Трав медвяных цветенье (СИ) - Стрекалова Татьяна (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
– Стаху! Ты не пил из баклаги?
При этих словах раздался грохот. Лала ясно увидела, как округлились у хлопотавшей возле стола Минодоры её зелёные глаза, а пальцы дёрнулись, выпустив чашку.
Стах опешил. Несколько секунд он моргал глазами.
– Да нет, – ответил растеряно, оглядываясь на хозяйку, – на что мне при чае?
Перепуганной Лале отступать было поздно, и она храбро повернулась к ней.
– Спасибо, дорогая, за хлеб, за соль, – провозгласила торжественно, – и за чай, в который ты так и не сумела вчера подлить снадобья вон из того кувшина, – указала она пальцем. И продолжала:
– Однако ночью ты всё-таки ухитрилась заправить им нашу баклагу, а вот зачем – Бог тебе судия. А нам в путь надо, и чем скорей, тем лучше, пока целы. Ни хлеба, ни соли не примем, и чай сама пей!
Тихого прощания не вышло…
Пока звучала речь, Минодора оправилась.
– Да приснилось тебе, дура! – воскликнула возмущённо. – Как язык-то повернулся за добро так отблагодарить!
– Я не дитя, чтоб сон от яви не отличить, – отбила выпад взъерошенная гостья. – Я видела, что ты делала ночью у стола. И пока ты нас не угробила, нам поторопиться бы…
Тут Минодора неожиданно смутилась. И даже назад шатнулась. Переспросила:
– Нас? А ты, что? Тоже из баклаги пьёшь? Вроде, мужской обычай…
– Так ты на жизнь моего мужа покушаешься! – даже задохнулась от гнева Лала, шагнув к хозяйке. – Ты для того к себе заманила? А мы думали, ты добрая!
– Тише-тише, бабы, – вмешался молчавший сперва Стах. – Зачем друг на друга кидаться? В чём дело-то? В кувшине? Ну, так чего проще – проверим, всё и выясним… – недолго думая, он сцапал кувшин с поставца.
– Стой! – ахнула хозяйка, кинувшись за кувшином, но тот уже взлетел на недосягаемую высоту. Стах, не спеша, двинул во двор, отстраняя хватавшую его на рукава Минду и приговаривая, – чего ты в тревоге-то? Если не отрава, так будет цел…
– Да куда ты его… – цепляясь за кафтан и скользя ногами, тащилась на Гназдом женщина, – что ты хочешь сделать-то, скажи ты… погоди…
Гназд молчком проломился в двери. Пёс встретил его радостным вилянием хвоста.
– Жалко тебя, конечно, псина, – виновато пробормотал тот, потрепав собаку по спине, – но будем надеяться, что хозяйка честна…
– Ааа! – завопила та, когда Гназд вылил кувшин в собачью миску.
– Да не ори ты, собаки выносливые… – утешил её, – может, и не сдохнет… Мож, и я бы не сдох… чего туда намешала-то?
– Ты что натворил, ирод! – голосила Минда, в то время как пёс заинтересовался миской – и давай лакать, и с большой охотой. – Я за этот кувшин дойную козу отдала! – она всё старалась подобраться к миске и тянула ногу перевернуть её, да Гназд не пускал.
– Серьёзные затраты, – посочувствовал он. – Не печалься, возмещу тебе ущерб. Если не пришибу, – добавил с угрозой.
– Да что ты мне возместишь! – зарыдала Минда, всё ещё пытаясь прорваться к миске. – Ведь щас пёс нажрётся – во двор не высунешься: он же мне проходу не даст!
– Ты так за собаку боишься? – заговорила наблюдавшая с крыльца Лала, хотя последние слова были ей непонятны. – Значит, снадобье опасное? Значит, ты моего мужа убить хотела?
– Да нужно мне убивать его, дура! – вскричала Минда, обернув к той заплаканное лицо. – На что он мне, мёртвый-то?!
Пёс, и правда, не проявлял страданий, а смотрел на хозяйку беспокойно, но преданно. Пару раз тявкнул.
– Вон, вон… – в страхе попятилась Минда, – уже смотрит… уже лает…
Гназды озадачено переглянулись и спросили Минду почти одновременно:
– И чего?
– Чего-чего?! – передразнила она сквозь слёзы, – теперь не подойдёшь к нему!
Стах, уже миролюбиво и даже виновато, попытался её утешить:
– Да славная псина! Всё в порядке! – и добавил, – прости, что кувшин потратил. Но зачем было тайком в баклагу подливать? Я думал, яд.
