Мечтай обо мне - Литтон Джози (бесплатные серии книг txt) 📗
Добрый король Альфред, благослови его Бог, часто повторял, что война — это последний аргумент в споре, но никак не первейший. Чем лучше владеешь мечом, тем больше оснований помедлить перед тем, как его выхватить. А что же Вулф Хаконсон? При первом же намеке на оскорбление он, как не в срок разбуженный медведь, поднялся из своей берлоги и пошел сеять смерть и разрушение!
— Как всякий мужчина…
— Ты о чем? — спросил Вулф.
После нескольких часов молчания он был рад услышать хоть несколько слов, даже если и не понял их смысла.
Кимбра вздрогнула, поняв, что начала думать вслух. Она не повернулась.
— Так, ни о чем…
Викинг пожал плечами, притворяясь, что ему все равно. Вспомнив, что Кимбра часами не отрывала взгляда от моря, он заметил небрежно:
— Ты не обязательно утонула бы сразу. Тобой могли полакомиться акулы.
Ему удалось привлечь ее внимание.
— Я отлично плаваю — это во-первых. А во-вторых, мы были еще в виду берега.
Ах вот как! Значит, она собиралась не покончить с жизнью, а добраться до берега вплавь. Хотя это была явная переоценка своих сил, Вулф ощутил облегчение, потому что это означало, что Кимбра все же не предпочитает смерть его обществу.
— В темноте ты бы не доплыла.
— Теперь уже не узнать!
Он не собирался ее дразнить, просто она была на редкость обидчива. Так и щетинилась колючками, как ежик, что был у него в детстве. Сравнение заставило хмыкнуть.
— Я настолько забавна?
— Ты похожа на ежа, которого я когда-то держал в доме.
Это шутка, подумала Кимбра. Шутка — и только. Никому в голову не придет сравнить ее с ежом! Если ее и сравнивали, то с лебедем. На лебедя она тоже мало похожа, но на ежа… это уж слишком!
— А что, есть сходство?
— Только в поведении.
Ну вот и разговор завязался. Маленькая победа. Вулф устроился поудобнее и демонстративно оглядел Кимбру.
— Если тебе интересно, на что ты похожа, я бы сказал — на пушного зверя. У тебя невероятно много волос.
В самом деле, у нее были самые длинные, мягкие и влекущие волосы. Он то и дело размышлял о том, каково будет, когда они рассыплются по его телу, когда он вплетет в них пальцы, чтобы привлечь ее к себе.
— Не по всему телу, — возразила Кимбра.
И вспыхнула. Сейчас он скажет, что прекрасно это знает, что уже видел ее обнаженной. А если подумать, то не однажды! Он всего насмотрелся, когда прятался на балконе, замышляя свое гнусное деяние!
— Хм…
Это было все, что он сказал, перед тем как заняться рулем.
Некоторое время спустя Олаф принес обед. Он передал его Вулфу, не удостоив Кимбру взглядом, однако подметил все, потому что не удержался от реплики:
— Она в твоей мантии.
— Это подарок.
— Новую сошьешь из тех шкур, что я проиграл в споре?
— Наверное.
— Дурак я был, когда поспорил, — буркнул Олаф. — Твоя всегда берет!
— Это был честный спор. Все сошло гладко, но могло и не сойти.
Кимбра слушала молча, однако, когда Олаф ушел, не выдержала:
— А что за спор?
— Олаф поспорил на десять горностаевых шкур, что я не смогу вот так просто войти в форт и забрать тебя. Он думал, нам придется идти на штурм.
Значит, они спорили на то, увенчается ли его гнусный трюк успехом! И конечно, злорадствовали, когда все получилось! Вспомнив ночные размышления, Кимбра не стала скрывать горечи:
— А тебе не кажется, что было бы честнее дать страже умереть в бою? Дать им хоть крохотный шанс защитить свои жизни?
С минуту Вулф смотрел на нее, как на помешанную.
— Крохотный шанс? Речь идет о воинах, призванных защищать чужие жизни, твою в том числе. Они должны уметь сражаться.
— И что же? Таких не грешно убивать? А ведь у них семьи, дети! Что теперь с ними будет?
