Перелетные птицы - Кроун Алла (читать книги полностью .TXT) 📗

Оказавшись в танцзале, Марина решила забыть обо всем плохом и предаться веселью. В конце концов, рассудила она, это ничем не отличается от тех многочисленных вечеров, когда она танцевала в Харбине со своим старым другом, который к тому же был искусным и изобретательным партнером. За это она и любила танго: в этом танце можно самому придумывать движения, не теряя чувственного ритма.

Чувственного. По ее телу разлилось волнительное тепло. Она вступала на зыбкую почву. Теперь она замужняя женщина, и что, спрашивается, она делает здесь, у всех на виду, рядом с другим мужчиной? Неужели она настолько глупа, что решила, будто из-за того, что они с Михаилом давно знают друг друга, ничего не изменилось? Лучше выбросить из головы эту опасную мысль. Но сделать это оказалось не так-то просто. Все было совсем не так, как в Харбине. Марине казалось, что все на нее смотрят, и она боялась, что кто-нибудь спросит, почему Рольф не пришел с ней.

Доносящиеся со всех сторон смех, русская речь, гром оркестра и заливистое богатое гудение аккордеона оглушили Марину. Михаил несколько раз пытался завязать непринужденный разговор, но все его попытки потерпели неудачу. После оживленного джазового номера, который они послушали за бокалом «Пино Нуар», вперед вышел аккордеонист. Через несколько мгновений Марину заворожили первые ноты томного французского танго «J’attendrai». Михаил вывел ее на середину зала. До этого они много раз танцевали танго, но она уже забыла, какое захватывающее удовольствие доставляет ей этот медленный, плавный танец. Михаил увлекал ее за собой в сложной последовательности шагов. Ее лоб у его щеки, его теплое дыхание у нее на ухе, тела прижаты — они покачивались вместе в ритме красивой мелодии. «J’attendrai… toujours… mon amour» [23] — этот гимн терпеливой неумирающей любви вдруг приобрел для нее особое значение. У нее в голове снова прозвучали слова матери: «Михаил любит тебя», и Марина, чего-то испугавшись и растерявшись, резко отпрянула от него. Михаил остановился и, продолжая держать ее за руки, несколько секунд всматривался в ее глаза. Марина почувствовала, что под этим пронизывающим взглядом ее лицо вспыхнуло. Она с ужасом подумала, что вот сейчас он начнет задавать вопросы, но Михаил только сжал ее руки, поцеловал одну из них и повел девушку обратно к столику.

— Что скажешь, если домой пойдем пешком, Марина? — произнес он, взглянув на свои часы. — Тут так накурено, что мне, пожалуй, придется костюм свой за окно вывешивать, чтобы избавиться от запаха. А твои волосы… — Он придвинулся к ней и с улыбкой легонько щелкнул по заправленной за ухо пряди. — Они, наверно, так пропитались табачным дымом, что твой муж чего доброго решит, будто ты начала курить.

Он никогда не называл Рольфа по имени, всегда говорил «твой муж», да и это случалось довольно редко. Они встали и направились к выходу, как вдруг к ним подошел улыбающийся крупный мужчина.

— Никитин! Уходишь так рано?

Пальцы Михаила сжались на руке Марины.

— Это мой однокашник. Сейчас он работает официантом в ресторане «Ренессанс», — негромко произнес он, пока мужчина не подошел к ним вплотную.

Когда здоровяк хлопнул Михаила по плечу и усмехнулся, Марина почувствовала в его дыхании сильный запах алкоголя.

— Что же это ты? Не представишь меня прекрасной девушке? — пробасил он и кивнул в сторону Марины.

— Госпожа Ваймер, позвольте представить: это Игорь Болтов, мой бывший одноклассник, — непривычно формальным тоном произнес Михаил.

Болтов изумленно поднял брови.

— Вы имеете какое-то отношение к Рольфу Ваймеру?

Прежде чем Марина успела совладать с удивлением, Михаил спросил:

— Откуда ты знаешь Рольфа Ваймера?

Болтов хохотнул.

— Откуда я знаю Рольфа Ваймера?! Да это мой самый щедрый клиент в «Ренессансе»! — сказал он и, подмигнув, прибавил: — Особенно когда бывает там с красавицей Ксенией! Уж кому, как не мне, знать его? Он всегда заказывает одно и то же: себе кампари, а своей очаровательной спутнице «Шато-Латур».

Мужчина покачнулся и снова обратил взгляд к Марине.

— Так вы ему не родственница?

