Сокол и огонь - Райан Патриция (книги онлайн txt) 📗
— Вы заказали три штуки, и всех их, так сказать, употребили, — сказала Нэн.
Девицы захихикали, наблюдая за реакцией Торна, который не знал, то ли гордиться, то ли стыдиться таких подвигов. Но что-то в голосе толстухи заставило его насторожиться.
— Так вот, вы заказали еще, но… — Нэн пнула ногой пустой кувшин и рассмеялась, — но успели сделать лишь один глоток и тут же свалились мертвецки пьяным.
Шлюхи разразились веселым смехом. У Торна застучало в висках.
— Так ты хочешь сказать, что все, что я сделал, это…
— А вы сами ничего не помните? — спросила Нэн. — Да, неудивительно. Вы заявились вчера, ревели тут, как медведь, выкуренный из берлоги, велели мне принести побольше бренди и пили, пока не упились в стельку.
Рябая Тильда поправила одеяло и положила голову ему на колени.
— Да, уснули, как младенец на руках у матери, — мечтательно сказала она. — Это было такое трогательное зрелище.
Торну вновь стало плохо, и он подумал, как растрогается эта Тильда, если его сейчас вырвет прямо на нее.
— Я хотела дать вам выспаться, но тут заявилась эта баба и…
Женщины зашушукались и заохали.
— Ну надо же! Они уже дошли до того, что бегают за ним в бордели! Какой мужчина, какая любовь!
Мартина? Здесь? Нет, Боже, только не это! Торн попытался подняться на ноги, оттолкнув бросившуюся помогать Тильду. Шлюхи расступились, и он, шатаясь, побрел вниз по лестнице, думая, что скажет ей. И что скажет она, когда увидит его в таком жалком виде.
— Фильда, ты? — удивленно воскликнул он.
Она быстро подскочила и со всей силы влепила ему пощечину.
— Ты негодяй! — В ее глазах стояли слезы. — Ты оставил ее, чтобы прийти к этим… этим…
— Все, что он сделал, это напился, — возразила Нэн, спускаясь с лестницы. — А теперь у него жуткое похмелье, так что ты лучше была бы с ним по…
— Очень хорошо! Я рада, что ты мучаешься, Торн, — сказала Фильда. — Ты оставил ее одну. Оставил одну!
Она принялась колотить его в грудь, заливаясь слезами. Он схватил ее за руки.
— Да что все-таки стряслось? Ответь мне! Что-нибудь случилось с Мартиной?
Фильда кивнула.
— Что?! Что с ней?!
Нэн взяла ее за плечо и протянула ей чашу с какой-то жидкостью. Выпив ее, Фильда заметно успокоилась и смогла говорить.
— Это все эта сука, Клэр. Не зря она мне так не нравилась. Вечно она путалась под ногами. Как только ты уехал, она тоже куда-то испарилась. Я тогда не догадалась, но теперь понимаю, что она отправилась в Харфорд, чтобы сообщить Бернарду…
— Что такое?! Что ты говоришь, повтори!
— Миледи… ее забрали. Они примчались ночью, Бернард и его солдаты. Я видела, как они выволокли ее без сознания и уложили на коня. Ее лицо было в крови.
— Что-о?!
— Она велела мне отыскать тебя и все рассказать.
— О Боже! — Он упал на колени, держась за живот.
Кто-то поставил перед ним вазу, он схватил ее обеими руками и опорожнил в нее содержимое своего желудка. Заботливые руки убрали вазу и вытерли ему рот мокрым полотенцем. Поднявшись, Торн развязал кошель, высыпал горсть монет в ладонь хозяйке притона и вывалился на залитую полуденным солнцем улицу в сопровождении Фильды.
— Я поеду в Харфорд! Сейчас же соберу своих людей и поеду в Харфорд!
Она тряхнула его за плечо.
— Нет! Она не в Харфорде! Я слышала, как солдаты говорили, что ее повезут сюда, в Гастингс, и будут держать под стражей в Бэттлском аббатстве до суда.
— До какого суда? — Он догадался об ответе, прежде чем эти слова слетели с его губ. Конечно, он должен был это предвидеть, зная Бернарда.
— Ересь, — сказала Фильда. — Бернард обвинил ее в ереси. Говорят, что епископ решил устроить показательный процесс и наказать ее сурово, чтобы другим было неповадно… О Господи, Торн, они хотят сжечь ее на костре. Сжечь заживо!
