Две розы - Гарвуд Джулия (полная версия книги .txt) 📗
Отныне для Мэри Роуз стало своеобразным ритуалом приходить спозаранку в библиотеку и читать до тех пор, пока к ней не присоединялся отец. Слуги приносили им завтрак на серебряных подносах, и большую часть утра они проводили вместе. Мэри Роуз никогда не вспоминала о своем прошлом и о братьях, поскольку тетушки не раз предупреждали ее, что это травмирует отца. Зато она старалась узнать от него как можно больше о его семье. Его рассказы больше походили на уроки английской истории, но они доставляли ей немалое удовольствие.
Нервное напряжение, которое Мэри Роуз постоянно испытывала в первые дни своего пребывания в доме лорда Эллиота, постепенно пошло на убыль. Через несколько недель, когда она получше узнала отца, она поняла, что испытывает к нему теплое чувство. Однажды утром она поцеловала отца в лоб, тем самым поразив его до глубины души. Вечером того же дня он сообщил сестрам, что Мэри Роуз успешно привыкает к жизни в новых условиях.
На самом же деле Мэри Роуз просто превратилась в непревзойденную актрису, и никто, даже Харрисон, не догадывался, как тяжело было у нее на сердце. Она почти каждую ночь засыпала в слезах, сжимая в руке свой медальон.
Успокоить ее было некому. Лорд Эллиот так загрузил Харрисона работой, что ему приходилось неделями оставаться в городе. Жена встречалась с ним только в выходные, но в это время дом, как правило, наводняли всевозможные родственники и друзья Эллиота, и супругам редко удавалось побыть наедине.
Харрисон по-прежнему был одержим идеей уличить Джорджа Макферсона в похищении Мэри Роуз. Как только у него выдавался свободный час, он снова принимался изучать старые бухгалтерские книги, привезенные им из Лондона, пытаясь выяснить, где помощник Эллиота взял нужную ему сумму.
Мэри Роуз еще ни разу не встречалась с личным помощником отца. Макферсон уехал в отпуск примерно в то самое время, когда она прибыла в Англию, и пока еще не приступил к исполнению своих обязанностей.
Мэри Роуз как-то сказала Харрисону, что ей скорее всего так и не удастся познакомиться с Макферсоном, поскольку она рассчитывает вернуться в Монтану еще до начала зимы, а все говорило за то, что к этому времени Макферсон не появится.
Проходили дни, а в душе Мэри Роуз нарастала тревога. Она отправила братьям по меньшей мере дюжину писем, однако в ответ не получила ни строчки. Не желая делиться с Харрисоном своими страхами, она старалась бороться с ними в одиночку. От мамы Роуз тоже не было никаких известий, хотя молодая женщина точно знала, что Кол сообщил их общей матери ее английский адрес. Неужели с ней что-нибудь случилось? Беспокойство о маме Роуз и братьях, естественно, сказалось на ее поведении. Отношения между Мэри Роуз и тетушкой Лилиан становились все более натянутыми. Элеонора, напротив, стала любимицей Лилиан, и тетка постоянно ставила ее племяннице в пример. Элеонора с благодарностью принимала все, что делалось для нее в семье Эллиотов. Она обожала свои новые туалеты и понимала, что девушке необходимо достойно выглядеть в любое время дня и ночи. Ясно, что Элеонора была почти готова к выходу в свет, однако в подготовленности Мэри Роуз ее английские родственники сомневались. Их страшила одна только мысль о том, что дочь лорда Эллиота может опозориться во время этого великого события.
Мэри Роуз искренне не понимала, как ее тетушек может заботить подобная ерунда. Этикет высшего английского общества удивлял ее и подчас просто ставил в тупик. Создавалось впечатление, что у женщин большая часть времени уходит на бесконечные переодевания. По утрам Мэри Роуз облачалась в костюм для верховой езды, затем меняла его на дневное платье, затем еще раз переодевалась к чаю и наконец надевала элегантное вечернее платье.
Кроме того, оказывается, было не принято разговаривать с мужчинами о политике. Считалось, что настоящие леди не должны демонстрировать джентльменам свой ум. Женщинам пристало говорить прежде всего о доме и семье, и Мэри Роуз еще предстояло этому научиться. А также привыкнуть смотреть на мир с улыбкой. Что же касается критических замечаний, то для этого существовали лакеи. Обнаруживать недостатки в работе прислуги считалось в порядке вещей.
