Безжалостное обольщение - Фэйзер Джейн (книги бесплатно читать без TXT) 📗
— Можешь смеяться надо мной, если хочешь. Кажется, это уже больше не имеет никакого значения, но выяснилось, что из меня получится никудышный шпион: какие-то вещи я никогда не могу сделать, несмотря на то что это самый лучший способ достичь цели. Авантюристка из меня явно не получилась — мне нужно было остаться в Новом Орлеане и выйти замуж за Николаса.
Доминик долго смотрел на нее: тонкая, склонившаяся вперед шея, вздрагивающие и вспыхивающие искорками в отблесках каминного огня локоны, маленькие руки, впившиеся в колени, нелепый контраст голых ног в тазу с роскошью бального платья и драгоценностей.
— Прошу прощения, Женевьева, но, наверное, я абсолютный тупица. Какие такие вещи ты не можешь делать?
Женевьева шмыгнула носом и поморщилась: голова у нее готова была вот-вот взорваться.
— Распутничать. — Слово это вырвалось у нее с каким-то злобным шипением. — Что бы ты там ни думал, я не могу ложиться в постель с этими мужчинами. Я могу только притворяться, будто мне этого хочется.
На мгновение Доминику показалось, что земля повернулась вокруг своей оси, а затем медленно-медленно встала на место.
— Что же ты тогда делала во время этих свиданий?
— Играла в пике, — призналась Женевьева, разминая пальцы в теплой воде. — Ставила на себя. Если бы проиграла, тогда… — Она пожала плечами. — Поэтому мне нужно во что бы то ни было выигрывать.
Доминик стоял как громом пораженный.
— Но эти четверо — самые лучшие в Вене игроки! Женевьева снова лишь пожала плечами. Несколько минут он в недоумении шагал по комнате, потом подошел, встал напротив, взял ее за подбородок и поднял голову. Женевьева вынуждена была встретить его взгляд.
— Ты говоришь правду?
— Ну вот, теперь ты обвиняешь меня во лжи! — Женевьева заплакала. — Сначала я была распутницей, теперь — врунья.
— Я ни в чем тебя не обвиняю, фея, — осторожно сказал Доминик. — Просто хочу убедиться, что на сей раз все правильно понял. Ты добывала информацию, играя в карты и обещая партнерам себя в случае их победы? Так?
— В двух словах — да. Может, и не слишком хорошо продуманный план, но… Только теперь я поняла, что они обменялись информацией и, наверное, поняли, что я не та, за кого они меня принимали. Вот я и пыталась усыпить их подозрения сегодня вечером.
Доминик нахмурился:
— Но это не все, что ты сделала, Женевьева.
— Нет. — Она вздохнула. — Но ты так рассердил меня своими инсинуациями и придирками. Конечно, ты не знал, скольких нервов стоило мне все это, а я не могла довериться тебе, потому что ты сказал бы, что я проявляю дурацкую щепетильность…
— Что, черт возьми, заставило тебя так думать? — перебил Доминик, соображая, встряхнуть ли ее как следует, прежде чем обнять.
— Ну, ты ведь думал, что это такой простой план и что для меня было вполне естественно предложить его… Только, когда я говорила о нем, я не понимала еще… — Пальцы ее лежавших на коленях рук сцепились в какой-то немыслимый узел. — В тот момент мне казалось, что это все такая чепуха и… и что это так вписывается в наше приключение. Ведь мы действительно лишь участники одного общего приключения, не то что уважаемые люди, и не принадлежим друг другу.
Доминик размышлял: сколько времени понадобится, чтобы убедить ее в том, что в их отношениях, быть может, есть и нечто другое — самое главное. Но Женевьева была так уверена в том, что говорила! Однако эту проблему он отложил на потом и вернулся к более насущной.
— Не понимаю, почему ты не доверяешь мне настолько, что не могла сказать: «Этого я делать не хочу»? — мягко спросил он. — Тебе пришлось выдержать такое нервное напряжение, намеренно заставляя меня думать совсем другое, в результате чего я не только не помог, но и усугубил твои проблемы. Сколького можно было бы избежать, если бы ты доверилась мне.
— Но откуда я могла знать, что ты поймешь? — Женевьева впервые за все это время посмотрела на него. — Ты принял мой план с такой готовностью, а, когда я возвращалась домой, вел себя так, словно ничего необычного не произошло…
— Было безумием с моей стороны то, что я согласился, — резко перебил Доминик. — Но ты выглядела такой, черт возьми, самоуверенной, знающей, что делаешь. Я считал, что не имею права тебе мешать. А кроме того, казалось, что у тебя так здорово все получается, ты приносила столько нужной информации. Будь я проклят, Женевьева, ты нарочно заставляла меня верить, что тебе все это очень нравится! Меня терзала самая постыдная, мучительная ревность. Женевьева Латур. Самое опустошающее чувство из всех. Я никогда прежде его не испытывал и не был готов к нему. А ты подливала масла в огонь.