Марина не успела ответить, потому что Михаил потянул ее за руку к выходу, бросив Болтову:

— Увидимся, Игорь.

На улице воздух еще был прохладен, и летняя влажность пока не ощущалась.

— Итак, ваше высочество, — промолвил Михаил с улыбочкой, как когда-то в Харбине, — что прикажете подать: велорикшу, рикшу или соизволите прогуляться на своих двоих?

Губы Марины дрожали так, что ей пришлось их сжать что было силы. Ответить она не сумела.

Михаил развернулся и подозвал велорикшу.

Дорогой какое-то время молчали, а потом он сказал:

— Этот дурень был пьян, Марина. Наверняка он что-то спутал.

Несмотря на то что произнес он это будничным тоном, слова его прозвучали совершенно неубедительно, и Марина покачала головой.

— Не надо, Миша.

Поездка показалась Марине бесконечной. Когда же наконец приехали на Авеню Хейг и остановились у ее дома, она не могла заставить себя посмотреть спутнику в глаза. Едва слышным голосом она пожелала ему спокойной ночи и хотела было уйти, но он взял ее за руки и попытался приблизить к себе. Марина, на грани отчаяния, едва сдерживая слезы, сопротивлялась. Чувствуя, как незаметно, исподволь, нарастает напряжение, она вырвалась и убежала в дом.

Включив свет в гостиной, Марина направилась прямиком к буфету, на котором стоял хрустальный графин, открыла крышку и понюхала красную жидкость. Кампари.

Конечно же, она понимала смысл того, что сейчас произошло, но какое-то инстинктивное, иррациональное внутреннее побуждение подталкивало ее сделать что-нибудь, чтобы удостовериться. Болтов знал Рольфа, в этом не было сомнений. Рольф и кампари — понятия тождественные, но гордость не позволила ей сказать об этом Михаилу.

Она медленно поставила графин обратно на буфет, а потом повернулась и осмотрела комнату так, будто видела ее впервые. В квартире было очень тихо, но барабанные перепонки Марины вибрировали от пульсации крови в голове. Ей вдруг стало не хватать воздуха, точно какой-то неосязаемый дух обвил ее горло невидимыми щупальцами и начал душить.

Какой стыд! И Михаил стал свидетелем ее унижения. Он пытался повести себя благородно, и это, пожалуй, ранило больнее всего. Она силилась разобраться в охвативших ее чувствах. Забавно, но Марина совсем не чувствовала ревности — измена Рольфа не вызвала душевной боли. Единственное, что она сейчас ощущала, — это жгучий укол гордости. Мать предостерегала ее. На то у нее, несомненно, были другие причины, но материнское чутье подсказало ей, где затаилась беда. И дядя Сережа разделял ее мнение. Теперь Марина не могла искать у них утешения. Бывают такие вещи, в которых слишком трудно признаваться. Она осталась один на один со своей гордостью. Одна в большой мрачной квартире. А впереди были долгие часы ночной тишины. О боже, она не вынесет одиночества! Если бы рядом был кто-нибудь, кто прижал бы ее к себе, покачал, как ребенка, и позволил выплакать свой стыд! Кто-нибудь, кому ничего не нужно объяснять, кто-нибудь, кто и так знает…

Миша. Он знал… Он попытался утешить ее, но что-то услышанное в его добрых словах заставило ее, сгоравшую от стыда, убежать. Как же глупо было отвергнуть протянутую руку помощи! Все эта дурацкая гордость! Разобраться в чувствах не получилось, она только запуталась еще больше.

Ей нужно было выйти из этой пустой квартиры, немедленно избавиться от тягостной пустоты. Пансион, в котором жил Михаил, находился всего в трех кварталах, на Рут Груши. Дрожащей рукой Марина выключила свет и что было духу бросилась из дома.

Удивление на лице Михаила, когда он открыл дверь, задержалось лишь на секунду, а потом он подарил ей свою обычную обаятельную улыбку и пригласил войти.

Несмотря на безнадежный беспорядок, царивший в его комнате, вид она имела вполне уютный и располагающий к хорошему настроению. Комод был заставлен фотографиями его родителей и школьных товарищей. Среди них бы и несколько снимков Марины, сделанных еще в Харбине. Пара-тройка открытых книг лежали лицом вниз на резном столике, стоявшем перед широким диваном. На обеденном столе прямо посреди комнаты громоздилась целая кипа газет и журналов, некоторые соскользнули и лежали на полу. Михаил и не думал их поднимать.