Райская сделка - Крэн Бетина (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .TXT) 📗
Это его военный ранец, который был с ним в Рэпчер-Вэлли. Поставив подсвечник на полку над холодным камином, она перенесла ранец на расстеленный перед ним коврик. Уитни погладила потертые медные заклепки, кожаные ремни, его инициалы, выгравированные на боку ранца. На нее нахлынули воспоминания: его великолепный мундир с блестящими золотыми пуговицами, рубашки из тонкого полотна… как он рычал от отчаяния, возмущенный ее дерзостью… как он невольно возбуждался от ее близости… как они заключили между собой честную сделку. Да, с болью подумала она, им многое пришлось пережить…
Ранец был легкий, наверное, пустой, подумалось ей. Но Уитни все равно расстегнула ремни и открыла его. В свете канделябра она увидела свернутый фетр, грубый шерстяной фетр, выцветший и очень знакомый. На нем поблескивали полированные роговые пуговицы, которые она помогла сделать отцу из рога первого оленя, которого сама уложила выстрелом.
Ее плащ. Ее старый неприглядный плащ. У Уитни сжалось горло. Значит, он его не сжег!
Преодолевая спазмы в горле, она вытащила свернутый плащ и поднесла к лицу, втягивая исходящий от него запах. Дым костра и запах лошадей, аромат палых листьев. Он пах лесом, пах ее домом. Уитни открыла глаза и подавила рыдания. Теперь, когда она вынула плащ, она увидела в ранце свои штаны из оленьей кожи. Опустив плащ на пол, она достала старые штаны, погладила мягкую потертую кожу, прижала ее к щеке. Гарнер и их сохранил.
На дне ранца что-то блеснуло, Уитни протянула руку и вытащила на свет блестящую пуговицу — пуговицу со следами зубов. От его кителя.
Она сжала в ладони пуговицу, и грудь ее пронзила острая боль. Он хранил все эти вещи: ее плащ, штаны и пуговицу, которую она прокусила в тот первый день, когда они встретились. Уитни прижала к лицу мягкую оленью кожу и заплакала, сама не понимая почему.
Гарнер почти всю ночь беспокойно ходил по темным, пустым улицам города, укоряя себя за то, что разрушил возникшее между ним и Уитни доверие. Во время последнего визита к Хенредону Паркеру он узнал, что Блэка могут перевезти в Филадельфию. А из газет, которые Паркер выписывал из Филадельфии, было ясно, что правительство уже теряет надежду предъявить кому-либо неопровержимое обвинение в бунте. Не желая тревожить Уитни, он решил не говорить ей об этом.
И сегодня, когда она спросила его, знал ли он об этом, он ответил отрицательно. И отчасти сказал ей правду: Гарнер тоже был поражен, узнав, что Блэкстона Дэниелса собираются судить за измену. И все-таки в его отрицании была доля лжи: он знал, что ситуация осложняется, и скрыл это от Уитни. Желание сохранить ее любовь заставило его пренебречь одним из условий, без которых она не может существовать — условием полной правдивости между ними. Правда заключалась в том, что он боялся ее потерять. Все время маленький циник внутри его нашептывал, что однажды произойдет нечто такое, что станет для нее важнее, чем он. Потому что таковы женщины; опыт учит их всегда искать лучшей, более выгодной сделки. И как бы он ни возражал, что она не такая, он не мог не вспоминать, что Уитни уже не раз предавала его.
Однажды произойдет нечто… По совести говоря, он должен был догадаться, что именно это будет. Оба раза, когда Уитни его предала, она сделала это ради своего отца. А теперь сама жизнь ее отца оказалась в опасности, и по его вине, хотя он совершенно этого не хотел. Так что она имеет все основания возненавидеть его, объявить сделку между ними и их любовь недействительными, кончеными.
Вернувшись домой под утро уверенный, что Уитни не хочет его видеть, Гарнер решил провести остаток ночи в своей спальне. Здесь он и застал ее — она сидела на холодном полу около пустого камина с покрасневшими от слез и полными любви и печали глазами. Гарнер был совершенно не готов к этой встрече. Окинув жену взглядом, он обратил внимание на лежавшие у нее на коленях старые штаны и плащ и на свой раскрытый ранец. Он словно окаменел.
