Жена в награду - Брофи Сара (чтение книг TXT) 📗
– Зачем он приезжает? – спокойно спросил Роберт, но в глазах полыхнул гнев.
– Никто с уверенностью не знает. На ней не бывает заметно серьезных побоев, разве что пара синяков, но правда состоит в том, что взаперти они исполняют какой-то… зловещий танец. – Мэри помолчала, подыскивая слово. – Нет, не танец, леди Имоджин называет это игрой. Она считает, что у них идет какая-то игра, и я вижу, что миледи не надеется победить.
Роберт посмотрел на свои руки – костяшки пальцев побелели, упираясь в стол. Он осторожно разжал кулаки.
– Это больше не имеет значения, – с притворным спокойствием сказал он. – Теперь ее защищаю я, и я не позволю, чтобы в этой… игре с ней что-то случилось.
– Видите ли, Имоджин думает, что коли уж вас прислал Роджер, то вы часть его игры. Она боится, что вы последний, победный гамбит Роджера. Вот почему она вас боится.
– Она разговаривает с вами о таких вещах?
Мэри помедлила.
– Мы разговаривали до вашего приезда, с тех пор – нет. Сейчас она изо всех сил держится, чтобы не потерпеть крах, и ни с кем не станет делиться своими страхами. Она мысленно изолировала себя, и меня это пугает.
Роберт смотрел прямо перед собой и ничего не видел. Он глубоко вздохнул, чтобы успокоить ярость, внезапно вспыхнувшую в груди. Такой ярости у него никогда не было; он не мог ее объяснить. Более того, он не мог позволить ярости править поступками. Он должен быть спокоен, чтобы выработать стратегию, чтобы сокрушить человека, внезапно ставшего врагом. Роберт попытался вспомнить о нем все, что можно; несмотря на злость, он понимал, что это жизненно важно – знать своего врага.
Его знания были более чем скудными.
При дворе Роджер был одним из своры, окружавшей короля. Свора была отвратительная, жадная до всех пороков, которые можно купить за деньги, но об особой извращенности Роджера можно было только догадываться.
Роберт прищурился. Немного, но достаточно, чтобы питать этим его ярость. Роджер Коулбрук. Человек, который посмел использовать Роберта в своей личной войне, вызывал у него ненависть. Роберт ни на миг не усомнился, что это именно война, хотя Имоджин называет ее игрой. Роберт считал войной то, что приводит к жертвам.
Он свирепо улыбнулся, подумав о первой ошибке Роджера. Любимец короля жестоко ошибается, если надеется использовать Роберта для сокрушения Имоджин. Роберт не такой человек, которым может пользоваться всякий придворный негодяй, и он не выступит против своих.
Вот она, та истина, что просияла даже сквозь дурман ярости: Имоджин – его, душой и телом.
– Вы дали мне много пищи для размышлений, – медленно сказал Роберт. – Спасибо за доверие. Я его не обману.
Мэри с облегчением вздохнула:
– Я рада, что вы не приняли это за дерзость. Я так боялась. Но вы должны были узнать, понять хоть немногое из того, что видит леди Имоджин.
Роберт стиснул руки.
– О, я пока не многое вижу, но намерен увидеть больше. Причем очень скоро.
Роберт без труда взвалил на свои плечи новую ответственность и вдохновил всех на новые высоты.
К вечеру слуги отскребли до блеска главный зал, набрали и разбросали по полу тростник, и его свежий запах перебил сырость в доме. Для гостей поставили столы, на каждом красовалась ветка падуба, увитая лентами, что создавало праздничную атмосферу. Над центральным возвышением повесили красный балдахин и поставили два украшенных кресла.
Мужчины из ближайших деревень провели утро на охоте, убили двух кабанов, молодого оленя и более мелкую дичь, отнесли все на кухню. Деревенские женщины разделали дичь и передали кухарке. Кухарка плаксиво жаловалась, что от нее ждут чуда, но сумела со своими обычными помощницами приготовить блюда, от которых слюнки текли.
Роберт был чрезвычайно доволен подготовкой. Глядя, как гости едят, пьют, смеются, он должен был бы чувствовать себя щедрым хозяином. Все от души наслаждались пиром – все, кроме Имоджин, и это исключение его раздражало. Имоджин боролась с ним молча и, черт возьми, могла даже победить.