— Ревность? — пробормотала удивленная Женевьева, вынимая ноги из таза. — У тебя? Ко мне? — Это было самое неожиданное открытие; на миг оно заслонило собой все ее телесные недуги и душевные раны.
— Именно! — горько усмехаясь над собой, подтвердил Доминик. — Ревность из-за флирта, в которые играл этот маленький фонтанчик женственности. Немедленно дай мне самую торжественную клятву, что никогда больше не будешь скрывать от меня ничего, что мне интересно и касается меня. — Бирюзовые глаза смотрели строго.
— Если бы ты сказал мне, что чувствуешь, я бы призналась, — не стала спорить Женевьева, решив, что, судя по всему, от нее больше не требуют взять всю вину за случившееся на себя. — Ты ничего не сделал для того, чтобы я сказала тебе правду, наоборот. — Наклонившись, она вытерла ноги полотенцем, которое оставил Сайлас. — У меня так болит голова, Доминик. Может быть, продолжим утром?
— Мне нужно твое твердое обещание. — Подхватив под мышки, Доминик поднял ее на ноги, и в этот момент раздался громкий стук бронзового молоточка о входную дверь, разнесшийся по всему дому. — Кого еще черт…
Отпустив Женевьеву, Доминик вышел и, перегнувшись через перила, посмотрел в вестибюль. Женевьева тихо подошла, встала рядом и тоже заглянула вниз. Сайлас уже спешил к двери, в которую продолжали стучать. А когда он открыл, месье Фуше бесцеремонно прошел мимо.
— Где месье Делакруа, приятель? Мне нужно немедленно переговорить с ним.
— Что за неотложное дело, Фуше? — нарочито беспечно прокричал сверху Доминик.
— А, Делакруа! — Посетитель приветственно поднял руку и, перескакивая через ступеньку, стал быстро подниматься по лестнице. — Простите за столь необычное появление. Мадам Делакруа, к вашим услугам, — несмотря на явную спешку, он галантно поклонился босоногой Женевьеве.
— Мы очень рады видеть вас, месье, — сказала она, отступая в открытую дверь спальни.
К ее удивлению, француз воспринял это как приглашение и вслед за ней вошел в неубранную комнату: чулки и туфли валялись на полу рядом с тазом и мокрым полотенцем. Женевьева беспомощно посмотрела на Доминика. Тот позвал Сайласа.
— Что случилось, Фуше? — прямо спросил он, протягивая нежданному гостю бренди, который чуть раньше налил для Женевьевы.
— Я… э-э… слышал… э-э… о кое-каких впечатляющих событиях на балу у Полански, — с необычным смущением произнес Фуше, — и счел, что мне не следует терять времени, поскольку ваше пребывание в Вене, очевидно, подходит к концу.
— Очевидно, — согласился Доминик со своей обычной сухой улыбочкой. — Не думаю, что нас теперь будут где-нибудь принимать.
— Конечно. — Фуше отпил глоток бренди и подождал, пока Сайлас унесет таз и соберет разбросанные вещи Женевьевы.
— Мадам пора в постель, — позволил себе, выходя из комнаты, заметить Сайлас и закрыл дверь с весьма решительным стуком.
"Фуше, похоже, нисколько не смутило то, что матрос с серьгой и «конским хвостиком» служит горничной у дамы, — подумала Женевьева, — ведь Фуше уже давно подозревает, что Делакруа — не совсем обычная супружеская пара».
— Сегодня никому из нас не придется спать, — сообщил Фуше, — если, конечно, мне удастся уговорить вас объединить паши усилия.
Женевьева, почувствовав, что ко всем ее несчастьям добавилось головокружение и возобновились тошнотворные позывы в желудке, снова села в кресло. Если бы не это, и у нее, как у Доминика, загорелись бы глаза и лицо стало бы настороженным. Но сегодня она выжата эмоционально и физически и к стыду своему готова в любой момент расплакаться, подпирая рукой раскалывающуюся голову. Только себя следовало ей винить в том, что выпила слишком много шампанского, и, конечно, она не могла не понимать, что в значительной мере именно из-за этого произошли бурные события сегодняшнего вечера. Но вынужденная пробежка по улицам и напряженный длительный разговор, в ходе которого ей пришлось выложить все правду и который, как она догадывалась, еще не закончен, лишили Женевьеву последних сил. На данный момент Наполеон Бонапарт был ей в высшей степени безразличен.
