Пылающие души - Хэган Патриция (книга жизни .TXT) 📗
— Ты ничем мне не поможешь, если будешь дремать на козлах, словно курица на насесте. Иди-ка спать. Отдохни — что, если нам придется петь, чтобы заработать ужин?
С сонной улыбкой благодарности Джулия забралась поглубже в повозку, устроилась поудобнее и затихла. Наконец-то ей удалось уснуть.
Несколько раз за утро часовые конфедератов останавливали повозку. Лютер уже знал, как действовать в таком случае, и уверенно объяснял, что они — странствующие музыканты, развлекающие пением доблестных воинов-южан.
Но один коренастый сержант выслушал его и подозрительно осведомился:
— Вот как? Почему же ты не носишь мундира, если так сочувствуешь южанам. На это у Лютера был давно готов ответ. Похлопав себя по правой ноге, он объяснил:
— Меня задело осколком у Геттисберга. Иной раз даже встать нелегко. Врачи говорят, что уже ничего не поделаешь. А если мне не суждено держать в руках ружье, я вспомнил о своей гитаре. Это лучше, чем сидеть на крылечке в Алабаме. — Он умело подражал южному выговору.
Сержант удовлетворенно хмыкнул, извинился и помахал Лютеру на прощание. Лютер отсалютовал ему в ответ, не переставая мысленно посмеиваться.
Глава 27
Около полудня Джулия вновь устроилась рядом с Лютером на козлах. Приблизившись к стремительному ручью, Лютер придержал лошадей, заявив, что пора размять ноги. Он долго блуждал в лесу, деликатно выжидая, когда Джулия умоется и покончит с прочими естественными потребностями.
Позднее он развел костер и подогрел кашу с кукурузными лепешками. После обеда Лютер решил задержаться у ручья.
— Вестон найдет нас. Он велел ехать по этой дороге до Ричмонда.
Джулию вполне устроил этот план, тем более что сегодня вечером от нее не требовалось петь.
— Ты хочешь устроить мне праздник, верно?
Лютер смотрел ей в глаза, представляя себе, как эти изумрудные звезды сияют от радости. До сих пор в глазах Джулии он видел лишь боль. Как же он мечтал заставить их сверкать! Но время еще не пришло. Лютер стиснул зубы и занялся делом: предстояло стреножить лошадей и пустить их пастись возле ручья. Потом, обещал себе Лютер, когда война будет позади, он признается Джулии в любви.
Они долго сидели на берегу ручья, наслаждаясь теплом мартовского солнца, болтали о войне, надеясь, что скоро ей придет конец, а затем стали жалеть, что еще слишком холодно и нельзя поплескаться в ручье.
— Дома, в Саванне, я часто плескалась в реке, — вспоминала Джулия. — Майлс учил меня плавать; к нам часто присоединялся наш кузен, Томас Кэрриган. Теперь он в армии… — После паузы она поправилась; — Точнее, в тюрьме Либби. Хотела бы я знать, где он был, когда Майлс сбежал… Она осеклась, удивленная странным выражением на лице Лютера. — Что такого я сказала? — недоуменно спросила она. — Я просто вспоминала о детстве…
— Кэрриган… — повторил Лютер, слыша предостерегающий внутренний голос. — Ты говоришь, фамилия твоего кузена — Кэрриган?
Озадаченная, Джулия кивнула:
— Да, Томас Кэрриган. Он служит в тюрьме Либби — по крайней мере, об этом я узнала от матери Томаса во время похорон мамы. Почему ты так смотришь на меня? Ничего не понимаю…
— Не важно, — опомнившись, Лютер потрепал ее по руке. Пугать Джулию не стоило. — Пустяки. Просто я устал.
Джулия окинула его недоверчивым взглядом, а затем принялась рассказывать о том, как она беспокоится о слугах, Саре и Лайонеле, оставшихся в Уилмингтоне. Знать бы, удалось ли им благополучно добраться до Пенсильвании! Должно быть, они давно считают ее погибшей.
Но Лютер не слушал ее, вспоминая ночь, когда они разыскали Майлса Маршалла в тюрьме Либби. Какой-то солдат-конфедерат заявил, что давно поджидал удобного случая, чтобы дезертировать и забыть об ужасах войны. Он уверял их, что мечтает пробыть в каком-нибудь укромном месте до того дня, когда закончится война.
Им пришлось взять незнакомца с собой. Судя по всему, солдат заранее знал о готовящемся побеге и ждал его. Если бы он поднял тревогу, все было бы кончено. Но он согласился помочь им при единственном условии — чтобы его взяли с собой. Спорить было некогда, и Лютер быстро согласился исполнить просьбу незнакомца.
