Воспевая бурю - Роджерс Мэрилайл (читать книги полностью txt) 📗
Анья хотела вернуть своему лицу выражение обычного безмятежного спокойствия и постараться отвлечь мысли от их ссоры. Обратив оружие друида против него самого, она неожиданно сменила ярость на любопытство и перевела разговор с себя на других.
– Как ты думаешь, они оба лесные разбойники? Из тех, чьи злодеяния так часто дают пищу для рассказов странников, заглядывающих в наш замок?
Ивейн понял уловку Аньи, и она его позабавила, но он скрыл улыбку за маской бесстрастия.
– Именно это, как ты слышала, и утверждал наш пленник.
Чтобы не напугать Анью, он предпочел не говорить ей, что первый из нападавших явно не был простым разбойником. Его одежда и оружие были слишком изысканны; без всякого сомнения, они принадлежали воину.
Глубоко сожалея, что его милая Анья оказалась вовлеченной в эту бешеную, дикую схватку, Ивейн хотел отвлечь ее от воспоминаний о недавних жестокостях.
– Каковы бы ни были мотивы твоего истинного появления здесь, ты не оставила мне иного выбора, как только взять тебя с собой, подвергая всем опасностям пути.
В его словах прозвучало раздражение, снова вспыхнувшее в нем при мысли о невеселой действительности. Во время обряда в дубовом лесу Трокенхольта жрец узнал об опасностях этого путешествия: они таятся теперь на каждом шагу. Для того чтобы победить всех тех, кто желает его погибели, ему нужна была незамутненная ясность ума и кристальная отточенность чувств. Но его грешная любовь к Анье и так уже затрудняла достижение этой цели, А теперь ее близость делала это почти невозможным. Лицо его но прежнему оставалось бесстрастным, словно высеченным из гранита, а глаза казались осколками синего льда, когда он мрачно добавил:
– Твое присутствие увеличивает опасность, но я не смею терять драгоценное время, сопровождая тебя назад, в Трокенхольт.
Анья сдерживалась, стараясь не показать, как ей больно. В эту минуту она еще сильнее страдала от угрюмого тона Ивейна, придававшего его глубокому мягкому голосу тысячи различных оттенков – от легкого недовольства до сурового осуждения. Она хотела помочь, а не быть обузой. И именно это она уже сделала, хоть он и отказывался это признать. Но если он не захочет понять, ей будет так горько… Если он считает ее присутствие наказанием…
Неожиданно длинная лошадиная морда появилась между ними, и напряжение ссоры тотчас рассеялось.
Несмотря на неспешную трусцу Ягодки и на то, что они виляли из стороны в сторону, заметая следы, кобыле удалось-таки отыскать хозяйку. Ивейн тихонько рассмеялся, радуясь столь своевременному вмешательству животного. Однако, опасаясь, что и люди, идущие по их следу, тоже могут настигнуть их, он тотчас помог Анье вскочить в седло и пошел впереди, прокладывая дорогу к желанной цели.
Ночь черным покрывалом опустилась на лес. Анья, свернувшись калачиком, лежала, закутавшись в темный плащ и подложив ладони под голову.
Вдыхая свежий запах листвы, в который вплетался острый и терпкий аромат жимолости, девушка прислушивалась. Она вспоминала проникновенный голос Ивейна, когда вечером, перед сном, он возносил благодарственный гимн природе. Потом, набрав свежей травы и набросав ее поверх опавших еще осенью листьев, друид устроил постель для Аньи. Воспоминание о песнопении жарким восторгом наполнило душу девушки.
Ивейн лежал растянувшись по другую сторону потухающего костра. Мысль о его мощном теле, находящемся совсем рядом, так близко от нее, оживила волнующие воспоминания об их объятии в дубовом лесу Трокенхольта… и ей еще острее захотелось опять испытать эту близость. Она с горечью вспомнила, как он совершенно ясно дал ей понять, что вовсе не разделяет ее желания, и одинокая слеза скатилась по нежной щеке. Анья знала, что должна сделать, знала давно, с той минуты, как они поссорились. Ивейн лежал, не двигаясь, но по страсти, бурлившей в ее крови, Анья чувствовала, что он не спит. Время, как ей казалось, тянулось бесконечно. Разделавшись с незадачливым Клодом, они проделали свой путь через лес в молчании. Ивейн произнес несколько самых необходимых слов, объявив, что пора отдохнуть, и развел костер на ночь.
