Изгнанник - Бенцони Жюльетта (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗
Вопреки развернувшимся в городах репрессиям и беспорядкам, происшедшим по вине Комитета по надзору – среди прочих пострадали гостиница Меснильдо в Валони и дом маркиза д'Аркура, которые были немилосердно разграблены булочником Артелем, сапожником Лебризе и еще неким Лонжьеном, – а также, не считая нескольких слуг, насильно занесенных в армейские списки, и нескольких крупных собственников, брошенных в тюрьму, в деревнях в основном удавалось сохранять относительное спокойствие. Ситуация осложнилась после истории, приключившейся в Гранвиле: 24 ноября 1793 года вандейская армия, направлявшаяся к морю, чтобы воссоединиться там с эмигрантами из Джерси и Англии, окружила старый город. Ле Карпантье, как депутат от Конвента в новом департаменте Ла-Манш, примчался из Шербурга, чтобы взять город под защиту. Защита была слабая, но благодаря ей удалось остановить наступательное движение королевской армии. В результате этой операции, названной позже «попыткой избежать каторгу», был положен конец порядку. Наступило время произвола и беззакония, особенно когда было официально утверждено революционное правительство. Политическая полиция широко развернула свою деятельность в округах, и тюрьмы наполнялись. Даже миролюбивый и добродушный Бугенвиль оказался взятым под стражу в Кутансе.
К счастью, он был достаточно хорошо известен и любим повсюду, чем, кстати, очень гордился, поэтому ему не пришлось жаловаться на строгость режима: к нему допускали близких, которые имели возможность принести ему что-нибудь вкусное из еды, а также спрятанные в карманах записочки. Разумеется, Жозеф Энгуль тут же примчался на помощь своему дорогому другу. Накануне он говорил с Тремэном, который также намеревался принять в этом участие. Но Энгуль посоветовал ему не вмешиваться.
– Тебе лучше оставаться дома: здесь тоже много людей, нуждающихся в твоей помощи…
На самом деле так и было. Положение было очень серьезно, и угроза с каждым днем возрастала. Был вынужден эмигрировать Феликс де Варанвиль. Он был в ярости и уезжал против воли, но в противном случае его бы арестовали как «мятежного офицера». Роза, привыкшая брать на себя бремя ответственности и управляться с хозяйством в отсутствие мужа, с момента его отъезда перестала плакать. Она продолжала следить за работами на полях, в доме, но теперь никто больше не слышал, как она смеется. Гийом, разумеется, старался защищать ее и ее детей и оказывать им помощь. Он предложил ей укрыться вместе с детьми на время в Тринадцати Ветрах, но она отказалась.
– Пока еще никого не убили, мой дорогой Гийом, – заявила она ему, – и потом, я так привыкла к своим диванам!
– Если какая-нибудь банда из тех, что шатаются в Валони и в окрестностях, примутся за твои диваны, я бы не хотел, чтобы вы сгорели вместе с ними…
– Уверяю тебя, у меня есть чем защищаться, к тому же я метко стреляю! Пусть они грабят мои кладовые, но дом Феликса…
Правда, Гийому все-таки удалось добиться установления в маленькой караульной башне их небольшого замка колокола: в случае необходимости – один удар в набат, и он примчится на помощь. Однако надежда на то, что он никогда не услышит этого звона, была велика: Розу очень любили в округе, так же как, впрочем, и старушку де Шантелу, которая, как это ни странно, перестала то и дело падать в обморок после разграбления ее гостиницы в Валони. Настроенная воинственно, она не говорила больше ни о чем, кроме как о том, что, если кто-нибудь посмеет ворваться в Варанвиль, она своею собственной рукой готова размозжить ему голову ударом кочерги. Большую часть дня мадам де Шан-телу проводила теперь наверху в караульной башне рядом с колоколом, обозревая окрестности в морскую подзорную трубу, которую позаимствовала у Феликса.
Странная вещь, но с тех пор, как Бюто забрал молодых слуг и опустошил конюшни в Тринадцати Ветрах, он больше не предпринимал никаких других шагов. Надо сказать, что, став агентом Комитета общественного спасения, Бюто все усилия приложил к тому, чтобы развернуть в районе, который был ему подвластен, войну с Богом, отдав на разграбление своих банд церкви и соборы. Из них они уносили все, что могли, пачкали стены, разбивали скульптуры и оскверняли помещения, устраивая там стойла для скота и свинарники (где только они находили корм для свиней в это тяжелое время?!).
