядел на племянницу. Да, он хотел, чтобы она проявила внимание к Эблю, но он не ожидал, что это зайдет так далеко и она пожелает еще и уехать с ним. Черт знает что! Никогда не знаешь, что ожидать от этой дикарки. То слышать про Эбля не хочет, то рвется сопровождать его.
Эбль улыбался.
– Конечно, светлейшая госпожа. Это будет великая честь для меня… и величайшая радость. Если, конечно, ваш дядюшка не будет против.
