Самый короткий путь (СИ) - "Elle D." (е книги txt) 📗
чтение. На столе рядом с подсвечником он увидел чернильницу, перья и несколько
листков пергамента. Может, написать домой?.. Он обещал матери и Роберту писать как
можно чаще. В пути это было невозможно, но теперь ему, кажется, было о чём им
порассказать…
– Твои письма, конечно, будут прочитывать перед отправкой, – сказал ему Роберт две
недели назад в Тэйнхайле. – Поэтому хорошенько подумай, прежде чем писать то, что
будет у тебя на душе или на уме… особенно на уме, Уилл. Ты должен быть очень
осторожен.
У Уилла в самом деле было много всего на душе и на уме, слишком много, чтобы он мог
толком подобрать слова для описания своих чувств. Прежде всего надо, конечно,
сообщить о судьбе, постигшей брата Эсмонта. Ну и сообщить о том, что сам он здоров…
только даже для таких простых вещей у Уилла не находилось слов. Вертя перо в руках, он
смотрел на огонёк свечи, кусая губы и видя мысленным взглядом строгое лицо Роберта.
Будь осторожен, Уилл…
– Кто здесь? Уильям, вы? Что, чёрт подери, вы тут делаете в темноте?
Тяжёлая капля чернил сорвалась с кончика пера и расплылась жирной кляксой по тем
немногим словам приветствия, которые смог выдавить из себя Уилл. Он вздрогнул и
прикрыл кляксу рукой, словно боялся, что его выругают.
Впрочем, он сомневался, что граф Риверте когда-нибудь выругает его за подобный
проступок.
– Какая темень. Вы испортите себе глаза, – сказал Риверте, входя в библиотеку и снимая с
полки большой подсвечник, которого Уилл прежде не заметил. Вспыхнули свечи, стало
гораздо светлее, хотя сам Уилл предпочёл бы, чтобы в библиотеке воцарилась кромешная
тьма, под сенью которой он смог бы незаметно прокрасться вдоль стенки и удрать. Он уже
страшно корил себя за то, что не остался в своей комнате.
– Вообразите, какой конфуз: я отправил Арко, чтобы он принёс мне «Эротиазис»
Кальченте, а этот маленький идиот притащил сборник порнографических гравюр Литтозо,
который ни один здравомыслящий человек не откроет в приличном обществе… Чёрт, где
же оно… странно, я был уверен, что оставил его в прошлый раз на столе. Вы не брали?
– Нет! – выпалил Уилл, радуясь, что полумрак скрадывает пунцовый румянец, заливший
его щёки. Он слышал про «Эротиазис», выдающийся труд современной поэзии,
воспевающий интимные подробности женского тела, и ему было страшно представить
себе состав общества, в котором Риверте собрался читать эти стихи.
Впрочем, его порыв был, видимо, чересчур жарок. Риверте прекратил озираться и
посмотрел на Уилла в упор – впервые с того мгновения, когда переступил порог.
– А, собственно, – сказал он, – какого дьявола вы тут делаете?
Похоже, его настроение ничуть не улучшилось с той минуты, когда Гальяна представил
их с Уиллом друг другу в большом зале; впрочем, Уилл опасался, что подобное
настроение для Риверте – нечто вроде нормы. Он переоделся из своего охотничьего
костюма в роскошный парадный; лиловый атлас камзола и чёрный шёлк брюк,
заправленных в высокие лоснящиеся сапоги, бросались в глаза даже в полутьме
библиотеке, а белоснежный батист сорочки слепил глаза. В руке Риверте больше не было
хлыста, но лицо его было таким же холодным и равнодушным, как и во время их первого
разговора.
– Я… я, – сказал Уилл, прочистив горло, – собирался, с вашего позволения, написать
несколько писем родным.
– С моего позволения? А на черта, разрешите спросить, вам понадобилось моё
позволение? И если так, почему вы не испросили его прежде, чем браться за дело – вижу,
работа у вас в самом разгаре?
Он говорил отрывисто, но Уилл всё равно не мог понять, всерьёз ли он, или это такое
своеобразное чувство юмора. Риверте развеял его замешательство, улыбнувшись – это
была скупая и не особенно приятная улыбка, хотя кому-то она, может, и показалась бы
обворожительной.