Викинг залюбовался гневным румянцем на щеках Кимбры, яростным блеском ее глаз. Она была великолепна и по-прежнему слишком идеальна.
— Это всецело зависит от твоего дорогого братца, от того, решит ли он помиловать кормильцев.
— Что ты этим хочешь сказать? — спросила Кимбра на полтона ниже.
— А то…
Он стиснул кулаки, но заставил себя их разжать. Не хватало еще так раздражаться из-за женщины!
— А то, что мы оставили стражу связанной с кляпами во рту. Им не на что жаловаться, кроме шишек на голове.
Кимбра подумала, что неправильно истолковала услышанное. Она не часто прибегала к норвежскому с тех пор, как странствующий монах, что научил ее этому языку, отправился из Холихуда дальше по свету. Сам он изучил его в те годы, когда нес слово Божье варварам северных земель. Какие истории он рассказывал! Кровь стыла в жилах.
— Вот уж не думала, что ты не решишься убить.
— Куда уж мне, грязному варвару, — сказал Вулф, и его щека дернулась.
— Я совсем не это имела в виду!
Он не поверил. Впервые в жизни — снова впервые! — кто-то счел Кимбру лгуньей, обычно люди верили каждому ее слову. Она смотрела на мрачный профиль Вулфа и думала, как бы его убедить. И спрашивала себя, почему ее так задевает его недоверие.
В последующие дни все повторялось почти в точности. Каждое утро Вулф приносил пленнице еду и воду для питья и умывания. Она подозревала, что получает воды больше, чем любой другой человек на судне, но не находила в себе сил отказаться.
Когда с утренним ритуалом бывало покончено, Вулф провожал девушку на палубу. Все эти дни погода была хорошей. Однако молчание и невозможность как-то себя занять действовали на нервы. Команда, включая капитана, почти все время проводила на веслах. Викинги были не только привычны к физической нагрузке, но как будто даже рады всякой возможности лишний раз потрудиться.
Поскольку до сих пор Кимбре не приходилось так долго находиться в чисто мужской компании, она испытывала вполне естественное любопытство к своим спутникам. Она заметила, что с ней они держались совсем иначе, учтивее, чем друг с другом, но не знала, относится это к любой женщине или только к леди. Так или иначе, между собой они общались в простецкой форме. Не то чтобы Кимбра прислушивалась намеренно, просто на столь ограниченной территории ничто не проходило незамеченным. Первое время она смущалась и краснела от весьма откровенных выражений, потом, с неожиданной быстротой, привыкла и пропускала их мимо ушей. Точно так же она научилась не шарахаться, когда кто-то из мужчин спокойно пускал за борт струю. Она просто отводила взгляд.
«Держаться учтивее» означало в данном случае не навязывать своего внимания. Единственный, кто общался с Кимброй, был Вулф. С того памятного разговора он больше не упоминал ни о письме, ни о том, что ее ждет. Девушка подумывала о том, чтобы подступить к нему с расспросами, но предпочла неведение правде, которая, быть может, сокрушила бы ее.
Ей хватало пищи для размышлений. Неужели в ночь ее похищения в Холихуде никто не пострадал? Так хотелось, чтобы это было правдой. Ее пугала мысль о том, как отреагировал брат на то, что гарнизон не сумел уберечь его сестру. Кимбра мысленно отшатывалась от неизбежной ярости Хоука, как от десятибалльного шторма. Она любила брата всем сердцем, глубоко уважала его, но признавала за ним способность к безжалостной расправе, а потому, хотя и рвалась душой к свободе, не позволяла себе молить небеса о спасении. Это было возможным только ценой кровопролития. И она этого боялась.
Девушка не страдала от заточения. В трюме появился другой, более мягкий тюфяк, так что первым она укрывалась как одеялом, и ночной отдых перестал быть мучением. В пищу, правда, шли сушеные или соленые продукты (за исключением свежепойманной рыбы), зато ее было так много, что Кимбре ни разу не удалось доесть все, что ей приносили. Короче говоря, она ни в чем не знала отказа, если не считать одежды.
Ее мучила лишь одна проблема — как занять собственное время. На седьмой день, когда все та же рутина повторилась, Кимбра поняла, что не выдержит и закричит.
