Страшное гадание - Арсеньева Елена (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
– О Джессика, – сказала она тихо, – какие у тебя красивые волосы… какой чудный каштановый цвет!
Джессика замерла.
– Ты слышала, что волосы у умерших людей еще какое-то время продолжают расти? – спросила Марина. – Вот у нас в Бахметеве был один случай. В деревне жила женщина – все знали, что ей уже немало лет, однако на нее побольше мужиков заглядывалось, чем на любую девку или молодку. Она и впрямь была необычайно красива: черные глаза и волосы черные… а все же хоть и заглядывались на нее, но сторонились. Шел слух, будто она ведьма, которая по ночам обращается в черную кошку. Так ли, нет – никто не знал доподлинно, однако в один прекрасный день ведьма умерла, и ее похоронили. И начались с той поры в деревне всяческие беды. То град посевы побьет, то лесной пожар нагрянет, то все стадо поест какой-то ядовитой травы, то кони разом обезножеют, или мор на людей нападет. Позвали знахаря, и он сказал: так, мол, и так, люди добрые, все беды на вас оттого нашли, что вы не соблюли старинного завета – не проткнули ведьмино сердце осиновым колом, оттого она и после смерти насылает на вас проклятия. Тогда деревенские завострили кол осиновый, пошли всем миром на кладбище, отворили ведьмину могилу и…
– И – что? – с живейшим, злорадным интересом спросила Джессика. – Она лежала там как живая, с румянцем на лице, и тление не коснулось ее? Так? Скажи, ведь так было?
– Нет, не так, – взглянула Марина снисходительно. – Семь лет миновало – какой уж там румянец. Она ведь не упырицей кровососущей была, а просто ведьмою! Лежали в могиле одни кости, червями обглоданные, а на черепе вились длинные-предлинные волосы. Они и прежде были ей до подколенок, а тут выросли ниже пят. Но не это дивно… Знаешь, что больше всего напугало тех, кто заглянул в могилку? Волосы те… на добрый аршин от головы… были не черные! Не черные, а какие-то не то рыжие, не то русые. Ведьма-то волосы, оказывается, красила! Говорят, желчь черных жаб, ежели ее прокипятить на ущербе месяца, этакую краску дает, что ее ни дождевой водой не смоешь, ни щелоком не сведешь! И вот что я скажу тебе, Джессика…
Марина перевела дух – и пустила наконец свою последнюю, заветную стрелу:
– Когда-нибудь, через много лет, нас найдут здесь. Мы будем лежать рядом, и ничего не останется от нашей нынешней красоты и молодости. Только волосы… Мои – золотые. И твои – каштановые… до половины. А до половины – белобрысые!
Джессика уставилась на нее неподвижными, расширенными глазами. Молчание длилось, длилось… Марине уже показалось, что все, она промахнулась, и вдруг Джессика забила головой по полу, затряслась, завертелась на одном месте, будто змея, пронзенная вилами. И закричала – закричала так пронзительно, что у Марины зазвенело в ушах:
– Не хочу! Не хочу! Откройте! Выпустите меня отсюда! Черный камень нажми и одновременно – третий от него слева! И ногой – на третью плиту! Трижды! Скорее! Не хочу умирать!.. Нет! Нет!
Итак, стрела все же нашла свою цель.
31 июля
Черный камень! Об этот черный камень она вчера ногти обломала, смутно чувствуя, что неспроста он вставлен в стену! Надо думать, много лет назад бился возле него и сэр Брайан – и тщетно, ведь кто мог знать, какое множество движений надо проделать, чтобы привести в действие роковой механизм!
Черный камень, и третий камень слева, и третья плита – трижды…
Когда Марина исполняла все это, у нее дрожали руки и подкашивались ноги – а вдруг что-то не сработает? А вдруг Джессика солгала? напутала? в безумии выкрикнула первое, что пришло в голову?!
Тихий скрип, раздавшийся в стене, показался ей сладостней ангельских труб. С воплем Марина схватилась за часть стены, которая начала поворачиваться вокруг своей оси, отворяя узкий темный проем, – как вдруг что-то белое, пушистое метнулось ей в ноги, запрыгало, вцепилось когтями в платье, замяукало, а через мгновение… о господи, в это невозможно было поверить! – а через мгновение сильные руки стиснули ее плечи и громкий крик:
– Марион! – потряс ее до глубины души.
Десмонд! Десмонд обнимает ее, и Макбет прыгает вокруг как сумасшедший, взвиваясь в воздух чуть ли не на три аршина, мягко падая на лапы, вновь прыгая и мурлыча, и мяуча, и подвывая, словно сделался не котом, а собакою.
