Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" (книги .txt) 📗
Ида сделала небольшой осторожный глоток, пробуя вино, словно кошка молоко и ненавязчиво обвела всех взглядом. Казалось, ничего не изменилось, только Клод стал более задумчивым и тоже украдкой следил за собеседниками, видимо, желая прочесть их мысли. Жером как всегда пребывал в состоянии спокойного отрешения, Эдмон ослепительно улыбался, Моник кокетливо хлопала длинными ресницами, по привычке вытянувшись, словно солдат в карауле. Вздохнув, средняя Воле сделала ещё один глоток. Даже сейчас, среди самых дорогих ей людей, она не может позволить себе роскошь быть настоящей. И даже сейчас её дорогая сестра не может отвлечься от своей вечной жажды мести.
— А вы давно участвуете в бегах? — спросила Моник самым невинным тоном, каким только могла, и захлопала длинными ресницами. Дюрана передернуло от одного только взгляда на неё, но он взял себя в руки и мило улыбнулся.
— В бегах я вообще не участвую. Я жокей, а не наездник, — коротко ответил он и тут же добавил. — Ах да, я и забыл, что вы, мадемуазель Воле, не разбираетесь в этом.
— Моник, бега и скачки — это разные вещи, — негромко сказала Ида, тоже взглянув на Эдмона. Её поражало, что человек, который так легко и уверенно держался в седле, мог не знать элементарного.
— Бега — это когда конь, то есть рысак, бежит рысью. При этом он запряжен в колесницу, в которой сидит наездник и правит, — Дюран объяснял это как маленькому ребенку, а его взгляд, направленный на младшую Воле был полон какого-то тихого и молчаливого презрения. — Бега очень и очень редко проводятся под седлом, то есть когда наездник сидит верхом на лошади. И в бегах я совершенно безнадежен.
— А скачки? — всё с тем же наивным, раздражающим непониманием спросила Моник.
— Скачки проводятся верхом и всегда только полным галопом. Иногда бывают скачки с препятствиями, — Эдмон залпом допил остававшееся в бокале вино. — На мой скромный взгляд, скачки с препятствиями намного зрелищнее гладких скачек. По крайней мере, куда более опаснее, это уж точно.
Моник открыла, было, рот, чтобы спросить, что такое гладкие скачки, но Ида её опередила, сказав своим самым мягким и дружелюбным шёпотом:
— Гладкие скачки — это скачки по ровной дороге.
— Дай угадаю, — Жером вяло улыбнулся и обратился к Эдмону, — ты участвуешь в скачках с препятствиями?
— Потому что они более зрелищные? — спросила младшая Воле, переводя взгляд с Эдмона на Жерома и обратно.
— Нет, потому что они более опасны, — Дюран посмотрел прямо в глаза Моник, и она почувствовала себя так, как будто внезапно оказалась на морозе.
— Ну и конечно интриги, — продолжил Эдмон, стараясь не встречаться взглядом с Моник, которая просто пожирала его глазами. — Если ты фаворит, то твои соперники проявят невероятные умственные способности и чудеса изобретательности, чтобы ты либо не вышел на круг, либо сошел с него.
— Игра против правил… — усмехнулся Жером.
— Чтобы выиграть, играя по правилам, нужно быть лучшим, — отозвался Эдмон.
— А вы? — негромко спросила Ида, приподняв брови и глядя прямо в его серые глаза, — Вы лучший, господин герцог?
— К сожалению, я вынужден вас огорчить, госпожа виконтесса, — Эдмон качнул головой. — Мне приходилось нарушать правила, когда победа была мне жизненно необходима.
— И почему же я не удивлен? — печально улыбнулся Клод, беззаботно играя оставшимся в бокале вином. — Может, поговорим о политике? Все обычно говорят о политике.
— А что, произошло что-то из ряда вон выходящее? — Жером недоуменно перевел взгляд на брата.
— Ну как же, недавно была официально объявлена война России, — всезнающим тоном ответил Клод. — Теперь мы не просто помогаем Турции, а воюем от своего собственного имени.
— Да, а неофициально она идет с того года. И наши добровольцы неофициально находились за тысячу миль, — сказала Ида и, вспомнив злосчастное письмо, добавила, — И неофициально умирали за интересы Франции.
В её глазах горел непонятный злой огонек, она тяжело дышала и, как бывало всякий раз, когда что-то её злило, с трудом переводила дыхание. Эдмон глянул на Клода, словно говоря ему, что следовало бы догадаться, о чём можно упоминать в присутствии сестры, а о чём нет. Лезьё виновато прикусил губу и опустил глаза, напоминая всем маленького ребенка, которого обвиняют в проступке, который он вовсе не считал плохим.