Мэри Роуз каждое утро клялась самой себе, что постарается не обмануть ожиданий своих английских родных. Тетушка Барбара как-то предложила ей считать себя куском белого холста, на котором ее близкие будут создавать шедевр.
Август и сентябрь прошли в непрерывных приготовлениях к выходу в свет. Мэри Роуз постигала бесконечные премудрости иерархии среди леди и джентльменов с дворянскими титулами, о том, кто чем интересуется, чьего общества следует избегать, с кем надо быть особенно любезной – пока у нее в голове все окончательно не перепуталось. Целыми днями двоюродные сестры обучали ее рукоделию и другим полезным и необходимым для женщины вещам.
Лорд Эллиот же продолжал загружать Харрисона работой. Он посылал его с поручениями в разные уголки Англии, а в тех редких случаях, когда у него появлялась возможность побыть с женой, она неизбежно заводила разговор об отъезде. Харрисон начинал заговаривать ей зубы, внушая, что ей следует подождать еще немного, прежде чем принять окончательное решение. Кроме того, он постоянно превозносил ее успехи, и у нее создалось впечатление, будто ему нравится все то, что с ней проделывают ее тетушки.
В последний раз Мэри Роуз взбунтовалась накануне своего первого бала. Она вошла в свою комнату и увидела, как тетя Лилиан роется в ее одежде.
– Что вы делаете, тетушка?
– Анна-Мария сказала мне, что ты все еще носишь эти ужасные кринолины, Виктория. Они уже вышли из моды. Неужели ты забыла об этом, дорогая? Почему бы тебе не избавиться от этого старья?
Мэри Роуз пришла в ужас. Она принялась горячо спорить с теткой, в результате чего нижняя юбка, которую Лилиан хотела выбросить, а Мэри Роуз – оставить, оказалась разорванной пополам. В самый разгар их борьбы одновременно с треском раздираемой ткани на пол со стуком упало что-то тяжелое.
– Ради всего святого, что это? – спросила Лилиан.
– Картечь, тетя Лилиан. У нас на Западе сильные ветры, и моя подруга Белл посоветовала мне зашивать картечины в подол нижних юбок.
Лилиан была настолько потрясена этим объяснением, что ей пришлось ненадолго присесть. Она приказала Анне-Марии принести ей нюхательную соль и, похлопав по сиденью стоявшего рядом с ней стула, предложила Мэри Роуз расположиться на нем.
Мэри Роуз прекрасно знала, что будет дальше. Сначала тетушка в сотый раз скажет, что желает своей племяннице только добра, затем попросит ее никогда никому не рассказывать о том, что она зашивала свинец в подол нижних юбок.
В тот же день семья Эллиот выехала в Лондон, где через какие-нибудь сутки Мэри Роуз должна была предстать перед друзьями и знакомыми отца на балу в честь ее свадьбы. Мэри Роуз явилась на суд общества в великолепном вечернем платье цвета слоновой кости с вызывающим декольте и светлых перчатках. Ее волосы завили, уложили в высокую прическу и закрепили сапфировыми заколками.
– Вы выглядите как настоящая леди Виктория, – восхищенно прошептала служанка.
Харрисон едва не опоздал на торжество – он вернулся в Лондон из разъездов всего за два часа до начала. Он стоял около входной двери рядом с лордом Эллиотом и смотрел, как жена спускается по лестнице. Лорд ухватил Макдональда за руку и прошептал:
– Когда я смотрю на Викторию, я вижу перед собой свою Агату.
Мэри Роуз без труда заметила, как счастлив и горд ее отец. Оказавшись в холле, она сделала идеальный реверанс. Ее тетушки и дядя внимательно наблюдали за ней. Глаза Лилиан наполнились слезами.
– Хорошо, Виктория, – похвалила она племянницу. – Очень хорошо.
Лишь Харрисону захотелось, чтобы его жена вернулась в свою комнату и надела что-нибудь поскромнее.
– Она простудится, – недовольно заметил он.
– Ерунда, – фыркнула тетушка Лилиан. – Она накинет сверху новый жакет, и все будет в порядке.
Элеонору пришлось прождать еще пятнадцать минут. Наконец она спустилась вниз, одетая в вечернее платье бледно-зеленого цвета. Девушка взглянула на леди Лилиан, и когда та коротко кивнула ей и улыбнулась, Элеонора просияла от удовольствия.
