Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" (книги .txt) 📗
— Сколько времени? — внезапно встрепенулся Лезьё. — Мне нужно ещё успеть вернуться в гостиницу, перед тем, как ехать на ипподром. Ида обещала приехать к нам, чтобы мы поехали вместе.
— Времени у тебя предостаточно, друг мой, — Эдмон взял стакан со стоявшего рядом столика и, налив в него воды из графина, который всё ещё держал в руке, отдал другу. — Тебе, кстати, нужно было бы стать философом, Клод. Ты вчера говорил просто поразительно умные вещи.
— Я, скорее всего, с трудом считал до двух, — отмахнулся Клод и с жадностью выпил предложенную воду. — Что уж говорить о философии?
Герцог улыбнулся, переворачивая графин так, чтобы возле лба была холодная сторона, и, откинув голову на спинку кресла, проговорил:
— Слава Богу, что у меня сегодня нет заездов. Я, наверное, даже не смог бы сесть на лошадь.
— Надеюсь, моя кузина об этом не узнает, — Клод встал и нетвердым шагом, подошёл к книжному шкафу, рассматривая своё отражение в стеклянной дверце. Придя к неутешительному выводу, что по его лицу трудно не догадаться за каким занятием он провел прошлую ночь, Лезьё вернулся на диван, отобрав по пути графин у Эдмона.
***
Когда Ида в полдень заглянула к своим братьям, чтобы ехать с ними на ипподром, Клод все ещё лежал на диване, правда, теперь уже в номере своего брата, прикладывая к голове различные холодные предметы. Жером равнодушно смотрел на него, всем своим видом говоря, что ему плевать, где ночью был его брат.
— Ну, и что это? — вместо приветствия поинтересовалась Ида.
— Погулял вчера с Дюраном, — отозвался Жером, неодобрительно глядя на брата. — Его не было всю ночь и весь вечер, не знаю даже, где они пропадали.
— Да успокойтесь вы! — недовольно проворчал Клод, поднимаясь с дивана и критично разглядывая себя в зеркало. — Я могу себе позволить…
— Что позволить? Напиться до беспамятства? — язвительно поинтересовалась средняя Воле. — Ничего не скажешь, Клод, отличную компанию ты себе нашел! Ты хоть знаешь, чем это всё обычно кончается? Или ты тоже намереваешься стать лицемерной тварью?
— Ты так злишься только потому, что на дух не переносишь Дюрана, — заметил Лезьё, приглаживая волосы и надевая сюртук. — Я готов, когда едем?
Всю дорогу до ипподрома стояла неприятная тишина. Молчали все, даже любивший поговорить Клод. У каждого было о чём подумать и, если бы все не были так погружены в свои мысли, то кто-нибудь обязательно бы заметил напряжённый страх, который закрался в глаза средней виконтессы Воле. Её даже не столько заботило то, что он втянул в эту жизнь её брата, потому как, несмотря на кажущуюся пассивность, Клод обладал железной силой воли и стащить его с выбранного пути можно было только при одном условии — он сам решил с него свернуть.
Иду уязвляло другое. Она прекрасно, пожалуй, даже лучше остальных знала, что у Эдмона были и другие женщины. Их наличие не волновало виконтессу Воле лишь по одной причине: они остались в прошлом и уже были не нужны тому, кому когда дарили свою любовь. Ида боялась соперниц в настоящем. Она боялась тех женщин, которых он мог встретить во время подобных увеселительных прогулок. Непостоянство герцога позволяло думать о том, что он запросто может оставить её, увлекшись какой-нибудь гризеткой, связь с которой не придётся скрывать и которая обойдется куда дешевле. Ида не могла, не имела права, что-либо ему запрещать, да и не хотела этого делать. Но сознание того, что её счастье и душевное спокойствие теперь зависят от прихоти и каприза другого человека, заставляло испытывать безотчётное волнение. Ида де Воле-Берг привыкла быть хозяйкой положения хотя бы с виду.
***
На ипподроме были уже почти все. Эдмон со скучающим видом прохаживался взад вперед, останавливаясь обсудить погоду и своё собственное выступление то с одними знакомыми, то с другими. Время уже близилось к часу, а тех кого он ждал до сих пор не было.
— Эдмон! Как же я рад снова тебя видеть! — Дюран обернулся на возглас Клода и отметил про себя, что тот не стал выглядеть лучше.
— Здравствуй, Клод. Надеюсь, ты выдержишь сегодняшний день, — с улыбкой ответил он и легким поклоном поприветствовал всех остальных и медленно направился вместе с ними в сторону ложи, которую снимала Ида.