— Прошу прощения, — сказала Ида, заметив этот бессловесный диалог между друзьями, — наверное, мне не стоило высказываться так резко.
— Нет, вы все сказали правильно. Вам не стоило извиняться, виконтесса Воле, — Эдмон даже не взглянул на неё. Он привык жить двойной жизнью, это уже давно не составляло для него труда. Но сейчас ему было невыносимо трудно обращаться «виконтесса Воле» к человеку, которому он разрешал забираться в те уголки его души, куда он сам не любил заходить, и переворачивать там всё вверх дном.
***
Ида взяла на сезон скачек ложу. Теперь она могла позволить себе подобную роскошь. Моник, в нетерпеливом ожидании, перемерила все шляпки, которые были в её распоряжении, в том числе и те, что принадлежали сестре. Ида же спокойно сидела в номере и терпеливо изучала уже порядком наскучившую ей светскую хронику, дабы быть суметь поддержать разговор.
Ипподром же впечатлил их своим размахом и величественностью с первого взгляда на переполненные зрителями трибуны и изумрудный, идеально подстриженный газон. Эдмон не обманул, сказав, что скачки — это, прежде всего, красиво. Собственно, как казалось Иде, скачки организовывались больше для того, чтобы дамы могли в очередной раз показаться друг перед другом в шикарных нарядах, а не для того, чтобы посмотреть на сами соревнования. До начала заездов оставалось чуть больше, чем полтора часа и зрители неторопливо расхаживали взад вперед и беседовали. Все разговоры, даже если они начинались с обсуждения погоды или здоровья чьей-нибудь тетушки, сводились, в конце концов, к предстоящим соревнованиям. Сестры Воле огляделись по сторонам в поисках тех, с кем можно было бы заговорить. Неподалеку мелькнуло лиловое платье Жозефины, которая шла рядом с матерью, положив на плечо трость раскрытого зонтика. Это означало только одно: где-то поблизости должны был находиться один из братьев Лезьё.
— О, милейшая кузина! Как я рад! — внезапно вырвавшийся из людского потока Клод поцеловал руку Иды, которая посмотрела на него обычным недовольным взглядом и, поклонившись Моник, снова заговорил, — Моник, рад тебя видеть. Ты сегодня великолепна, как никогда.
— А где Жером? — поинтересовалась младшая Воле.
— Где-то здесь, — Клод махнул рукой в неопределенном направлении. — Ты же знаешь, что он не любит подобные «сборища», и как презрительно он о них отзывается.
— Ну а ты, конечно же, не упустишь возможности сыграть, — улыбнулась средняя виконтесса Воле, продолжая оглядывать собравшихся придирчивым взглядом.
— Лишние деньги никогда не помешают, — многозначительно поднял бровь Лезьё и добавил, — Ида, мы с братом, точнее я, от нашего имени, хотели поблагодарить тебя. Мы знаем, что у тебя проблемы с деньгами и то, что ты сняла на сезон эту ложу, наверное, сказалось на…
— Клод! — Ида предостерегающе взмахнула веером. — Вы столько мне помогали, что можете считать это оплатой моего долга. И я хочу, что бы ты запомнил, дорогой кузен, если я делаю что-то — значит, я могу себе это позволить. Наши дяди весьма щедры ко мне, и я не вижу ничего плохого в том, что бы этой щедростью воспользоваться.
Глядя в её честные, голубые глаза даже самый искушенный человек не заподозрил бы лжи, главный закон которой заключался в том, что необходимо было верить в правдивость своих слов.
***
Зрители рассаживались по местам — пришло время долгожданных заездов. Средняя виконтесса Воле изящно обмахнулась веером и гордо оглядела окружающее её пространство. Она знала, что была красивее всех собравшихся дам, не смотря на простоту своего платья и вычурность их нарядов. Ведь это платье было сшито под её зорким наблюдением и в соответствии с её вкусами, а вкус у Иды, как говорили многие, был безупречен. Платья и шляпки остальных женщин напоминали Иде разноцветные лоскуты, которые свалили в одном месте и перемешали. Мельком взглянув на Моник, она не смогла удержаться от улыбки: младшая Воле держалась невероятно серьезно. Тонкая фигурка, прямая как палка, неподвижно застыла и, казалось, превратилась в камень. Рядом весело болтали Клод и Жером, обсуждая претендентов на главный приз. Правда, от Иды не укрылось, как часто глаза Клода скользили мимо брата к ложе, в которой расположилась юная маркиза Лондор с матерью.
