Лесная герцогиня - Вилар Симона (читать книги без регистрации полные txt) 📗
Оставалось последнее. И Эмма всеми силами хотела верить в это. Эврар. Он был на улице, на затемненном переходе, откуда мог видеть, как прибыли люди Гизельберта, и понять, что происходит. Он ведь давно предчувствовал, что что-то случится, был готов и сразу сориентировался в ситуации. Он не нашел Эмму, да и Герлок всегда была ему дороже его рыжей «дочери». Поэтому скорей всего он поспешил к ней, стремясь спасти ее от «братца». Эврар хорошо изучил переходы дворца, он мог вынести Герлок тайно, избежав встреч с людьми принца. Этим же объяснялось и исчезновение Муммы, которая ушла бы только вместе с Эвраром.
Эмма не знала это наверняка, но подобное объяснение казалось ей наиболее вероятным. И она даже позволила себе перевести дыхание. Даже скупо улыбнулась Гизельберту.
– Зачем вам знать, где Адель? Разве вы и так не добились, чего хотели?
Он медленно шагнул к ней. Сверкнули пластины его облачения. А лицо в тени казалось опасным и угрожающим.
– Мне необходимо, чтобы принцесса была здесь. Чтобы никто – ни вы, ни кто другой – не воспользовался ею как моей соперницей, не увез, чтобы от ее имени поднять мятеж в стране.
Он говорил серьезно, и Эмма окончательно убедилась, что Герлок не в его руках. Даже насмешливо поглядела на принца.
– Выходит, даже после того, как вы пленили отца, он отказывается признать вас своим преемником? Вы не смогли его заставить пойти на это, а ведь без слова признанного главы Лотарингии вам придется туго, отстаивая свои права.
Он засмеялся.
– От кого отстаивать? Я ведь держу все в своих руках! Вся лотарингская верхушка и даже Каролинг в моей власти. Я могу перерезать их всех.
– И лишитесь поддержки папы, не так ли? И тогда вам еще долго с оружием в руках придется доказывать, что Лотарингия ваша.
Они стояли друг против друга, возбужденные, охваченные ненавистью, мечущие друг на друга гневные взгляды. Гизельберт отступил первым. Вернее, это не было отступлением, это было изменением тактики. Он просто отошел, сел на кровать и, облокотившись локтем о ее резное изножие, подперев щеку рукой, улыбаясь, глядел на Эмму.
– Вы поразительно умны, милая мачеха. Так же умны, как и красивы. И я снова повторяю – мне жаль, что не я, а Ренье стал вашим супругом. Ибо вы именно та женщина, которую я бы с удовольствием повел к алтарю.
– А после с охотой предоставил своим подданным? Чтобы заручиться их поддержкой, как я понимаю!
Он перестал улыбаться. Выпрямился, и лицо его неожиданно стало несчастным.
– Нет. О нет! – Он опустил голову, молчал какое-то время, словно собираясь с духом. – Клянусь памятью моей матери, клянусь Лотарингией и спасением души – я горько сожалею о том, что был так жесток с вами. Еще тогда, когда принудил вас к этому, я проклял все на свете, проклял самого себя. Я приехал в Арденны, чтобы уничтожить вас, чтобы опорочить и унизить. Я все продумал наверняка. И не учел лишь одного. – Он глядел на нее, и лицо его было искажено страданием. – Я не знал, что полюблю вас.
Эмма в первый миг не могла вымолвить ни слова. Что говорит этот безумец? О какой любви? Он, который отдал ее на поругание? Но ведь разве не то же самое случилось и с Ролло? Женщина слишком мало значила в этом мире, она всегда была добычей, игрушкой, ничтожным творением, слабым и беззащитным, в руках мужчин. Мужчина мог позволить себе быть жестоким. И тем не менее разве не случалось, что женщина любовью порабощала мужчину, ранила его сердце, и он уступал ей, становился покорным.
Она поглядела на Гизельберта. Он мог говорить правду. Но после того, что он сделал с ней, она не верила, что у него есть в душе место для любви. Он испорчен, жесток, циничен. Ее сердце было последним, что его интересовало.
Принц прочел брезгливое недоверие на ее лице. Подался вперед.