— Ох, даже не знаю, — простонал Лезьё, косо оглядываясь на Иду. — После того, как моя любезная кузина устроила мне ужасный выговор, я окончательно перестал соображать.
— Что ж, Клод, она имела на это полное право, — Дюран быстро оглядел окружающих и, взяв друга под руку, весело кивну влево, — А вон и Жозефина. Кстати, она смотрит на тебя.
— Наверное, я так плохо выгляжу, что привлекаю всеобщее внимание, — сказал Клод и сам оглянулся по сторонам.
— Да не верти ты так головой, — прошипел Дюран, притягивая его ближе. — Веди себя естественно, черт возьми. Выпрямись, подними голову, она все ещё смотрит на тебя.
— Скорее на тебя, — так же шепотом ответил Клод, всё же выпрямляясь и гордо поднимая подбородок.
— Поверь мне, на тебя, — тихо проговорил Эдмон, и, дернув за руку Клода, который попытался повернуть голову, добавил. — Не смотри на нее так явно. Вообще не смотри.
— Вести себя как ты? — поинтересовался Клод, с улыбкой кивая кому-то из знакомых.
— Именно, — Дюран снова оглядел окружающих. — О, вон Катрин Алюэт. Иди и поговори с ней о чем-нибудь. И улыбайся Клод, улыбайся.
Проговорив последние слова, он незаметно толкнул друга в сторону Катрин. Некоторое время Эдмон с удовлетворением наблюдал за своим учеником, который изо всех сил старался держаться ровно и гордо, и при этом вести непринужденно-веселую светскую беседу.
— Я не хочу, что бы ты сделал из моего брата копию себя! — тихо огрызнулась Ида, медленно проходя мимо и наблюдая за Моник и Жеромом, которые коротали время в обществе мадам Бонн и её дочери.
— Я лишь пытаюсь ему помочь, — пожал плечами Эдмон, наблюдая, как средняя виконтесса усаживается в кресло.
— Ты превращаешь его в себя! — к злой интонации добавился не менее злой взгляд.
— Чтобы как-то загладить свою вину, я вынужден пригласить тебя сегодня вечером в оперу, — шутливым тоном произнес Дюран, опираясь на спинку соседнего с Идой кресла.
— И что же там сегодня идет? — нарочито серьезно поинтересовалась Ида, открывая веер и неторопливо обмахиваясь им.
— Не все ли равно? — Эдмон понизил голос, переводя взгляд на арену.
— Лично я собираюсь смотреть на сцену, — ответила Ида, всё ещё не поворачивая голову к собеседнику. — Я не из тех людей, которые ходят в оперу, чтобы побеседовать с теми кого они либо на дух не переносят, либо с теми, с кем они запросто могут заговорить в любом другом месте. А эти сорокалетние дамы, которые пытаются выполнять роль светских свах?..
— Я буду считать, что ты согласилась и заеду за тобой в гостиницу в семь, — тихо проговорил Дюран и, мрачно взглянув на подошедших Моник и Жерома, резко выпрямился и направился в сторону своей ложи.
— О чем вы говорили? — поинтересовалась Моник, глядя ему в след.
— О том же, о чем и всегда, — недовольно ответила Ида, зло сверкая глазами в сторону сестры. — Недовольство, вызванное тем, что каждый из нас считает совершенством себя, но не признаёт при этом идеальность другого.
— Я поражаюсь, как ты можешь так ненавидеть его и Жозефину и при этом так хорошо ладить с Клодом, — засмеялся Жером.
— Знаешь, я не переживу, если он превратиться во второго Дюрана, — воскликнула средняя Воле. — С меня вполне хватит одного заносчивого эгоиста.
— Не волнуйся, Клод никогда таким не станет, — поспешил заверить ее Жером. — Он слишком для этого добр.
— Дурной пример заразителен. Ты же знаешь, как это бывает, — Моник многозначительно поглядела на брата.
========== Глава 29 ==========
К поездке в оперу Ида готовилась тщательно. В Парижской опере на Лё Пёлетье частенько бывала и императорская семья и другие высокопоставленные лица. И дело было даже не в том, что виконтесса Воле хотела понравиться им: ей хотелось просто выглядеть не хуже. Большинство платьев, в которых теперь ходила Ида, раньше принадлежали Жюли. Вот и для поездки в оперу Ида выбрала то самое платье, в котором Жюли красовалась в ноябре на вечере у Боннов, белое с голубым. Слишком открытые плечи пришлось спрятать под тонким кружевным фишю, который больше подходил для загородной утренней прогулки, а не для столичной оперы, и накинуть на печи черную бархатную накидку, которой непременно требовал вечер.