– Макбет, – пролепетала Марина, не соображая, что говорит, но тотчас же всякие мысли исчезли из ее головы, потому что губы Десмонда прижались к ее губам, и Марина успела только удивиться, что они соленые. Ее ли это слезы – или его?
– Марион! – Тяжело дыша, Десмонд целовал ее лоб, глаза, снова приникал к губам, а руки в это время лихорадочно ощупывали ее тело, словно он жаждал убедиться: это она, она снова с ним, – но никак не мог в это поверить. – Марион! О господи!
– Десмонд, Десмонд, – шептала она, как в бреду, прижимаясь к нему изо всех сил, еще остававшихся в ее измученном теле. – Ты нашел меня? Ты нашел меня!
– Я чуть не умер, – бессвязно бормотал Десмонд. – Думал, ты сбежала от меня. Думал, ты меня ненавидишь за то, что я… Но тогда я не мог поступить иначе, я хотел уберечь тебя и во всем соглашался с Джессикой. А потом послал Сименса, чтобы он увел тебя из твоей комнаты и спрятал понадежнее.
– Сименс? – с трудом собирала разлетевшиеся мысли Марина. – Ты его послал спасти меня?
– Да, да, о господи, да! – Он снова покрыл ее лицо тысячью поцелуев. – Неужели ты думаешь, я мог причинить тебе вред? Да я бы всю кровь свою отдал за тебя по капле! Только ревность… ревность мучила меня и убивала! Я не мог надеяться, не мог верить, что ты полюбила меня.
– Я тоже, – изумленно шепнула Марина, с такой силой обнимая его, что у нее заломило руки.
– Всегда, всегда! – горячечно бормотал он. – Всегда – только ты, одна ты! О господи, я уже собрался ехать искать тебя в Брайтоне, в Лондоне, в России! Если бы не Макбет… Я думал, он спятил. Он бросался на стену под картиной, драл ее когтями и кричал так, что волосы становились дыбом! И тогда я чуть ли не впервые разглядел, что нарисовано на этой картине, и подумал… Я не мог поверить в это, но послал Сименса за работниками с ломами и кирками, а сам принялся ощупывать стену – и вдруг ты!
Счастливая сине-серебряная пелена затягивала утомленное сознание, для которого оказалась слишком, непомерно огромной радость внезапного возвращения от смерти – к жизни, от унылой безнадежности – к любви и счастью… И вдруг словно молния пронзила Марину: Джессика!
Она рванулась из рук Десмонда, попыталась встать, но ноги подогнулись – Марина упала бы, но Десмонд успел подхватить ее.
– Нет, погоди! – воскликнула она. – Там Джессика. Там сэр Брайан, Гвендолин, они мертвы! И Джессика…
– Тоже? – шепнул он, и Марина отчаянно затрясла головой.
– Ах нет, она жива, только связана. Я обещала спасти ее, я клялась не бросать…
Она с трудом выговаривала слова, но Десмонд все понял мгновенно:
– Стой здесь. Не сходи с места, чтобы дверь не закрылась.
Марина привалилась к стене, а Десмонд ринулся в роковую комнату и мгновенно выскочил обратно, волоча на спине спеленутую Джессику, испускавшую короткие хриплые стоны, очень мало напоминавшие человеческий голос.
Десмонд небрежно свалил ее на пол и, махнув набежавшим лакеям и приказав им постоянно держать дверь, выдернул Марину в коридор.
Приковылял Сименс и замер, простирая к Марине дрожащие руки:
– Миледи! Какое счастье, миледи! Мы уж и не чаяли видеть вас живой!
Повязка, закрывавшая голову Сименса, съехала набок, и вид у него был самый разбойничий. Марина только и смогла, что слабо улыбнуться.
Тем временем Десмонд выхватил из-за пояса нож, который торчал там рядом с пистолетом, и одним махом разрезал веревки, стягивающие тело Джессики. Она испустила облегченный стон, сменившийся криком боли, когда начали отходить замлевшие, затекшие суставы.
Десмонд стоял над ней, поддерживая Марину, касаясь губами ее волос. Макбет, уже до полного бессилия истомленный суматохою, упал на бок, растянулся во всю длину и слегка высунул язык, что делало его умную морду чрезвычайно обалдевшей, будто у глупого котенка. Голову он уронил на туфлю Марины, и та теперь боялась шевельнуть ногой, чтобы не потревожить своего благодетеля.
