Авантюра, которой не было (Наталья Лопухина) - Арсеньева Елена (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
Лесток, который никогда не страдал отсутствием воображения, уже представлял себе казнь братьев Бестужевых: колесование Алексея Петровича, отсечение головы Михаила Петровича…
Михаила Бестужева посадили под домашний арест, Анну Гавриловну и ее дочь Анастасию перевезли в бывший дворец Елизаветы на Марсово поле и там держали в заключении. Высокомерная красавица Анастасия незамедлительно подтвердила, что Лопухина высказывалась о правительнице Анне благожелательно, а о существующем правительстве – неодобрительно. Сама Бестужева созналась только в разговоре со своей подругой Лопухиной, но отказалась признать причастность к этому делу Михаила Петровича.
Кстати сказать, Наталья Федоровна тоже всячески выгораживала мужа, отрицала его присутствие в разговорах с Ботта и вообще ссылалась на то, что речи они с маркизом вели по-немецки, а Степан Васильевич ни одного языка, кроме русского, не разумеет.
Да, эти две женщины держались поистине мужественно, чего нельзя было сказать об их детях. Иван подтверждал все доносы Бергера с готовностью, еще и прибавляя к ним что мог: дескать, поносительные слова об императрице слышал от родителей; от матери слышал похвалы правительнице Анне; о замыслах Ботта она много и часто говорила с Бестужевой; маркиза они хвалили, называли умным, а тот-де обещал денег не жалеть, чтобы освободить министров Анны Леопольдовны – Остермана да Левенвольде… Анастасия Ягужинская [8] вообще соглашалась со всем, что ей только говорили следователи, даже не слушая, и готова была взвалить на свою матушку вину чуть ли не в подготовке цареубийства.
Неудивительно, что после этого обеих подруг подняли на виску (или на дыбу). Выглядит это старинное орудие мировых пыточных дел так: человека подвешивают за поднятые кверху руки так, чтобы он до полу не доставал, да еще и груз к ногам прикрепляют, а потом бьют почем зря. Порою жертву поднимают еще выше, выворачивая руки из суставов. Как видим, для женщин не делалось исключения. Но при всем при том обе продолжали выгораживать мужей своих…
Впрочем, из уже выясненного было довольно для весьма условного судопроизводства того времени, а главное – для мстительной Елизаветы. Вот тут-то она дала волю своей ненависти к Лопухиной! Припомнила ей все: и что была племянницей Виллима Монса, и что была любима Левенвольде, и что оставалась красавицей…
О, вот что бесило, наверное, пуще всего. Именно поэтому Елизавета «рвалась с досады». Именно за это Лопухина должна быть небывалым образом унижена!
А заодно Елизавета жаждала унижения и другой женщины: Марии-Терезии, этой поистине великой императрицы и женщины, которая, увы, так явно и бесспорно превосходила дочь Петра Великого во всем: и в безупречности происхождения, и в государственном уме, и в поведении… Ведь именно посланником Австрии был маркиз Ботта, которого судили заочно.
Разбирательство дела Лопухиных – Ботта длилось довольно долго. Заключалось оно в новом и новом применении разнообразных пыток. Наконец, когда стало ясно, что никаких признаний вырвать больше не удастся, то есть сделать вице-канцлера Алексея Петровича Бестужева организатором грандиозного комплота не получится, состоялся суд. Обвиняемые были приговорены к колесованию, четвертованию или обезглавливанию – в зависимости от тяжести возложенных на них преступлений.
Однако люди опытные советовали Елизавете проявить милосердие: уж слишком очевидной была изнанка дела! Штука в том, что роль Лестока, д’Аллиона и Мардефельда оставалась затенена, совершенно явным же было обычное бабское желание Елизаветы разделаться с Лопухиной.
Да, императрица заранее знала, что проявит милосердие, однако, против обыкновения, заставила себя долго ждать. Она наслаждалась этой проволочкой… Можно представить, что чувствовали в это время обвиняемые. Они уже простились с жизнью, когда Елизавета наконец насладилась местью.
29 августа последовала высочайшая резолюция. Императрица смягчила приговор и сочла довольным следующее наказание: Степана, Ивана и Наталью Лопухиных и Анну Бестужеву высечь кнутом и, урезав языки, выслать в Сибирь. Имения конфисковать. Наказания остальных (всего по делу проходили более двадцати человек – слуг, друзей, знакомых главных обвиняемых) были значительно более легкими: скажем, Анастасию Ягужинскую всего лишь оставили под домашним арестом. А впрочем, она хорошо потрудилась для следствия! Был также издан монарший манифест, открыто называвший маркиза Ботта сообщником Лопухиных и других преступников.
31 августа 1743 года «на театре» (!!!) – так назывался в официальных документах эшафот, воздвигнутый на Коллежской площади, – была произведена расправа.
Анна Гавриловна Бестужева выказала то же достоинство и присутствие духа, с каким держалась и в застенке. В то время как палач раздевал ее, Бестужевой удалось незаметно сунуть ему золотой крест, осыпанный бриллиантами. Благодарный кат сделал только вид, что подвергает ее наказанию: кнут едва коснулся ее плеч, нож едва задел язык, так что она не потеряла способности изъясняться.
А вот Наталья Федоровна не стерпела и поддалась лютой ненависти к той, по чьей вине она терпела муки и унижения. Ох, попадись ей в это мгновение Елисаветка!.. Но под руку попался только палач, и она отвела на нем душу. Когда с нее сорвали одежду и под шутки и издевательства толпы обнажили ее стройное тело, предмет зависти и ненависти императрицы, Наталья Федоровна потеряла разум, стала отчаянно отбиваться, ударила и укусила палача.
Тот взъярился. Подручный вскинул Лопухину себе на плечи, засвистел кнут, и спина ее через минуту превратилась в кровавое месиво. На счастье, Наталья Федоровна мгновенно потеряла сознание. А потом палач сдавил бесчувственной женщине горло – и вскоре показал толпе свой окровавленный кулак:
– Не нужен ли кому язык? Дешево продам!
Анна Бестужева была сослана в Якутск и там до 1761 года медленно умирала от голода и холода, в то время как ее дочь Анастасия блистала в Петербурге, а муж разъезжал по иноземным дворам со своей любовницей.
Наталья Федоровна на всю жизнь осталась полунемой. Муж и сын ее умерли в Селенгинске. Лишь однажды, уже в 1758 году, спустя десять лет после смерти мужа, измучившись от жизни в нечеловеческих условиях, а главное, пытаясь спасти смертельно больного сына, она сделала попытку воззвать к милосердию императрицы, но Елисаветка отвергла ее просьбу о помиловании. Только по восшествии на престол Петра III Наталья Федоровна вернулась в Петербург, однако трудно было узнать в ней прежнюю красавицу и гордячку.
О чем думала она, доживая свой век среди людей, которые смотрели на нее, словно на ожившую легенду? О том ли, что помилование Елисаветки всего лишь растянуло на невероятно длинный срок ее мучения и лучше бы ей было проститься с головой в тот далекий августовский день?
О том ли, что в свое время она с такой легкостью угадывала замыслы мужчин и переигрывала их, а споткнулась на том, что, казалось бы, должна была знать лучше всего: на чисто женских штучках?
О том ли, что в свое время она как рыба в воде чувствовала себя в бурных волнах интриг, затеваемых ею же, знала, что может оступиться и погибнуть в любой миг, но не боялась и шла до конца – и в конце концов пала жертвой авантюры, которая приписывалась ей, но которой не было?..
8
Бог весть почему впоследствии эта особа была возвеличена и облагорожена излишне восторженными дамами-романистками!