— Ты… ты не сжег их, — прошептала Уитни и увидела, как слезы навернулись ему на глаза.
— Я не мог уничтожить твои вещи, Уитни. — Гарнер сделал это признание из глубины своей души.
Это было правдой. Уитни закрыла глаза, и из-под ее плотно сжатых век потекли слезы. Гарнер ее любит и намеренно никогда не доставит боли ни ей самой, ни тем, кто ей дорог. Она встала и потянулась к нему.
— Гарнер!
Как только в его застывшее от страха сердце проникло сознание, что Уитни по-прежнему верит ему, он кинулся к ней и схватил ее в объятия. Крепко прильнув друг к другу в порыве вновь возрожденной любви, они целовали друг друга со слезами благодарности, прощения и счастья.
Через мгновение они оказались в холодной постели Гарнера, но едва замечали, что лежат на ледяных простынях. И потом, в согретых страстью мягких простынях, сбросив одеяло, они долго лежали, сплетясь телами.
— Что же нам делать, Гарнер? — спросила она, касаясь губами нежной поросли у него на груди, зная, что и он думает о том же.
— Честно говоря, пока не знаю. — Железный Таунсенд в нем содрогнулся от стыда при этом признании, но больше он не солжет ей ни разу, даже по оплошности. — Но постараюсь найти возможность помочь твоему отцу. — Он повернул к себе ее лицо и опять увидел слезы в глазах. — Я люблю тебя, моя ненаглядная Уиски. — Кивнув, она снова прильнула к его губам.
— Гарнер, ведь ты арестовал отца за то, что он варил виски и не платил налоги, — заметила она. — Как же получилось, что ему предъявляют обвинение в измене? — Опершись на локоть, Уитни смотрела на мужа.
Гарнер боялся этого вопроса. Но, взглянув в ее бездонные любящие глаза, он рассказал ей все, что знал, всю правду и ничего, кроме правды. Рассказал о злонамеренном замысле Гаспара и признался, что арестовал Блэка Дэниелса, потому что к этому его подталкивали долг и злость. Под ее серьезным взглядом он рассказывал о том, как страдали солдаты от того, что им задержали довольствие, не платили денег, какое разочарование все они испытывали, когда обнаружили, что им не с кем сражаться, о безуспешных попытках найти «предводителей» восстания, которых на самом деле вовсе не было. Затем объяснил, что его выбрали для выступления в суде, потому что правительство вконец отчаялось отыскать козла отпущения, чтобы устроить над ним показательный суд как над лидером «водочного бунта», тогда как чиновникам позарез необходимо и с политической, и с юридической точки зрения оправдать совершенно ненужный призыв в ополчение.
— Ты хочешь сказать, что им есть что терять, — сказала Уитни, и глаза ее заблестели. — И что им нужно извлечь какую-то прибыль из этой ситуации… чтобы спасти свою проклятую гордость.
— Скорее спасти свое политическое реноме, — поправил Гарнер жену, восхищенный ее способностью подойти прямо к «бухгалтерскому балансу», лежащему в основе каждого человеческого поступка.
Со своими уникальными взглядами на жизнь приграничного коммерсанта она умела свести самые сложные человеческие отношения к легкопостижимым понятиям цены и выгоды, потребности и ее обеспечения. В вопросах элементарной экономики жизни она была подлинным специалистом. И да простит его Бог, но Гарнер и сам начал по-другому понимать термины «выгода», «цена» и «сделка».
— Значит, этим федеральным парням что-то нужно, — заявила Уитни с опасным блеском в задумчивых глазах. — А человек, которому что-то нужно…
— Уитни… — Гарнер видел этот блеск и то, как она вздернула голову в судьбоносном и знакомом жесте, и почувствовал, что и его увлекает это угрожающее «торговое» направление ее мыслей. Что ж, возможно, она права… в который раз. — Уитни!
Она повернулась к нему с непоколебимой решимостью.
— Мы можем это сделать, Гарнер, вместе мы сможем ему помочь. — Странное выражение в глазах мужа Уитни приняла за нежелание и просто потерлась бедром о его живот. — Я могу это сделать… Могу тебя убедить.
Первым желанием Гарнера было заметить, что его вовсе не нужно убеждать, но он передумал и великодушно позволил ей «убедить» себя помогать. В конце концов, у Дэниелсов своя гордость.