В Сен-Васте, население которого во время волнений сохраняло примерное и достойное спокойствие, банда под предводительством Адриана Амеля и несколько дезертиров из форта пытались организовать охоту на священников. Но поскольку им никого не удалось найти, – возможно, потому, что тех слишком хорошо прятали, – они накинулись на церкви. Распятие с Христом бандиты вынесли из церкви и сожгли в Потри. В самом храме они устроили себе жилье, оставив место и для своих лошадей. Кропильницы служили для животных водопоем, а их всадники испражнялись в священные чаши…
Тем благочестивым и набожным жителям, которые хотели бы продолжать совершать обряды, было предписано отправляться в Ридовиль, где церковь стала «конституционной» и где кюре Нобо только что женился на своей служанке, но, разумеется, никто туда не ходил. Люди из окрестностей тоже не посещали эту церковь, тем более что отныне Ридовиль больше не существовал: власть одним росчерком пера уничтожила его, заявив, что отныне все окрестности присоединены к «Порт-Васт». Адриан и его приспешники за все это время насладились всласть, терроризируя и притесняя самых слабых. И в то же время они не решались осуществить набег на Ла Пернель, где большой дом и старая церковь, возвышавшиеся на отвесных со стороны моря высоких скалах, казалось, бросали вызов всем ими им подобным.
Дело было даже не в том, что им не хватало желания броситься своими ордами на разграбление усадьбы, просто в них, как и у всех подлецов, страх был сильнее, чем ненависть. Тремэн, которого Адриан встретил как-то раз в порту, где случайно и против обыкновения оказался один без сообщников, не оставил ему никаких иллюзий относительно того, что может произойти, если они осмелятся заявиться.
– Если ты только посмеешь подойти к моей двери… тебе не удастся отпраздновать победу, – сказал Адриану хозяин Тринадцати Ветров. – Я всажу тебе пулю в лоб!
– А другим? Ты их тоже убьешь, кузен?
– Может быть, и не всех, но многие из них все-таки лягут на пороге… Конечно, я и сам могу сломать на этом шею, но по крайней мере, я умру довольным!
– Мой друг Бюто заставит тебя дорого заплатить за угрозы!
Гийом громко рассмеялся и наклонился к нему, чтобы заглянуть в глаза:
– Ты уверен? Он не так глуп, этот твой друг Бюто, и прекрасно понимает, что больше получит от меня живого, чем от мертвого. У него есть дела и поважнее того, чтобы нападать на честного буржуа вроде меня… Он знает, что мы всегда можем договориться.
Адриан предпочел остановиться на этом и не лезть с предложениями к своему старшему другу, который не любил, когда кто-нибудь вмешивался в его дела. И еще он подумал, что эта хитрая бестия Тремэн вполне мог заключить с Бюто какое-нибудь тайное соглашение – кто его знает? Поразмыслив на эту тему, он решил без помощи своего патрона найти какое-нибудь средство, чтобы отомстить этому выскочке Гийому. Никому ничего не сказав, он замыслил отъявленное злодейство, которое должно было стать платой за дерзость…
Однажды вечером, незадолго до Рождества, – это было в ночь перед зимним солнцестоянием, – молодой Гатьен (он служил ассистентом у доктора Аннеброна) прибежал, запыхавшись, в Тринадцать Ветров: доктор срочно требовал Тремэна к себе!
– Это совершенно против правил, не кажется ли тебе? – пробовал пошутить Гийом, хотя именно это его и насторожило. – Что-нибудь серьезное случилось?
– Не знаю. Доктор сказал только, что хочет что-то вам показать.
Оседлать лошадь и слететь кубарем вниз в деревню верхом на одной лошади вместе с юношей было делом нескольких минут, однако сумерки зимой короткие, и поэтому, когда они подъезжали к дому доктора, темная декабрьская ночь уже опустилась на землю. Когда Тремэн, предупрежденный Гатьеном, вошел в рабочий кабинет доктора, Пьер Аннеброн как раз сидел за письменным столом и что-то писал. Он поднял голову, и Тремэн был поражен выражением бесконечной грусти и усталости на его лице, обычно пышущем здоровьем.
