Цветы из бури - Кинсейл Лаура (читать полную версию книги .txt) 📗
— Боюсь, все-таки ничего не получится.
— Почему?
— Мы приняли новые правила.
Кристиан вскочил из-за стола:
— Мои деньги… — произнес он возбужденно. — Вы… потеряли их?
— Конечно, нет! — возразил старший.
— Будьте совершенно спокойны, ваша светлость, — участливо сказал младший Хоар. — Ваша семья всегда доверяла нам в прошлом…
Он почувствовал себя плавающим в воде и постарался подгрести к берегу.
— …И мы постараемся уместно и целесообразно размещать ваши средства в настоящем и будущем.
— Ах, — улыбнулся Кристиан. Он сел на стул и развернул экземпляр «Тайме» «Банковское ограбление. Хоары украли… депозит». Он одобрительно покачал головой: — Умный заголовок.
Они стояли, как люди, знающие себе цену. Кристиан предложил им бумагу и торжествующе улыбнулся.
Старший Хоар взял план и положил его в карман.
— Конечно, это было бы необходимо, — сказал он примирительным тоном, который уже использовал его двоюродный брат. — Мы поняли, что ваша светлость не совсем хорошо себя чувствовали, и предложения, исходившие от вас, не могли считаться полностью законными. Мы бы очень хотели действовать крайне осмотрительно и благоразумно.
Его младший родственник позавидовал такой дипломатичности.
— Во всяком случае, — произнес Кристиан. — Деньги… где?
— Я засветло пришлю курьера, — сказал старший.
Кристиан позвонил, вызывая Кальвина.
Они молча стояли, ожидая прихода дворецкого, а затем вышли с пожеланиями Жерво дальнейшего здоровья, на которые он не счел нужным ответить.
Когда банкиры ушли, Кристиан тяжело опустился на стул. Его руки чуть подрагивали. Победа.
Его собственная победа.
Он хотел смеяться и плакать одновременно.
Он хотел, чтобы Мэдди была рядом с ним.
Крики лодочников были единственными звуками, раздававшимися над рекой, серебряная поверхность которой была покрыта густым туманом. Мэдди стояла на берегу. Лакей с площади герцога стоял на противоположной стороне улицы в пределах видимости.
Начало смеркаться. Мэдди знала, что вскоре ей придется что-то делать. Она не может оставаться здесь навсегда.
Лодочник подогнал свою плоскодонку и вытащил из нее корзину. Она посмотрела на него и сделала несколько шагов. Он двинулся ей навстречу.
— Живые угри, мадам? — спросил он заботливо. Мэдди покачала головой.
Он прошел мимо, и Мэдди еще долго слышала его голос, разносившийся вдоль по улице:
— Живые угри! Живые!
Медленно приближались ритмичные удары лошадиных копыт. Мэдди повернулась, чтобы увидеть, как кучер справляется с экипажем. Лодочник поднял корзину к колеснице.
На ее двери был изображен яркий, хорошо известный герб. Она видела, как к этой двери из тумана скользнул лакей, все это время следовавший за ней тенью.
Дверь открылась. Жерво ступил на землю. Он стоял, глядя в сторону Мэдди.
— Пять с половиной, ваше сиятельство, — сказал лодочник, пытаясь открыть корзину. — Живые. Посмотрите.
Жерво посмотрел на него, затем на лакея и, отвернувшись, направился к Мэдди.
Он остановился перед ней.
— Хватит, — сказал он тихо. — Пойдем… домой.
«Домой», — подумала Мэдди.
Жерво посмотрел в сторону реки, потом махнул рукой, отпуская экипаж.
— Погуляем, — он предложил ей свою руку.
Мэдди молча повернулась, оставляя свои пальцы в его ладони. Ему было тепло под ее холодными руками. Он прикрыл ее пальцы своей перчаткой.
Они шли молча, пока Мэдди не перестала слышать удары лошадиных копыт и скрип колес удаляющегося экипажа.
— Ты должен жениться на ней? — спросила она.
Чуть дрогнувший мускул его руки был единственным отражением того, что в нем что-то изменилось.
— Нет.
— Но она сказала, что она должна была быть на моем месте.
Кристиан не ответил.
— Около своей кровати ты держишь ее локон.
Тяжелым взглядом он молча уставился в сторону.
— Разве ты не любишь ее? — наконец спросила она. Жерво остановился, взяв ее руки в свои.
