Нежная мятежница (др. преревод) - Линдсей Джоанна (список книг TXT) 📗
Она подняла голову, посмотрев в глаза Энтони.
В них горел гнев. Рослин ожидала все что угодно, но только не этого.
— А не с этим ли связано неожиданное изменение в твоем сердечном расположении? — спросил он, показывая записку, которую с какой-то брезгливостью держал двумя пальцами.
— Что это такое? — насторожилась Рослин.
— Не стоит затевать новую игру, дорогая. Что это такое, тебе прекрасно известно, — последовал резкий ответ.
— Нет, я не знаю! — громко возразила Рослин, забывая, что затеяла весь этот разговор, чтобы помириться с мужем. — Где ты взял эту бумагу?
— На твоем трюмо.
— Это невозможно. Я переодевалась здесь, когда вернулась после нашей поездки в порт, и этого, не знаю, что там у тебя, — она указала пальцем на записку, — на столике не было.
— Существует один способ выяснить истину. Правильно?
Энтони был зол на брата за то, что тот решил все-таки вмешаться в его семейные дела, но еще больше сердился на Рослин. Как она могла устроить весь этот ад, а потом из-за какой-то обыкновенной записки вдруг признаться, что была не права? Он не нуждается в ее прощении, черт побери! Ему нужно, чтобы она желала его, несмотря ни на что. И было бы именно так через некоторое время. Тогда и только тогда он собирался доказать жене, что ее обвинение в его адрес было несправедливым с самого начала.
Он высунулся в коридор и громко позвал Джереми. Джеймс мог передать Рослин записку только в порту, в чем Энтони сомневался, так как все время находился там рядом с ней. Значит, скорее всего брат передал свое послание через Джереми. Как бы то ни было, позволять жене себя обманывать он не собирался.
Из двери комнаты Джереми показалась голова племянника.
— Отец поручал тебе передать что-то моей жене? — не теряя времени, перешел к делу Энтони.
Из уст парня вырвалось нечто похожее на стон.
— Провались все пропадом, Тонни. Я думал, ты ушел. Я только что положил… Ты не должен был видеть этой бумаги, — закончил он заикаясь.
— Ладно, все нормально, юнга. Ничего плохого ты не сделал.
Теперь Энтони сердился на себя за свою дурацкую подозрительность. Рослин не видела письма. Это очевидно. А это значит… Черт побери, да он же сам воспротивился тому, к чему все это время стремился!
Он прикрыл дверь и обернулся к Рослин. Она уже поднялась с шезлонга и стояла, указывая рукой на бумагу. Горящие глаза не предвещали собеседнику ничего хорошего.
— Давать мне это, будь так любезен.
— Нет, — ответил Энтони не очень решительно. — Послушай, я уже сожалею о своем ошибочном предположении. Извини. А записка совершенно не важная. Что…
— Я сама хочу определить, важна она или нет. Раз письмо лежало на моем столике, то и предназначалась она мне, а не тебе.
— Что ж, держи.
Он протянул ей лежащую на ладони скомканную бумагу. Но когда Рослин взяла ее, Энтони сжал ее руку в своих, не давая развернуть.
— Ты сможешь почитать письмо чуть позже, — мягко произнес он. — Но сначала скажи мне все-таки, что ты имела в виду, говоря о своей неправоте.
Рослин мгновенно забыла о злополучной записке, оказавшейся наконец у нее.
— Я говорила тебе… об ограничениях… Мне не следовало… Я не должна была выдвигать какие-либо условия.
— Правильно! Это все, что ты хотела сказать?
Энтони улыбался. И это была та самая улыбка, превращающая ее в воск, тающий в сладком меду.
— Я приходить к тебе только ради ребенка. Я не должна была… Но я боялась, что слишком привыкну быть с тобой, так, что все, кроме этого, потеряйт значение.
— Ну и как? — Губы мужа пощекотали ее щеку и коснулись уголка рта.
— Что?
— Привыкла ко мне?
Не дожидаясь ответа, он стал покрывать ее жаркими поцелуями, заставляющими забыть обо всем, останавливающими дыхание, похищающими душу. Рослин пришлось самой осторожно отстраниться.
— Эй, парень, если ты будешь так целовать меня, я никогда не смогу тебе сказать то, о чем ты спрашиваешь.
Энтони весело усмехнулся, не выпуская ее из объятий.
