Дорога надежды - Голон Анн (книги бесплатно без регистрации TXT) 📗
Вода! Могущество ключевой воды! Она никогда не задумывалась над происхождением инстинкта, увлекавшего крестьян ее родного Пуату к определенным лесным источникам.
Что касается воды, хранившейся в фаянсовом чане г-жи Кранмер, то, похоже, она не обладала этими свойствами и силой, во всяком случае, она казалась отвратительной. Служанки явно не изводили себя частым мытьем внутренних стенок этого сосуда. Анжелика подавила гримасу, не ускользнувшую от внимательного взгляда Онорины.
— Схожу за водой из колодца, — решительно произнесла она, легко спрыгивая с ящичка.
Анжелика не успела остановить ее, и Онорина оказалась на лестнице. Она уже видела ее в своем воображении нагнувшейся над колодцем и поднимающей для нее ведро кристально чистой воды. Она удвоила возражения и заверения, что не нуждается ни в чем, лишь бы отвратить дочь от этого замысла.
— Ты же видишь, я напилась. И теперь ангелы непременно спустятся и помогут мне.
Растрогавшись, она обхватила ладонями круглую мордашку ребенка и внимательно посмотрела на нее.
— Милая, славная девочка, — прошептала она. — Как ты добра ко мне, как я люблю тебя!
Внизу хлопнула дверь, и кафель, которым был выложен пол вестибюля, зазвенел под ударами сапог.
На сей раз Онорина выскользнула из ее объятий. Она узнала шаги отца, графа де Пейрака. Обняв руками его шею, она зашептала ему: «Мама грустит, и я не в силах утешить ее».
— Положись на меня, — заверил ее Жоффрей де Пейрак тем же заговорщицким тоном.
— Никогда еще утро не казалось мне таким долгим, — выдохнула Анжелика, как только он вошел к ней.
— Мне тоже. Я понимаю вас. И рад, что вы вовремя удалились. Изматывающее собрание, каких мало… Я просто в восторге от того, до какой степени мужская часть рода человеческого, уверенная и самодовольная, не сомневается в своем безусловном превосходстве. В самом деле, разве можно не восхищаться тем, с каким безошибочным чутьем лучшие представители этой избранной расы, к которой, милостью Божией, имею честь принадлежать и я, великодушно пригласив на свой Совет женщину, чье мнение они хотели бы услышать, выбрали тему для обсуждения.
И на сей раз, как всегда, когда он хотел отвлечь ее от мрачных мыслей, ему удалось развеселить ее. И вот уже его присутствие умиротворяло и рассеивало тревогу.
— Не будьте слишком суровы к вашим патриархам и схоластам-пуританам, сказала она. — Ведь они не скрывали причин, побудивших их пригласить меня.
Я не только не сержусь на них, но и милостиво отпускаю им прегрешения. Я была бы признательна вам, если бы вы заверили их, что я уразумела: речь идет о новой вспышке войны на границе с индейскими племенами. И между тем прикинула, какую пользу можно было бы извлечь из Пиксарета.
— О! Оставим в покое войны и кровопролития, — сказал он непринужденно. Это такие игры, которые, увы, скоро не кончаются, тогда как здравый смысл требует от нас, уделяя им должное внимание, не забывать выкраивать из драгоценных часов, отданных повседневной суете, время, необходимое для поддержания мира и покоя в нашей семье. Поговорим лучше о том, что вас беспокоит, дорогая. Я вижу, вы осунулись, у вас под глазами тени; разумеется, и они вам к лицу, придают трогательный вид, однако…
— Шаплей почему-то не встретил меня, — пожаловалась она.
— Я повсюду разослал своих эмиссаров. Они непременно разыщут его. И доставят его к нам в Портленд, если он не сможет прибыть сюда до нашего возвращения в Голдсборо.
Он привлек ее к себе и стал нежно касаться губами ее век.
— Что вас тревожит, любовь моя, не таитесь. Доверьтесь мне. Теперь я здесь, рядом, чтобы защищать вас, оберегать от опасности.
— Увы! Речь идет об испытании, предотвратить которое не вполне в нашей власти, ибо здесь вступают в силу законы природы.
Она высказала предположение, что это не более чем ложная тревога, однако утреннее недомогание внезапно заставило ее опасаться преждевременных родов.
Разумеется, заверила Анжелика, теперь она чувствует себя вполне прилично, но убеждена, что роды, которые казались ей весьма отдаленными, не за горами. И для нее не будет ничего удивительного в том, если они начнутся значительно раньше предполагаемого срока.
