Девушка с характером (СИ) - Якобс Анне (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации .TXT, .FB2) 📗
– Кто тянет лапы за моей выпечкой, тому половником по лбу! – предупредила повариха.
Гумберт громко хихикнул и изобразил, как уворачивается от поварихиного деревянного половника. Он с самого начала не любил Августу, но с тех пор, как она на кухне, не таясь, вынула тугую грудь, чтобы накормить ребенка, он в ее присутствии теперь прямо-таки впадал в панику. Ребенок ему тоже не нравился.
Мари сидела возле Ханны и просматривала ее тетрадь. Тонко отточенным карандашом она подчеркивала ошибки в словах, после чего спрашивала, в чем ошибка, и просила переписать страницу.
– Ты меня мучаешь хуже учителя! – жаловалась девочка. – У меня еще рука болит, когда я пишу.
– Странно, – улыбнулась Мари. – Когда ты выполняешь счет, рука не болит совсем.
– Потому что считать легко.
Ханна с короткими темно-русыми локонами походила на мальчика. Чтобы удобнее было залечивать раны, в клинике ей побрили большую часть головы. И тогда Мари состригла и остальное, утешив Ханну тем, что от этого волосы станут только гуще и красивее. Помощнице поварихи полагались три новых платья и два кухонных фартука, носки, белье и ботинки. Платья были ношеные, но Мари их подогнала под худую фигурку тринадцатилетней девочки. Вот только обувь была велика, и Ханна шаркала по кухне, чем вызывала недовольство Брунненмайер, утверждавшей, что от нее шума больше, чем от десяти голых негров в деревянных башмаках.
Над дверью зазвонил один из электрических звонков, так вызывали Гумберта. Он быстро поставил свой кофе и побежал к служебной лестнице.
– Сейчас попросят еще птифурчиков, – язвительно прохихикала Августа. – Хотя фрейлейн и так уже кругленькая.
– Однажды тебе твоя болтовня выйдет боком, – заметила Эльза.
– Да она жирная, как перепелка…
В этот момент в кухне появилась фрейлейн Шмальцлер, и Августа испуганно прижала руку ко рту.
– Августа и Эльза, наволочки для столовой постираны, их можно надевать. Кроме того, там стоит использованная посуда, а на ковре куча крошек.
Обе поспешили в столовую. Таким образом перерыв на обед был закончен. Мария Йордан тоже поднялась и, бросив торжествующий взгляд на Мари, сообщила, что пойдет украшать шляпы для госпожи. Как же: эту работу доверили именно Марии Йордан, а не камеристке Мари.
– Давай-ка убирай свои тетрадки, девочка, – услышала Мари Брунненмайер. – Тут не школа, тут делом занимаются. Принеси мне из погреба свиные ножки, мы их замаринуем.
Мари медленно поднялась по служебной лестнице в закроечную с намерением продолжить шить платье для помолвки фрейлейн. Шитье доставляло ей радость, тонкий светло-зеленый хлопок был красив, не скользил и не собирался в складки.
Нужно было занять себя чем-нибудь, чтобы отвлечься от тоски. Ссора с Паулем бесконечно тяготила ее, но Мари не знала, как помириться. Она не могла ему сказать, как сильно его любит, это привело бы к новой размолвке. Как же было мучительно проходить мимо него с равнодушным видом, ощущать на себе его тоскливые, а иногда и гневные взгляды, выслушивать насмешки. Разве он не видел, что каждое слово ранит ей сердце? Или ему нравилось бесконечно играть роль отвергнутого любовника?
Китти тоже оказалась легкомысленной и бессердечной персоной. Когда они в тот вечер примирений слегка пьяные отправились спать в комнату Китти на Монмартре, Мари спросила ее насчет рисунка матери. Китти поискала рисунок, но не нашла и смущенно сказала, что по ошибке использовала его в качестве растопки. Однажды ночью было ужасно холодно, и в потемках она не разобрала, какую именно бумажку засунула в печку… Она попросила Мари не волноваться, сказала, что купит ей другой рисунок Луизы Хофгартнер. Потом завернулась в перину и тут же заснула. Так у Мари осталась лишь фотография, которую она хранила в ящике комода между кружевными носовыми платочками, подаренными ей Китти. Когда Мари бывала в комнате одна, она вынимала фотографию и рассматривала ее. Так вот как выглядела ее мама – молодая, веселая и одновременно чужая! Поблекшие линии и тени на бумаге мало что могли сказать о том, каким она была человеком. Прекрасная художница, которая любила конструктора Якоба. Упрямая, отказавшаяся отдать Мельцерам чертежи покойного мужа. Любящая мать, которая так рано ушла.