Он запомнил имя солдата: Томас Кэрриган.
Джулия заметила, что Лютер вздрогнул.
— Тебе холодно? — спросила она. — Только бы ты не заболел! Ты совсем не думаешь о себе, Лютер, почти не спишь, мало ешь. Позволь, я буду заботиться о тебе!
Лютер смотрел в ее прелестное лицо, обрамленное мягкими черными локонами, в зеленые глаза под дугами тревожно нахмуренных бровей.
— Я совершенно здоров, — тихо произнес он, уже в сотый, нет, в тысячный раз, мечтая заключить ее в объятия.
А еще ему хотелось, чтобы она перестала тревожиться за брата — ведь сию секунду выяснилось, что его сопровождает родственник. Правда, сказать об этом Лютер не мог, как и признаться Джулии в любви. Он должен хранить молчание — и не только из-за преданности Северу, но и из опасения потерять Джулию навсегда.
Наступали сумерки. Пора было устраиваться на ночлег. Им впервые придется ночевать в лесу вдвоем, без Вестона, и мысль об этом волновала Лютера. Сдержит ли он свои чувства? Он желал Джулию всем своим существом, возбуждаясь от одной мысли о ней. Чтобы она ничего не заметила, ему приходилось отворачиваться. Он просто не мог позволить себе попасть в нелепое положение. Джулия вряд ли поверит в его любовь, она решит, что им руководит исключительно животная похоть. Лютеру не хотелось уподобляться Вестону и Фоксу. Лучше умереть!
Поэтому он облегченно вздохнул, услышав приближающийся топот копыт. Возможно, поблизости есть лагерь солдат-мятежников. В таком случае ему удастся избежать искушения.
Но разглядев на дороге гнедого жеребца, принадлежащего Вестону, он нахмурился и окончательно приуныл, заметив, что за Вестоном скачет Фокс. Они быстро приближались с мрачными, окаменевшими лицами. Лютер заподозрил неладное.
— Только не это! — воскликнула Джулия, прижав руки к груди и попятившись.. — Это невыносимо…
Лютер мельком удивился, почему Джулия в страхе попятилась, а не спряталась за его спину. Он не раз давал ей понять, что готов защищать ее до последнего вздоха… однако Джулия, словно не слышала его.
Затем Лютеру вспомнилось, сколько раз он слышал, как Джулия во сне повторяет единственное имя — Дерек. Неужели он и есть тот самый единственный мужчина в мире, в объятиях которого Джулия способна обрести покой?
Но размышлять об этом было некогда: Фокс и Вестон уже спешивались.
— Сведения, добытые вами вчера ночью, бесполезны, — без предисловий заявил Фокс. — Всем известно, где скрываются мятежники. От вас нет никакого проку. Я решил послать вас в Ричмонд.
С широко распахнутыми глазами Джулия попятилась назад.
— Зачем? Что я буду делать в Ричмонде?
— Принимать клиентов в борделе, что же еще? — хмыкнул Фокс. — Может, хоть там от вас будет польза. Я слишком долго берег вас. Хватит фокусов с опиумом! Вы приметесь за настоящую работу, нравится вам это или нет.
Джулия решительно покачала головой:
— Ни за что!
— Посмотрим, — усмехнулся Фокс и обратился к Лютеру: — А что касается тебя… Вестон говорит, что с тобой чересчур много хлопот. Отныне я буду следить за тобой в оба, и если ты не одумаешься, то вернешься на фронт.
Лютер не шелохнулся.
— При чем тут хлопоты? Я просто стараюсь по мере сил защитить Джулию в аду, на который вы обрекли ее. Она не заслуживает такого обращения…
— А это не тебе решать! Я твой командир, а ты обязан выполнять приказы. Еще одна такая выходка — и я прикажу Вестону пристрелить тебя.
Лютер обернулся к Вестону, который целился в него из револьвера, злорадно усмехаясь.
— Плохой солдат — тяжкая обуза, — продолжал Фокс. — Слушайся рассудка, а не сердца. Идет война, всем нам это не по душе, но тут уж ничего не поделаешь.
Мускул дрогнул на щеке Лютера при виде торжествующей гримасы Фокса. Лютер понимал: Вестон прикончит его, не моргнув глазом. Положение стало рискованным, и хотя Лютер без колебаний отдал бы жизнь за Джулию, оставлять ее во власти двух мерзавцев он не желал. Погибнув, он не сумеет защитить ее.