— Я побывал в Бэттлском аббатстве, — говорил Торн Мэтью тем же вечером. — Но мне не дали повидаться с ней.
— Конечно, а ты чего ждал? — буднично сказал Мэтью. Казалось, он не ведает вообще никаких чувств. — Ты не увидишь ее до суда. Сядь и попробуй собраться с мыслями.
Торн покачал головой, продолжая метаться по комнате.
— Каково ей сейчас? Ей плохо, она знает, что они собираются казнить ее, сжечь на костре. Господи, Мэтью, неужели они и вправду способны на такое?
— В Италии и Франции еретиков сжигали еще сто лет назад. Их имущество при этом конфискуется, часто в пользу обвинителя. Вот почему обвинения в еретическом колдовстве следовало бы тщательно проверять, ведь если люди, подобные отцу Саймону и этому жадному чудовищу Бернарду, получат возможность безнаказанно предъявлять такие необоснованные обвинения, то можешь себе представить, сколько невинных жизней они загубят.
Торн перестал мерить шагами комнату.
— Сейчас меня интересует только одна невинная жизнь — Мартины. Нам надо выработать линию поведения на суде. Я не могу позволить, чтобы ее признали виновной.
— Но она уже считается виновной, понимаешь. И теперь ты должен доказывать ее невиновность перед судьями.
Торн уселся верхом на скамью и недоуменно посмотрел на настоятеля.
— Но суд работает совсем не так. В моем общинном собрании…
— Твой общинный суд, — терпеливо, будто ребенку, принялся объяснять ему Мэтью, — действует на основе древней англосаксонской правовой традиции, согласно которой любой обвиняемый считается невиновным до тех пор, пока его вина не будет доказана. Церковные же суды действуют совсем по другому принципу. Они будут исходить из того, что Мартина виновна, то есть что она колдунья и еретичка…
— И что, если мы не сумеем доказать ее невиновность? Ее сожгут?
— Несомненно, — коротко сказал Мэтью. — Ее поместья конфискуют. Оливье получит право передать их в другие руки, на свое усмотрение, а он, несомненно, пожалует их Бернарду. Кроме того, какая-то часть перепадет церкви, и, хорошо зная епископа Ламберта, могу с уверенностью сказать, что уж он-то не преминет погреть на этом деле руки. Так что можешь считать, что он лично заинтересован в том, чтобы Мартину признали виновной. Нам будет очень трудно вытащить ее.
Из церкви донеслось стройное пение.
— Я должен идти, — сказал Мэтью. — И ты тоже отправляйся пока домой и молись.
Оставшись один, Торн уставился в темноту невидящим взором, прислушиваясь к службе. Да, надо идти домой и молиться. Он проведет на коленях в часовне всю ночь, как он делал это накануне посвящения в рыцари. Он будет молить Господа указать ему путь к спасению Мартины. Она не может умереть; он не допустит этого. Ведь она теперь частичка его самого, его крови и плоти, их души навек соединены пред Господом. И он любит ее.
Торн вдруг разразился смехом, словно сделал открытие. Ну да, так и есть. Только сейчас он понял, что любит ее. Господи, как он был глуп, отрицая это, делая вид, что это не любовь ведет его по жизни, а что-то другое.
— Я спасу ее. Бог мне поможет! — прошептал он.
На рассвете Торн поднялся с каменного пола, потирая затекшие колени. Теперь он твердо знал, что будет делать.
— Оседлай моего коня, парень, и приведи его сюда, — выйдя на крыльцо, приказал он конюху. — И заодно собери мне чего-нибудь поесть и попить в дорогу. Мне сегодня далеко ехать.
Когда Торн спешился во дворе Харфорда, день уже клонился к закату. Бойс приветствовал его, вынув свой меч из ножен и пожимая при этом плечами, будто извиняясь за вынужденную враждебность.
Торн не стал дожидаться, пока его попросят, и сам сдал оружие.
— Отведи меня к сукину сыну, — сказал он.
Бойс провел его в большой зал и оставил ждать, отправившись на поиски Бернарда.
— Торн! Торн! — Эйлис спрыгнула с колен матери и подбежала к нему. Он подхватил ее на руки, прижал к себе, а затем опустил на пол. Эйлис взяла его за руку и подвела к столу, за которым сидели ее мать и дед.
— Миледи.
Женива кивнула в ответ.