А если директор Мельцер лгал, и она все же дочь Буркарда… Но не все ли равно, чья она дочь? Это ничего не меняет. Родители умерли, она одна в целом мире, никого рядом нет. Будь она мудрее, она бы постаралась не думать об это истории. Будь она мудрее, бросила бы сейчас же работу на вилле, чтобы забыть свое горе и не лелеять напрасных надежд. Обрести свободу, отринуть все, начать новую, ничем не обремененную, жизнь. Например, в Мюнхене. Или в Розенхайме. А может, и севернее. Чем плох Гамбург с его портом и большими судами, пересекающими океан? Пауль рассказывал о Роберте, который перебрался в Америку. Роберт храбрый. А она трусиха, она снова и снова откладывает свое решение покинуть этот дом, распрощаться с его обитателями. Словно есть какая-то тайная сила, магнит, который притягивает и не хочет отпускать.
– Мари! Моя дорогая Мари!
Едва поднявшись на третий этаж, она увидела, как к ней бежит Китти. В голосе слышались слезы – ох, любовные муки в этом доме в моде. Оказалось, что вчера она получила письмо от Жерара Дюшана, после которого несколько часов витала в облаках; она рассказала о том, что теперь все прояснилось, она безмерно счастлива, и папа непременно отнесется с пониманием. Однако что именно написано в письме, она не сообщила.
– Оставь свое дурацкое шитье, – попросила Китти, готовая расплакаться. – Пойдем ко мне, ты должна меня пожалеть. Ах, как все ужасно, Мари. Ах, если бы мы остались на Монмартре. В нашем гнездышке над крышами. У Соланж и Леона, они были так добры…
Теперь она начала всхлипывать, и Мари быстро обняла ее. Тихо успокаивала, гладила по спине, волосам, зареванным щекам. Не надо плакать, все будет хорошо. Ничего ужасного не случилось. Всегда найдется выход.
– Представь, папа запретил мне принимать предложение Жерара. Изверг! Вместо того, чтобы порадоваться, что Жерар хочет взять меня в жены, он опять все рушит. А ведь Жерар уже и свадебный подарок для меня купил – ах, я все неправильно поняла. Он никогда не собирался жениться на Беатрис, он купил картину у Канвайлера для меня…
Мари быстро повела Китти в ее комнату и закрыла дверь: из прачечной выплыла любопытная Йордан.
– Но фрейлейн Катарина, вы действительно думаете, что брак с Жераром осчастливит вас? Против воли его семьи. Мне его предложение, скорее, кажется жестом отчаяния…
Такого рода сентенции Китти сразу отвергала. Нет-нет, Жерар честен, он ее любит, а она любит его. Хотя он – тут Мари права – живя с ней на Монмартре, ужасно переживал из-за разрыва с семьей. Не знал, на что им жить, и поэтому постоянно пребывал в плохом настроении. Ну да, любовь – штука сложная. Возможно, несовместимая с женитьбой…
И все же, папа настоящий тиран, мама такого же мнения. Нет, вслух она этого не сказала, но по лицу было видно.
– Только проводили лейтенанта, папа сразу на меня накинулся. К счастью, Лизы не было, она бы получила удовольствие. Но они с фон Хагеманом спустилась в холл. Ах, как же я завидую Лизе! Какая она счастливая. Летом на празднике в саду они официально объявят о помолвке всем друзьям и знакомым. И только меня там не будет…
Китти бросилась на голубой диван и разрыдалась. Вообще-то это она должна была выйти за лейтенанта фон Хагемана, ведь ей он сделал предложение первой. Тогда она не дала ответ – не знала, как посмотрят на это родители… Но возможно, ей следовало дать согласие, и сейчас она не была бы так несчастна.
Мари понимала, какую ужасную чепуху несет Китти. Фон Хагеман был последним, с кем она могла быть счастлива, к тому же она его совсем не любила. Мари молча сидела рядом с плачущей Китти, терпеливо выслушивала ее стенания и узнала, что разгневанный Иоганн Мельцер не только запретил дочери выходить за Жерара Дюшана, но и наказал ее.
