Мотылек (СИ) - Сурикова Марьяна (читаем книги онлайн TXT, FB2) 📗

   Он тренировался один. Я смотрела, как Джаральд скинул жилет и остался в рубашке, прислонил трость к стене и взял в руки шпагу. Он встал в стойку напротив деревянного манекена, отступил и сделал выпад. Его лицо исказилось от боли, граф громко выдохнул и оперся ладонью о неподвижного противника. Откинул назад голову, прикрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул. Потом повторил выпад, оступился и едва не упал. Вновь ухватился за манекена, устоял на ногах, размахнулся и со всей силы вогнал в дерево шпагу. Лезвие скользнуло по поверхности, прочерчивая глубокую борозду, но от сильного давления кончик сломался. Джаральд отшвырнул шпагу в сторону и молча прислонился лбом к покалеченному дереву.

   Я очень тихо отошла от дверной щели и направилась обратно в комнату. В такие секунды я чувствовала его боль как свою, страдала также сильно, как он, но ничем не могла помочь.

   Немного позже, вечером того же дня, мне доставили записку от супруга с требованием спуститься в кабинет. Сердце сразу заколотилось от нехорошего предчувствия, я поняла, что пришло время платить за собственную ошибку.

   Я сошла вниз по старой лестнице, а когда приблизилась к кабинету, то замерла, не решаясь войти. Поднимала сжатую в кулак руку и снова опускала. В конце концов, набралась храбрости и постучала.

   — Входи.

   Джаральд ждал меня. Я вошла и остановилась у стены.

   — Подойди.

   Приказы звучали отрывисто, как если бы он с трудом сдерживал себя. С какими эмоциями он сейчас боролся? Гнев, разочарование, крушение надежд? А, возможно, осознание себя калекой?

   Я понимала, что с его упорством он не прекратит бороться до последнего, пытаясь хотя бы частично возвратить себе былую форму, но только сегодня Джаральд очень ясно осознал, что прежняя ловкость не вернётся, и он обречён терпеть боль.

   Я сделала несколько шагов к нему и замерла, увидев на столе плеть. На лакированной рукояти плясали блики зажжённых свечей, длинная кожаная лента свернулась чёрной змеёй. Странный распушенный кончик выглядел как-то нелепо на фоне довольно зловещей картины, зловещей лично для меня.

   Я не могла оторвать глаз от опасного предмета, а граф проследил за моим взглядом и медленно пробежался по рукояти кончиками пальцев.

   — Я все думал, Розалинда, зачем женился на тебе, почему не отпустил. Никогда в жизни не испытывал подобного презрения к женщине, никого ещё не ненавидел так сильно. Одного не могу понять, почему не удаётся выкинуть тебя из головы?

   Ни обвинения, ни угрозы, простая констатация факта.

   — Ты решил исполнить своё обещание? — мой голос был негромким, но каждое слово раздавалось отчётливо в повисшей тишине.

   — Я задал тебе вопрос.

   — Я не могу ответить на него, только ты сам. Если позвал за тем, чтобы наказать, то я готова. Ты обещал высечь меня, когда снова предам, так давай, сдержи слово. Может, после этого нам обоим станет легче? Совесть перестанет терзать меня, а твой гнев не будет больше разъедать душу?

   Он пристально посмотрел мне в глаза, а потом бросил коротко:

   — Раздевайся.

   Медленно завела руки за спину, цепляя пальцами кончики шнуровки, потянула их, распуская тонкие ленты, опустила вниз лиф, полагая, что обнажить спину будет достаточно.

   — Снимай всё.

   Он пристально следил за моими движениями, когда я один за другим снимала все детали туалета, терпеливо ждал, пока не осталась в одной нижней рубашке.

   — Я сказал, всё.

   Стянула рубашку через голову и бросила на пол.

   — Теперь иди сюда.

   Приблизилась и встала перед ним, повернувшись спиной и схватившись руками за край столешницы. Ощутила, как его пальцы коснулись моих волос, вытаскивая тонкие шпильки. Причёска распалась, тяжёлая блестящая масса упала до самой талии, укрыв мою спину. Он захватил волосы в кулак и перекинул через плечо. Я склонила голову, слушая и считая про себя его шаги, пока он отступал назад. Замерла, приготовившись, но все же вздрогнула, когда услышала тихий свист, а тонкая лента коснулась моего бедра.

