Прощай, невинность! - Джойс Бренда (версия книг TXT) 📗
Софи не могла объяснить Жаку, что они с Эдвардом сейчас почти не разговаривают — ну разве что о погоде… Софи не сомневалась, что всему Нью-Йорку уже известно, где она живет со своим ребенком, и, конечно, во многих гостиных смакуют этот скандал, и все уже знают, что они с Эдвардом обручились. Ведь к ней приходил Ральстон — с поздравлениями и пожеланиями счастья. Поскольку о Лизе до сих пор не было никаких известий, Бенджамин выглядел измученным, усталым, он очень похудел. Сюзанна тоже пыталась повидать Софи, но та отказалась принять ее. В тот день, когда Сюзанна попыталась разлучить ее с Эданой, она перестала быть для Софи матерью.
— Разве вы не можете его спросить? — улыбаясь, повторил Жак. — Cherie, это ведь так романтично, представьте: свободная художница и месье Деланца, алмазный король!
Критики в восторге от вашей истории, и они будут в восторге от этой картины! Спросите месье, не возражает ли он, чтобы его увидели обнаженным. Да с чего бы, собственно, ему возражать? Он ведь уже позировал вам для других работ. И он разбирается в бизнесе. Месье Деланца умен. Он поймет, какой успех может принести вам эта работа.
Софи плохо представляла, как бы она вдруг обратилась к Эдварду с просьбой разрешить выставить его портрет в обнаженном виде… ну, во всяком случае, при теперешних обстоятельствах. Софи вообще не хотела, чтобы Эдвард появлялся на выставке, но если он узнает, что она написала его обнаженным, то обязательно придет. Софи не хотела, чтобы Эдвард знал, как часто она обращалась к нему как к источнику вдохновения. Ведь тогда он сразу поймет, как она любит его.
— Я не могу его спросить, — сказала наконец Софи. — И пожалуйста, не пытайтесь выяснить причину этого.
— Но вы должны выставить эту работу, — продолжал настаивать Жак. — Она прославит вас, cherie! Конечно, обнаженная натура до сих пор является спорным вопросом, но эта, эта!.. Ведь он ваш возлюбленный — а вы женщина… О-ля-ля! Что может быть прекраснее? Нет, вам просто необходимо, чтобы ее увидели!
Софи прекрасно знала, что не может выставлять этот портрет без разрешения Эдварда, независимо от того, насколько это важно для ее будущего, для ее карьеры.
— Нет. Мне очень жаль. Прошу вас, Жак, прикажите снять это.
Жак смущенно и растерянно уставился на Софи.
Да Софи и сама не могла скрыть огорчения. Она еще раз посмотрела на обнаженного Эдварда. Действительно, портрет изумителен, он насыщен чувством, силой, он тревожаще интимен — словно зритель заглядывал в спальню Эдварда. Без сомнения, это лучшая работа Софи. Эдвард выглядел неотразимым, он являл собой образец мужчины. Софи знала, что все ее парижские друзья стали бы уговаривать ее показать эту работу публике — Жорж Фрагар, Поль Веро, но она не могла этого сделать.
— Увидимся завтра, — сказала она. Вздохнув, Жак спросил:
— Но я могу показывать ее частным образом?
— Да, — согласилась Софи. — Но только серьезным покупателям, Жак.
Дюран-Ру улыбнулся:
— Что ж, это лучше, чем ничего. И вот еще что, дорогая. Вы не подписали эту работу. Как она называется?
Софи не раздумывала ни секунды: — «Прощай, невинность».
Глава 29
Эдвард был сильно взволнован. Он нервно вел свой «даймлер» по Пятой авеню, злясь на Софи. На этот раз его рассердило то, что она отправилась на выставку без него. Ведь он намеревался сопровождать ее. Он ведь ее жених и просто обязан находиться рядом с ней в такой важный для нее день. Более того, он хотел быть рядом, хотел поддержать Софи и разделить с ней ее триумф.
Ведь если вспомнить прошлое, то сегодняшняя выставка в наиболее известной галерее города — невероятное событие. Казалось, все это было так недавно: Эдвард впервые увидел Софи, маленькую, напуганную девушку, спрятавшуюся от мира за своей хромотой и своей живописью… Прошло около двух лет — и Софи превратилась в удивительную женщину. Это походило на то, как из серенького кокона появляется поражающая красотой бабочка. И эта бабочка, эта необыкновенная женщина вскоре должна стать его женой.