– Бросьте ваши бумажки, – сказал он. – И спускайтесь вниз. Там сегодня такие дамы, что
смертный грех избегать их общества.
– Боюсь, я не смогу принять ваше любезное приглашение… – начал Уилл, и Риверте
ответил:
– Боюсь, я не смогу принять вашего вежливого отказа. Даю вам четверть часа, чтобы
переодеться и спуститься вниз. Сейчас как раз будет третья смена горячего. Где же этот
чёртов Кальченте… а! Вот он. Ну, я так и знал, вы завалили его своими писульками.
Подайте-ка.
Уилл испуганно смахнул бумаги в сторону, едва не перевернув чернильницу, и
действительно увидел под ними тонкую книжицу. Он взял её и протянул Риверте.
Длинные сильные пальцы, на сей раз без перчатки, сомкнулись на тёмном бархате
переплёта, кроваво-красный рубин кольца блеснул в свете свечи. Уилл разжал руку и
отпрянул. Риверте помахал книгой в воздухе.
– Спускайтесь поживее, будет читать сира Элеонор. Поверьте, это стоит послушать.
Четверть часа, Уильям, не то я сам поднимусь и приволоку вас, – он снова улыбнулся и
вышел из библиотеки шагом, в котором странно сочетались быстрота и размашистость
военного с изяществом придворного. Лишь когда дверь за ним закрылась, Уилл позволил
себе судорожно вздохнуть. Ну почему, почему ему не сиделось на месте!
Как и опасался Уилл, небольшая пирушка в замка Даккар оказалась самым пёстрым,
шумным и жеманным обществом из всех, в каких ему доводилось оказываться за его пока
ещё не очень долгую жизнь.
Нет, конечно, в Тэйнхайле давали приёмы, устраивали сезонные балы и празднества. Но
Тэйнхайл был всего лишь провинциальным замком небольшого, скромного королевства, в
котором строгость и аккуратность ценилась выше показного роскошества. Тем не менее
именно на балу в Тэйнхайле Уилл впервые увидел Риверте – около года назад. Тогда их
страны ещё не были в состоянии войны, хотя к ней, очевидно, шло. Риверте явился в
Хиллэс с дипломатической миссией, а поскольку как раз в это время король Эдмунд
гостил у своего троюродного кузена лорда Норана в Тэйнхайле, там и состоялся приём.
Риверте явился на него с опозданием, потому привлёк всеобщее внимание, когда наконец
вошёл в яркий, полный людей зал. Он был в абсолютно чёрном, но очень дорогом
костюме, освежаемом лишь тяжелой драгоценной цепью на груди, в оправе которой
матово поблескивал крупный аметист, и такими же камнями у него на пальцах. Этот
костюм несказанно шёл к цвету его глаз и смолянисто-чёрным волосам, заметно более
коротким, чем у любого из присутствующих мужчин: они едва прикрывали затылок и
были зачёсаны назад и набок, ложась вокруг лба продуманно небрежной волной. Среди
длинноволосых уроженцев Хиллэса это смотрелось едва ли не дико – но настоящее
возмущение вызвали кружевные манжеты сорочки, очень длинные и свободно
выпущенные из-под рукавов камзола. Риверте поклонился королю Эдмунду, затем леди и
лорду Норан, затем какой-то из присутствующих дам, которая немедленно зарделась до
самого декольте, станцевал два танца и до конца вечера стал объектом бурного
обсуждения присутствующих. Все порицали его причёску и его манжеты; однако на
следующий же бал большая часть мужчин явилась подстриженной и с выпущенными
манжетами. В те дни вряд ли кто-нибудь мог с уверенностью сказать, в чём состояла цель
дипломатического визита посланника Вальены – у всех были другие поводы для
разговоров. Даже Роберт, глубоко презиравший веяния моды, кажется, стал носить волосы
чуточку короче. И лишь много позже, когда Риверте уехал, стало известно, что он
привозил требование дани.
Уилл хорошо помнил тот день, и воспоминание ожило с новой силой, когда он переступил
порог бального зала замка Даккар.
Зал был полон. Полтора десятка пар кружились по нему в танце, ослепляя Уилла яркими
красками одежд и блеском драгоценностей. Свечи полыхали так, что, казалось, в замке