— Нет, Мэдди, нет.
Она повернулась лицом к реке.
— Если это правда, но ты ее оставил — ты безнравственный человек.
— Да, — согласился он, но в его голосе она не смогла уловить никаких эмоций.
Мэдди смотрела на белую кошку, которая мягко двигалась вдоль борта лодки.
— Идем, — сказал он. — Темно.
Мэдди не двигалась. Кошка быстро прыгнула в лодку и клубком свернулась на дне.
— Твое поведение кажется странным, — печально произнесла она. — В действительности я не знаю и не понимаю тебя.
Жерво ответил в тишине:
— Мне очень… стыдно, Мэдди. Я очень… сожалею в душе. Это все, что я могу сказать. Вернись. Попробуй изменить все. Пойдем домой, — продолжил он. — Мэдди.
Несчастная леди Сазерленд, подарившая локон своих волос распутнику. Любившая Жерво и в результате горько и безнадежно плакавшая на ступеньках его лестницы. Это стало, словно предостережением для Мэдди.
— Я боюсь думать о тебе, — прошептала она, — что сделаешь ты с моей душой и моим сердцем.
— Твое сердце… бесценно для меня, — тихо произнес он. Мэдди склонила голову. Затем повернулась и, не глядя на Кристиана, взяла его под руку.
Глава 30
— Ты любишь… оперу? — спросил Жерво, поддерживая ее под руку, когда они спускались по лестнице, выходящей на площадь.
— Я никогда не была в опере.
— Сегодня вечером, — сказал он. — Ты наденешь голубое.
Кальвин встретил их около двери. Он принял у Мэдди плащ, поклонился и отступил в сторону.
— Я проследил, чтобы хорошо разожгли камин, миссис. Я принесу вам поднос с чаем. Вы любите ежевичный джем? У нас есть мармелад, если пожелаете…
Вдруг он прервался и отступил.
— Простите, миссис, мою бесцеремонность.
— Ничего страшного, — ответила Мэдди.
Дворецкий больше ничего не сказал. Когда она поднялась наверх, все слуги быстро занялись своим делом, и даже горничная, которую Мэдди достаточно редко утруждала, приветливо сказала, что она может принести горячую грелку в постель, если Мэдди решит отдохнуть перед ужином.
Мэдди упала без сил на кровать, не думая ни о чем. Это была спальня герцога, но он оставался внизу. Ей было хорошо в одиночестве.
Когда она открыла глаза, уже стемнело. Около кровати в отблесках светлого пламени сидел Жерво, глядя на нее.
Он был одет с необычайной элегантностью, сочетавшей белый и темно-синий цвета.
— «Опера», — вспомнила она. Театр, танцы, изысканная одежда — это все принадлежало его миру.
— Ужин, — кивнул он в сторону большого подноса, поставленного на столике у камина. — Потом надо одеться. — Он положил на покрывало рядом с ней коробочку. Встал, направился к двери и, взявшись за ручку, повернулся.
— Это для твоих волос — после чего оставил ее.
Мэдди приподнялась в постели и открыла коробку. Там была нитка жемчуга, такая же, как у ее матери, только больше и светлее, с бриллиантами после каждой жемчужины.
Она сжала губы. Шикарная, восхитительная, дорогая, очаровательная вещь. Она пыталась поставить заслон между ним и собой, но он безошибочно нашел ее слабость. Не подарок, нет. Не щедрость. Даже не потрясающая красота камней…
Для ее волос. Он помнил. И легко пробил брешь в ее обороне.
Они прибыли поздно. Кристиан специально так рассчитал.
После того как Хоары прислали деньги, мир был снова у его ног. И он снова начал сорить деньгами.
Жерво послал Кальвина к Ранделлу за жемчугами, отправил лакея с двумя сотнями фунтов к серебряных дел мастеру, сделал заказы на дорогую провизию и вина, а через Кальвина оформил ряд контрактов с владельцем питомника, заплатив за все авансом.
Мэдди надела жемчуг. Она была не совсем уверена в том, что это надо делать. Он не знал, как обращаться с ней, как проникнуть сквозь тот туман отчуждения, который окружал ее. Нежные слова и дорогие подарки — все, что он мог придумать. Нужно было время, но именно этого у него и не было. Кристиан нуждался в Мэдди сегодня, сейчас.