И она крайне несчастна из-за этого.
Каждый раз, входя в ее номер, Эдвард видел и ее страдания, и ее боль.
Но он все твердо решил. Твердо решил жениться на Софи и дать Эдане свое имя. И однажды, черт побери, Софи порадуется своему согласию. Он поклялся в этом им обеим, пусть Софи и не знает об этом. Завтра они отправятся в муниципалитет, и судья Хеллер свяжет их узами брака. А потом Эдвард начнет доказывать Софи, что быть его женой не так уж плохо, что в этом найдутся свои прелести.
Эдвард отбросил мысли о завтрашнем дне и остановил машину перед галереей. Над входом развевался трехцветный французский флаг, а рядом — звездно-полосатый флаг Америки. Пятая авеню по обе стороны галереи Дюран-Ру была забита колясками, каретами и автомобилями, кучера в бриджах и шоферы в кожаных кепи столпились на тротуаре. Эдварду пришлось проехать еще целый квартал, чтобы найти место для своей машины. И это порадовало его до глубины души. На первую выставку работ Софи в Нью-Йорке собралось огромное количество публики.
Когда Эдвард выходил из «даймлера», он чувствовал, что его сердце бьется слишком сильно, а в горле что-то застряло, мешая дышать. Так живо, словно это происходило вчера, Эдвард вспомнил, как была перепугана Софи, когда в уединение ее мастерской явился Дюран-Ру посмотреть ее работы. А сегодня, должно быть, она вообще на грани истерики.
Когда Эдвард уже приблизился ко входу в галерею, ему навстречу вышла хорошо одетая пара; женщина что-то говорила, быстро и негромко, а мужчина кивал в ответ. До Эдварда донеслось: «Ужасно! Ужасно! Так открыто писать этого человека… Нет, я никогда больше не захочу смотреть на работы Софи О'Нил!..»
Эдварду показалось, что его сердце остановилось. И он порадовался тому, что пришел сюда. Он нужен Софи. Но Эдвард все же надеялся, что реакция этой пары нетипична, что далеко не у всех посетителей работы Софи вызывают ужас.
Он вошел в широкую дверь и направился к большому залу, где толпилось множество людей, он оглядывался по сторонам, ища Софи, но не видел ее. Несмотря на большое собрание народа, в галерее было не слишком шумно, люди разговаривали вполголоса. Эдварда снова охватило сильное волнение.
Он задержался у самого входа в выставочный зал, потому что путь ему преградила видная леди в сером полосатом платье и джентльмен в костюме-тройке. Они слишком углубились в разговор и не замечали, что мешают кому-то пройти. Эдвард вдруг услышал, как женщина возбужденно воскликнула:
— Гарри, но мы просто должны это купить! Слава Богу, Жак показал нам эту вещь! Мы должны ее купить, даже если придется держать ее в хранилище. Мы не можем допустить, чтобы такая изумительная работа покинула страну, просто не можем, и ты понимаешь это не хуже меня!
— Луизина, — покачал головой джентльмен, — но у нас в хранилище уже висит не менее потрясающий и такой же шокирующий Курбе!
— Прошу тебя, — умоляющим тоном произнесла леди, сжимая руку мужа. — Мы должны заполучить эту вещь, даже если и не осмелимся повесить ее открыто!
— Я подумаю.
И они вошли в выставочный зал.
Эдвард изумленно смотрел им вслед, гадая, о чем это они говорили, и радуясь, что дама так страстно хочет купить какую-то из работ Софи. Женщины имеют привычку добиваться своего, так что нетрудно было догадаться: по крайней мере одна картина будет продана в этот день.
Наконец Эдвард, миновав группу мужчин, вошел в большой выставочный зал. И сразу ему в глаза бросилась картина, на которой был изображен он сам.
Сердце Эдварда остановилось.
Он узнал ресторан «Дельмонико» еще до того, как подошел ближе и рассмотрел маленькую бронзовую табличку на стене, рядом со своим ярким, живым портретом. Пульс Эдварда участился. Несколько мгновений он смотрел на себя — такого, каким увидела его Софи… Она снова приукрасила его, сделав куда более привлекательным и элегантным, чем он был на самом деле. Хотя на этом портрете Софи наделила его еще и ленивой беззаботностью.