— А в этом и нет необходимости, сладкая моя. Твоя ошибка в том, что ты считала возможным однозначно и по-своему разрешить чертовски сложные вещи. Ты полагала, что я спокойно позволю продолжаться этому странному положению бесконечно долго? Тебе казалось, что я могу принять любые самые нелепые условия нашей совместной жизни, которые ты выдвигала. И вновь ошибка. — Он прервался, смягчив жесткость сообщения нежным поцелуем. — Не хотелось бы огорчать тебя, но ты должна знать, любовь моя, что все твои диковинные правила в любом случае действовали бы лишь ровно столько времени, сколько бы позволил я. А я отвел тебе еще несколько недель. По истечении их ты бы вернулась к здравому смыслу.
— Или?
— Или я бы сам переселился в эту комнату.
— Так вот что ты задумал?! — притворно сердито произнесла Рослин, хотя губы ее при этом подергивались, стремясь расплыться в улыбке. — И полагаю, без моего разрешения?
— Теперь мы об этом никогда не узнаем, правда? — улыбнулся Энтони. — Ну а теперь договаривай уж все, что ты хотела мне сказать.
Она пожала плечами, пытаясь уйти от ответа. Но это не сработало. Энтони был слишком близко, чтобы кокетничать. От его объятий кружилась голова. Глаза смотрели так нежно и тепло. Губы призывно напряглись. Он почти не дышал, ожидая ответа.
— Я люблю тебя, — произнесла она тихо и тут же оказалась в таких сильных объятиях, что стало трудно дышать, и она даже тихонько вскрикнула.
— О Боже, Рослин, я боялся, что никогда не дождусь от тебя этих слов! Это правда? Ты меня любишь, несмотря на то что я был таким ослом в доброй половине наших стычек?
— Да, — рассмеялась она, опьяненная столь горячей и искренней реакцией мужа.
— Ну тогда пора, наверное, тебе прочитать записку Джеймса.
Такого продолжения Рослин ожидала в данный момент меньше всего. Однако Энтони уже выпустил ее из объятий, осторожно поставив на ноги, и отошел в сторону. Ничего не оставалось, как расправить бумагу. Особого любопытства она не испытывала и начала читать записку скорее в силу необходимости. Послание, адресованное действительно ей, было довольно коротким.
«Поскольку Тонни оказался слишком тупоголовым, чтобы самому рассказать все, я подумал, что это следует сделать мне. Знай, та маленькая шлюшка из таверны, в связи с которой ты обвиняешь Тонни, была на самом деле моей в тот вечер. Возможно, она и остановила свой выбор сначала на нем, но оказалась в постели со мной. Так что ты ошиблась относительно своего парня, милая девочка. Уверен, он любит тебя».
Прочитав записку, Рослин растерянно посмотрела на мужа. В глазах ее стояли слезы. Он нежно обнял ее, вновь притягивая к себе.
— Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, Энтони?
— Ты же меня простила, не так ли?
— Но ты был не виноват!
— Тсс, сладкая моя. Все это не имеет теперь никакого значения, правда? Ты единственная женщина, которая нужна мне, которой я хочу обладать с того самого момента, как увидел впервые… Увидел, как ты подглядывала в окошко бального зала, выставив в мою сторону свою очаровательную маленькую попку.
— Энтони!
Он громко, не таясь, засмеялся, не забыв, однако, понадежнее обвить ее руками, чтобы не получить оплеуху.
— Но все обстояло именно так, дорогая. Я был пленен тобой мгновенно.
— Не очень-то верится. Для такого развратника, каким ты был…
— Я и сейчас такой, — неожиданно поспешил заверить он. — Ты же не хочешь, чтобы я стал вдруг приверженцем всех принципов морали, не так ли? Нет, я знаю. Иначе нам пришлось бы заниматься любовью исключительно в полной темноте, в соответствующей одежде, которая позволяла бы соприкасаться нашей коже лишь в тех местах и тогда, когда без этого уж совсем нельзя обойтись… Ой! — прервался он, поскольку Рослин довольно чувствительно его ущипнула. — Я вовсе не дразню тебя, дорогая, — продолжил он, усмехнувшись. — Именно так было бы у вас с Вартоном, если бы тебя угораздило оказаться в его постели. Конечно, он мог бы скончаться на месте, если бы… Ай! Все, все… Хватит же щипаться.