Она внимала ему и находила трогательной ту доброту, с какой он весьма добросовестно подыскивал аргументы, вторгаясь в женскую сферу, казалось бы, совершенно чуждую авантюристу-дворянину, которого многие считали если и не опасным пиратом, то, во всяком случае, суровым воином, лишенным человеческих слабостей. Однако по отношению к ней он был сама нежность.
Она отстранилась от него и улыбнулась. Однако ее большие зеленые, как бы потускневшие глаза оставались широко раскрытыми, а взгляд — неподвижным.
— Есть еще одна причина, — с виноватым видом прошептала она.
И она призналась ему в том, что беспокоило ее вдвойне. Вдвойне — удачное слово. Двойня могла возвещать двойное счастье, но делала проблематичным их выживание, в том случае если ей не суждено было выносить их положенный срок.
Он понял, что она действительно была, как никогда, обеспокоена и подавлена.
И вдруг это выражение отчаяния и беспомощности напомнило ему девочку-фею, внезапно появившуюся в лесах Пуату, дивное видение, возникшее перед ним на залитой солнцем тулузской дороге, которое перевернуло всю его жизнь, знатного сеньора-либертена, испытавшего, казалось, все наслаждения мира и в страданиях, тоске и невыразимых восторгах познавшего истинную любовь.
И так как она по-прежнему жила в его сердце, он мог утверждать, что она и не покидала его, сумела уберечь тот таинственный источник очарования, столь быстро иссякающий у других женщин под всеиссушающим дуновением обыденности, а так как он воспринимал откровение вместе с ослепительной, восхитительной, изумительной, несколько экстравагантной вестью о том даре рождения двух детей, который она собиралась ему преподнести, он не без внутреннего трепета спрашивал себя, не переживает ли в настоящую минуту величайшую радость в жизни. На его глазах выступили слезы, и, чтобы скрыть их, он вновь обнял ее.
Прижимая ее к себе, лаская рукой ее волосы, тело, он стал нашептывать ей, уверяя, что все хорошо и ничего не следует бояться, что он счастливейший из мужчин, что их дети, которым предстоит появиться на свет под знаком благоприятных предзнаменований, родятся красивыми и сильными, ибо жизнь никогда не приносит столько зла, сколько могла бы, особенно тем, кто любит ее и безоглядно пользуется ее дарами, твердя ей, что она не одинока, что он рядом, что им покровительствуют боги и что в любом испытании, каким бы тяжелым оно ни было, нельзя забывать о существовании высшей силы — воли Небес.
И прибавил с улыбкой, которая, казалось, одновременно высмеивала и бросала вызов обезверившемуся и малодушному миру, что он достаточно всемогущ, чтобы ради их спасения послать своих эмиссаров даже туда — испросить помощи у Всевышнего.
Графа де Пейрака, искренне желавшего помочь ей оправиться и видевшего, что она страдает не столько от усталости, сколько от тяжелых мыслей, осенила счастливая мысль предложить ей пообедать на «Радуге» — их корабле, стоящем на рейде.
Легкий морской бриз будет овевать палубу судна, во всяком случае, там легче дышится, чем на суше.
Северина и Онорина отправятся в сопровождении Куасси-Ба пообедать в город, в котором они, по-видимому, уже достаточно хорошо освоились.
Он хотел побыть с ней наедине, чтобы она отдохнула вдали от городских забот. Нет ничего лучше, размышляя о будущем и неведомом, как посмотреть на них со стороны.
Эта смена обстановки произошла как раз вовремя, придав Анжелике силу и уверенность. На палубе «Радуги», прячась от сверкающего, как раскаленная добела сталь, солнца под широким тентом, натянутым в передней части второй палубы, их обслуживал метрдотель г-н Тиссо; в его обязанности входило запасаться на стоянках свежими продуктами, которые можно было раздобыть в этих местах: вино, ром, кофе, чай и, разумеется, поскольку они находились в Салеме, бочонки сушеной трески в невообразимых количествах. Качество рыбы, поставляемой старейшей на побережье сушильней, основанной первыми поселенцами, было безупречно. Однако метрдотель поостерегся угощать ею мадам де Пейрак, догадываясь, что она не в состоянии сегодня оценить это деревенское лакомство; треска, изобилию которой многие крупные состояния были обязаны своим возникновением, называлась здесь «зеленым золотом». И тем не менее, он не уставал уверять, что из нее можно приготовить чудеса кулинарного искусства.