Желая попросить у него прощения, она, чтобы добавить что-нибудь к его ужину, протянула ему хлебную лепешку из своего мешочка с провизией. Он поблагодарил ее с ледяной вежливостью – и все. Это открыло Анье глаза. Как глупо было с ее стороны надеяться переубедить неумолимого жреца и добиться, чтобы он обрадовался ее присутствию!
Только теперь, когда последний отблеск неяркого лунного света скользнул по небу, дыхание Ивейна стало размеренным, спокойным и сонным. И только теперь могла она рискнуть и исполнить еще один смелый план, придуманный ради блага любимого, чтобы исправить зло, которое, как он думал, она ему причинила.
Радуясь, что оказалась предусмотрительной, не расплетя перед сном толстые косы, девушка осторожно встала. Мешочек с припасами она оставила Ивейну. Потом неслышно подняла котомку со сменой одежды и постаралась как можно тише сделать самое трудное – тихонько разбудить Ягодку и вывести ее в лес.
С решимостью, подкреплявшейся горестным сознанием того, что Ивейн видит в ней лишь обузу, Анья сунула руку в маленький мешочек, по-прежнему висевший у пояса, и вынула кристалл. Она принялась медленно катать его в своих гладких ладошках, мысленно нараспев произнося заговор о прикрытии. Анья надеялась, что хорошо помнит слова. Она слышала их только дважды, да и то в раннем детстве.
Девушка чуть не вскрикнула, когда впервые в ответ на ее призью белый камешек у нее в ладонях начал светиться. Свет был неяркий, мерцающий, и все-таки это был свет. Боясь, как бы неловкое движение или запинка не рассеяли чары, лишив ее этого маленького успеха, Анья бережно зажала кристалл в руке и направилась к Ягодке.
Характер у лошади был покладистый, но кто знает, как она поведет себя, если поднять ее и направить в обратную сторону. Кобыла может наделать столько шума, что разбудит Ивейна, воина и жреца, привыкшего спать очень чутко. Анья решила, хотя и не могла быть уверена, что заговор о прикрытии делает не только людей, но и животных, – всех, кто находится в кругу света кристалла, – невидимыми. И, что было еще важнее в эту минуту, она надеялась, что их будет не только не видно, но и не слышно.
Как бы там ни было, все шло как по маслу, пока в мерцающем сиянии кристалла Анья выбирала дорогу, обходя камешки, о которые можно споткнуться, и сучья, которые наверняка хрустнут, если на них наступить. Подойдя к дереву, где была оставлена Ягодка, Анья удивилась, что кобыла стоит и смотрит на приближающуюся хозяйку так, точно ожидает ее появления. Вместе они направились обратно по дороге, пройденной днем.
Анья не решалась прекратить свое беззвучное песнопение, пока не оседлала кобылу и они не отошли достаточно далеко от спящего Ивейна. Когда она наконец перестала повторять слова заклинания, кристалл тотчас же остыл и померк. Наскоро пробормотав трижды благодарственную молитву, девушка бережно опустила камень обратно в мешочек, затем вскочила на широкую спину лошади и подхлестнула неторопливое животное.
Заехав в лесную чашу, где ветви деревьев, сплетаясь, не позволяли рассеянному звездному свету проникнуть сквозь них, Анья уже ничего не могла разглядеть, и ей пришлось положиться на инстинкт Ягодки. Стараясь не думать об опасностях пути, девушка не могла тем не менее подавить неожиданное дурное предчувствие. Это не было ни боязнью кромешного мрака, ни страхом перед лесными зверями. Она вобрала в себя слишком много любви своей матери ко всему живому, чтобы страшиться этого. Скорее, Анья чувствовала некоторое беспокойство, словно бы за ней наблюдали глаза человека.
«Не будь дурочкой, какой считает тебя Ивейн, – молча одернула себя Анья. – Даже лесные разбойники должны спать по ночам, чтобы бодрствовать днем и не упустить добычу».
Желая поверить собственным утешениям, девушка попыталась заглушить опасения, заключив себя в раковину спокойствия, как делала многие годы. А лошадь, лишенная человеческого воображения, тем временем трусила себе потихоньку, не задумываясь ни о глубоком сумраке ночи, ни о зверях, шныряющих в чаще, ни о недобрых взглядах людей, притаившихся, быть может, в лесу.