– Я поклялся вам. Не унижайте же меня, я сказал правду. Я полюбил вас. И не знал, что чувство к вам вонзится в меня, как клинок, – столь же неожиданно и болезненно. И что с того дня я не буду знать покоя, что ни исповедь, ни разум, ни воля не смогут заставить не мечтать о встрече с вами, избавят от желания прикоснуться к вам…
Он потянулся к ней, но она отшатнулась. Старалась не выказать того отвращения, что испытывала. Ей это почти удалось. Стояла отвернувшись, глядя на огонь в камине. Два признания в любви за один вечер – не слишком ли? И оба от мужчин, которые обошлись в свое время с ней жестоко. Но одного она готова была простить, готова была поверить. Ибо сама любила его. Но другой… Ее только зарождавшееся к нему чувство было погребено под пеплом обиды и ненависти. И ничто уже не могло пробудить его. В глубине души она испытывала к Гизельберту лишь гнев, злость и отвращение. И не верила ему. Все клятвы принца могут оказаться ложью. Умелым притворством, как тогда, когда он очаровал ее в Арденнах. Зачем он делает это? Она находила лишь один ответ: он надеялся расположить ее к себе, узнать, где ее дочь.
Она поглядела на него спокойно, почти надменно.
– Чего вы хотите от меня, принц?
– Я хочу тебя.
Эмма саркастически усмехнулась.
– И только-то?
Он уловил насмешку в ее голосе. Но сдержался. Он ожидал, что она не поверит ему, но хотел надеяться, что ему все же удастся вновь расположить ее к себе. Ему это было необходимо, ибо, борясь с собой, мечась и проклиная себя, он понял, что словно болен рыжей мачехой. Она не шла у него из головы, и, пока был в Меце, он думал о ней, даже послал людей в Белый Колодец, велев разыскать ее и привезти. Но его люди вернулись ни с чем. Селение опустело, люди ушли, а где Эмма с ребенком, никто не мог предположить. И тогда он затосковал.
Он видел, что Гильдуэн и другие догадываются, что с ним. Он ссылался на болезнь, на то, что печален, понимая, что навсегда останется хромым, но они его слишком хорошо знали, перешептывались у него за спиной. А потом в Мец прибыл священник Гункмар и сообщил, что Эмма с дочерью прибыла к королеве Этгиве и та везет ее к Ренье в Стене. И тогда Гизельберт словно ожил. Во-первых, если рыжая привезет дочь к Ренье, тот может выполнить угрозу и объявить ее наследницей. А во-вторых… Во-вторых, он вновь хотел видеть Эмму. Чтобы избавиться от ее колдовской власти над собой, чтобы вновь подчинить ее, сделать своей. Как тогда, в Арденнах, когда она, ласковая и доверчивая, сама льнула к нему. О, как он желал, чтобы она опять стала прежней! И сейчас почти ненавидел ее за упрямство.
– Клянусь, я многое мог бы сделать для тебя, Эмма.
В ее глазах он прочел все ту же холодность.
– Что ж, тогда окажи любезность – повесься.
Она не верила ему. Он и не ожидал скорой победы. Заговорил спокойно и доверительно:
– Сейчас ты полностью в моих руках, Эмма. Я волен поступить с тобой, как мне будет угодно. Но я не желаю, чтобы ты ненавидела меня, желаю возродить ту веселую женщину, что смеялась моим шуткам и хотела меня глазами. Но я виновен перед тобой. Я признаю. Слышишь, я признаю свою вину. Ранее я никогда не говорил этих слов женщинам, но никогда, ни перед одной и не желал извиниться. Поэтому не искушай мое терпение!
Он почти выкрикнул последние слова, и она испугалась. Если его чувство к ней и было любовью, то подобной адскому пламени. В ней не было тепла, лишь обжигающая боль.
Эмма медленно опустилась на скамью у прялки, огладила рукой кудель. Была по-прежнему напряжена, но старалась казаться спокойной.
– Допустим, я вам поверю.
Он глядел на нее исподлобья.
– А у тебя нет другого выхода. Сейчас все в моих руках. – Он вдруг усмехнулся. – Стене оказался легкой добычей для меня. Рождественская ночь отвлекла внимание, и мне не стоило большого труда тайно проникнуть во дворец и сменить охрану. Подумать только, как легко это вышло. Само божественное провидение вело меня. А ведь дворец полон людьми, знатью со свитой. Но никто и опомниться не успел, как я ввел отряд в главный зал и объявил всех своими пленниками. И Длинную Шею также. Они все ждут теперь моего распоряжения. Король, Рикуин Верденский. Все. И ты тоже. – Он бросил на нее быстрый взгляд. – Мне нужно, чтобы ты выступила перед ними и объявила, что Адель Лотарингская – не дочь Ренье. Тогда мои права станут неоспоримыми. Если же ты не подчинишься, я расскажу всем, что ты была моей любовницей, вступила в кровосмесительную связь, а также принадлежала моим людям. Я втопчу тебя в грязь и настрою против тебя знать, сообщив, что ты послужила причиной гибели отпрысков знатнейших лотарингских родов. Ты будешь опорочена, сослана, и твоя дочь останется беззащитной.