Понимая ее страх перед толпой, Роберт намеревался вести себя по-рыцарски и повсюду сопровождать ее, а также всеми силами поддерживать в ней уверенность, как того хотела Мэри.
Имоджин, однако, предвосхитила его галантные намерения. Как только появились первые гости, она королевой вплыла в зал в сопровождении настороженной Мэри. При виде этой картины Роберт лишился дара речи.
Все здравые мысли испарились, и молодому мужу оставалось только по-дурацки пялиться на королеву.
Она переоделась: вместо ангельски розового на ней было красное бархатное платье. Роберт мысленно возмутился, но не этим знойным цветом, нет. Беда в том, что ткань плотно, почти любовно облегала изгибы ее тела, а вырез на груди был скандально низкий, так что Роберт, внезапно став пуританином, опустил глаза. Потом он заметил, что все мужчины в зале сосредоточили внимание на кружевной оборке по краю выреза, открывавшего белую грудь, и прищурился. Волосы Имоджин переплела золотой нитью, на ней не было покрывала, какие носят женщины при дворе, а трогательная линия голой шеи буквально ошеломила Роберта. Он чувствовал благоговение. Немыслимо, чтобы такое создание обитало на земле, а не на небе.
Имоджин с достоинством прошествовала к возвышению, стараясь не выдать ужаса, разрывавшего ее на части. Когда она подошла ближе, Роберт увидел, как побелели ее пальцы, вцепившиеся в руку Мэри.
Старуха расцепила эти пальцы, и Имоджин присела перед Робертом в реверансе. Он с нескрываемым рвением вскочил и помог ей подняться на помост.
После этого она его игнорировала; игнорировала их всех.
Она напряженно сидела на стуле, сложив руки на коленях, безразличная к окружающему. Осталась неподвижной и когда в зал внесли роскошные блюда. А когда помещение наполнилось чавканьем и одобрительным ропотом, она, казалось, еще глубже ушла в себя.
Роберт почти физически ощущал исходящую от нее силу воли, Имоджин не сделала ни малейшей попытки взять кусочек ароматной еды, стоящей прямо перед ней. Неподвижная, как прекрасная статуя, Имоджин как будто вычеркнула себя из числа живущих. Это злило Роберта больше всего.
Роберту не нужна дама, сделанная из камня и воли; ему нужна та горячая женщина, которую он целовал сегодня утром. Нужно ее оживить. Что ж, сейчас он попробует это сделать.
– Знаете, на вкус еда еще лучше, чем на запах, – сказал он, причмокивая. – Это самая вкусная еда, которую я когда-нибудь пробовал.
– Не сомневаюсь, – натянуто сказала она.
– Почему бы вам не попробовать? Вы получите наслаждение. – Он взял со своей тарелки вкусный кусочек и поднес к ее рту. – Но если это не то, что вы любите, если вы находите удовольствие в страданиях и отказах, то я, как муж, могу этому поспособствовать.
– Не сомневаюсь, – сквозь зубы сказала Имоджин. – Но я упираюсь не ради своего удовольствия. Я не вижу еды. – Она опустила глаза, глубоко вздохнула и сморщила носик, принюхиваясь к аппетитным запахам. – Я не ела в присутствии других людей с момента… с несчастного случая. Некрасивое зрелище, и у меня нет желания устраивать спектакль для всей округи ради вашей извращенной забавы.
Роберту стало стыдно за свою чудовищную ошибку. Он не собирался превращать обед в пытку для Имоджин! Приоткрылась пустота. Теперь Имоджин не только будет считать его орудием Роджера, но и олухом, который привел ее в комнату, полную еды, чтобы она там голодала.
– Почему вы мне раньше не сказали? – тихо спросил он, безуспешно стараясь скрыть смущение.
Она безразлично пожала плечами; руки крепче вцепились в колени.
– Не видела смысла.
– Смысл в том, что если бы вы меня предупредили, то не сидели бы сейчас, как мученица, и не голодали бы на собственном свадебном пиру. – Роберт взял пустую тарелку и наполнил ее самыми соблазнительными деликатесами, потом налил в кубок вина. Осторожным, аккуратным движением он положил в ложку кусок жареного кабана и поднес к губам Имоджин, стараясь не замечать, что при свечах они кажутся розовыми лепестками. – Открой рот, Имоджцн, – хрипло сказал он и не сдержался, приблизился сильнее, чем требовалось, желая окунуться в запах ее душистых волос.