– Какой яд?! – в отчаянье возопила Минодора и яростно сжала кулаки. – Приворотное зелье! Для тебя, скотины! Проваливай теперь! И на глаза не попадайся!
И Гназды скромно провалили. Стах даже денег на столе оставил. Может, и поверил бы он в Миндину любовь, но уж больно сверкали полы в горнице.
Следующий ночлег был спокойным и непритязательным, на постоялом дворе. А потом…
А потом, по отсутствии без малого двух лет, прибыли они к воротам Гназдовой крепости. И даже Покрова ждать не стали.
Ну, а чего ждать, когда привёз молодец невесту, народ спрашивает, кто да какая, то ли из чужих краёв, то ли вовсе заморская, и прячь её с глаз, вот ещё забота! Зар с женой подумали – и скорей с рук сбыли.
То есть, невесту жених поначалу-то, конечно, в отчий дом отпустил. Со вздохом, ну, а к себе сразу не заберёшь: непорядок. Всю, закутанную в плат, скрывающий лицо, снял с седла перед родными воротами и в калитку забарабанил. А соседи уж в окна глядят.
На сей раз не встретил он никаких отворот-поворотов, и даже во двор впустили. Ненароком глянул под окна – торчат кусты-то! Вроде, живы. Ну, вот и посмотрим, что будет на них грядущим летом. Зацветут ли, нет ли – им с Лалой на них уже не любоваться: у них другие окна. Разве что в гости заглянут.
А дальше откланяться пришлось. Повернулся, а кругом уже девки, уже шепчутся, в щёлки заглядывают, на Стаха косятся…
Невесту крепость увидала лишь убранной к венцу. С закрытым кисеёй лицом. Тётка Яздундокта тут вложила всё своё накопленное усердие.
– Уж теперь-то, Стаху, я тебя не подведу. Уж я невесту в целости-сохранности в храм доставлю, и по пути пригляжу, чтоб не подменили ненароком. А то опять из под трёхслойной фаты сбежит… Кто у тебя невеста-то? – осведомилась она перво-наперво, едва узнала от племянника о грядущей свадьбе. – Где она, ну-к, покажи… Куда идти-то?
– Да вон туда, тётушка, – указал Стах на Заровы ворота. Тётка удивилась:
– Туда? Это какая ж там невеста?
– Евлалия, сестра Азарьева, – развёл руками Стах. Тётка пошатнулась:
– Как? Когда ж она…
– Да вчера, на ночь глядя. Вот ты и не знаешь. Поторопись, тётушка. Отец с попом уж договорился.
Заторопилась тётка:
– Ишь как… Решился-таки… Не пошутил… – бормотала она, влезая на крыльцо и приотворяя дверь, – Лала, значит… где она там, красавица наша? Здравствуйте, соседи, радости дому сему! – приветствовала она, входя в горницу. – Меня, вот, племяш прислал, невесту убирать… Чего ж подружек-то не позвали?
– Да уж какие подружки… – глухо откликнулась Тодосья, возившаяся возле Лалы. Лала обернулась к тётке, и та схватилась за косяк:
– Господи!
Наряжали Лалу только Тодосья с Яздундоктой. И прощальных песен ей не пели. То есть – тётка затянула, было, но Тодосья перебила:
– Ну-к, сватья, вон с той стороны подколи… да там подтяни…
Так и не допела. Вывел братец телегу, на которую кое-как нашедшиеся рушники нацепили, усадили бабы закутанную невесту, сами следом попрыгали – и помчался возок навстречу судьбе. Там уж – какая выпадет…
Следом загремела женихова тройка: где им разойтись-то, когда ворота в ворота? Пока жених торопливо кафтан напяливал, Иван с Николой лошадей впрягали: чубарого коренным, а в пристяжных каурку с буланкой.
Что за буланка? Кобылка Стахова. С чубарым боками соприкоснулись. Издалека друг другу заржали. Но уже не так надрывно, как при вчерашней встрече. Теперь оба весёлые и довольные были. До утра в конюшне рядом простояли. И бежали до церкви легко и резво. Будто сами – жених с невестой.
– Ты, моя солнечная янтарная лошадка, с чёрной, как эта прошедшая ночь, поволокой по хребту и развевающейся гривой! Бег твой стремительней птицы, копыта сухие и твёрдые, будто кремень, бока упруги, гладки и теплы, а запах слаще лугового клевера, и ты мне дороже всех на свете!
– Ты, мой облако-конь из табунов небесных, ветра порыв и мощь земли, и я люблю тебя так, как ещё не любили лошади… а, может, и люди… Мы будем с тобой вместе, пока живы… Мы будем бродить в ночном среди сочных трав и из одной струи пить речную воду…