   Я ожидала вспышки боли, режущей, жгучей, слепящей, но не ощутила таковой. Катрин наказывала меня плетями не раз. Я очень хорошо помнила, как вгрызаются в плоть, разрывая её, тонкие хлёсткие ленты. Жёсткие и безжалостные кровопийцы. С каждым ударом кричать хочется все громче, а ты сжимаешь зубы, всхлипываешь почти неслышно, чтобы не разозлить палача сильнее.

   Да, мне было с чем сравнить, и я не смогла сдержать удивление. Ощущения казались приглушенными и не такими болезненными, они заставляли вздрагивать, но не сжиматься, дергаясь от каждого нового удара. Слегка повернув голову, я увидела смазанное движение, и тонкая слишком мягкая для плётки кожа обвилась вокруг второго бедра. Гибкое требовательное прикосновение, несущее с собой предупреждение и дарящее чувство безысходности. Не моей, чужой. Безысходности человека, которого терзает жестокая боль, и он не знает, куда излить её, и ищет способы избавиться, выплеснуть наружу, но не находит.

   Я была виновата и готова понести наказание. Надеялась, если он откроет эмоциям дорогу, то наконец перешагнет через то, что медленно разъедало его изнутри. Но Джаральд вновь удивил.

   Страшную вещь он держал в своих руках. Наверное, поверни он иначе ладонь или сделай замах посильнее, и кожу обожгло бы болезненное пламя, но касания приходились плашмя, и даже кончик плети не жалил, а словно проглаживал. Удивительные мучительно-бережные прикосновения, какая-то виртуозная игра по моему телу. И к каждому «обласканному» участку приливала кровь, и это место начинало гореть и покалывать, рождая странное предвкушение в груди. Наказание или искушение? Разве может плеть приносить иные ощущения кроме боли?

   Оказывается, может. Может, когда вот так и дерзко, и нежно проходит по плечам, лопаткам и спускается к ягодицам. Граф коснулся округлых полушарий, и дрожь пробежала по всему телу. Я ощутила, как раскрасились ярким румянцем чувствительные места, кровь забурлила, зажигая тело непонятным томлением. И жар уже разливался внутри, и мышцы зудели как после долгой скачки.

   Я совсем растерялась. Это было не то, чего ждала и к чему давно приготовилась в душе. Хотела получить освобождение от своей вины и избавить его от злости, но испытала нечто иное и настолько непривычное, что мысли смешались в голове, и я не сразу расслышала другой его приказ.

   — Заведи руки за спину.

   Медленно свела запястья. Тихий свист разорвал воздух, и гибкая чёрная змея скрепила мои руки тугой петлёй.

   — Повернись.

   Развернулась, подняла на него глаза, а отпущенная рукоять упала вниз и повисла над полом, раскачиваясь на длинном кожаном ремне.

   — Ложись на стол и разведи ноги.

   Краска прилила к моим щекам, дыхание судорожно вырывалось из приоткрывшихся губ. Слишком давно он не касался меня и до последнего не верилось, что он сделает это сейчас таким вот странным способом.

   Он шагнул ко мне, и я подалась назад и легла на стол, подчинившись приказу.

   — Шире.

   Я отвернула голову в сторону, потому что стыдно было смотреть на него, а Джаральд наклонился и ухватил рукоять. Слегка натянул кожаную ленту, обвёл деревянным кончиком мой живот, поднялся выше, дразня грудь, а когда я зажмурилась, лихорадочно вдыхая сухой, режущий горло воздух, граф склонился ещё ниже и лизнул сосок. Внизу живота сладко заныло, а Джаральд припал к груди губами, и пока я терялась в совершенно противоречивых ощущениях, он завёл плеть мне за шею так, что тонкий кожаный ремень натянулся, упираясь в чувствительную точку. Я ахнула, а граф ловким движением просунул рукоятку в образовавшуюся на шее петлю и затянул узелок.

   Теперь руки были связаны за спиной, я лежала на столе, плеть проходила между широко разведённых ног, прижимая нежную вершинку, а петля на шее получилась широкой, закреплённой узелком. При каждом натяжении он немного сдвигался ближе к шее, и лента вдавливалась между ног, сжимая напряжённый бугорок. Я тотчас постаралась выровнять дыхание и лежать не шевелясь.