Тварец культуры - Марчик Георгий (книги онлайн полные TXT) 📗

Георгий Марчик

Тварец культуры

Утром секретаря — Раечку вызвал директор Дворца культуры Григорий Тихонович Лысый. Он внимательно посмотрел на нее и приказал: «Закрой дверь!» Она, улыбнувшись про себя, закрыла дверь на ключ. «А теперь представь! — предложил директор. — Что-то давление у меня упало. Надо поднять».

— Григорий Тихонович! Среди бела дня…

— Не тяни, не то накажу, — улыбаясь, пригрозил он.

— Пожалуйста! — с вызовом сказала она, задрав вверх тугую кожаную юбчонку и рывком стягивая белые шелковые трусики. — На вашу ответственность.

— А теперь покажись, — нетерпеливо попросил директор. Раечка грациозно, как манекенщица, обернулась вокруг своей оси, демонстрируя кругленькие, пухлые, похожие на две сдобные розовые булочки половинки своего зада.

— Все, можешь идти! — умиротворенно сказал директор, словно убедившись, что весь вверенный ему инвентарь на месте и беспокоиться ему не о чем. — Хотя нет, постой. Вечером у нас собираются эти, как их там? Футуристы? Эйфуисты? Сходи, послушай, чего они там болтают. Того и гляди вляпаемся с ними в неприятность. Все глупости запиши. Поняла?

— Слушаюсь! — почтительно насмешливо отозвалась Раечка.

— А я пошел на панихиду, — строго, соответственно случаю, сказал директор. — Умер один замечательный человек. Солист Большого театра. Речи, наверное, будут говорить — закачаешься…

«Эйфуисты», как сострил директор, собрались в маленьком полутемном зальце на первом этаже, рядом с баром. Шумливый, кудрявый, с сильными стеклами очков на мясистом лице, Авдотьин — староста литературного объединения любителей эвфемистики сделал перекличку. Присутствовало двадцать два человека, включая руководителя кружка почтенного профессора-филолога и нашего давнего знакомого — писателя, которого зазвал на занятие Авдотьин.

— Можем начинать! — бодро заявил староста, обратившись к профессору. — Все, кто пришел, в сборе. Остальные блистательно отсутствуют.

Члены клуба стали по очереди читать свои фразы. Присутствующие с бесстрастными лицами внимали. Время от времени звучала чья-либо реплика: «Старо!», «Было!», «Украдено у Фюнфтенберга!», «Чушь собачья!», или «Прекрасно!», «Гениально!».

Писатель, не написавший за всю свою тридцатилетнюю литературную жизнь ни одного афоризма, с открытым ртом слушал обмен репликами, подобный молниеносным ударам рапир. Частенько он еще думал над смыслом какого-нибудь ловко закрученного эвфемизма, а выступающий уже успевал прочитать целую серию, от которой в его ушах оставался гул, как от кавалькады бешено промчавшихся лошадей. Остальные, судя по всему, лучше ориентировались в услышанном. Особенное удовольствие у них, как заметил писатель по оживляющимся лицам, вызывали фразы с крамольным смыслом, спрятанным в подтекст.

Профессор время от времени одобрительно кивал полуседой, похожей на веник бородой. Вдруг все дружно заржали. Рая не поняла, с чего это они. Фраза, вызвавшая смех, пролетела мимо ее ушей. «Что он сказал?» — тихонько спросила она у соседа — рыжеватого, крепкого телосложения мужчину с круглым добродушным лицом, не без лоска одетого в отличие от большинства присутствующих.

«Эрогенная зона свободного предпринимательства», — хохотнул тот в ушко молодой женщины. И, не упуская случая, представился: «Сергей Валентинович». Раечка с улыбкой кивнула и назвала себя. Знакомство состоялось. Сергей Белых был одним из лучших эвфемистов, но хотел быть самым лучшим, в том числе и по части успехов у прекрасного пола.

Своей плотской интуицией Рая сразу почувствовала, что он к ней неравнодушен. Его колено и плечо касались ее колена и плеча, она не отодвигалась. Ей самой был приятен идущий от него ток волнения и половой истомы. «Зона, зона… — подумала Рая. — А нет ли здесь подвоха? Ох, хитрецы. Какая зона? Свободного предпринимательства… Запищим на всякий случай. Словцо „эрогенная“ здесь может быть и маскировкой». — И она занесла подозрительную фразу аккуратными буковками в блокнотик. Рае не терпелось отличиться.

А Сергея Белых снедало честолюбие. Он слушал выступающих с гримасой брезгливости и с трудом удерживал себя от того, чтобы немедленно не взять слова и не затмить всех. Особенно раздражали его двое. Некто худой и высокий в дворницкой шапке, которую он не снимал даже летом в жару, вечно небритый, похожий на огородное пугало. Он сидел, развалясь на стуле, раздвинув ноги далеко в стороны и с обвисшими вдоль безвольного тела руками и после каждого выступления подавал безапелляционным тоном свои хамские реплики. Типа: «Это, голубчик, вы свистнули у Ларошфуко!» Или: "У Кальдерона сказано лучше: «Женщина — яство, приготовленное богом, но приправленное чертом!» У него были поразительные память и эрудиция. Самое обидное, что он всегда был прав. Не раз таким образом он подрезал и самого Сергея Валентиновича.

Вторым был молодой типус без царя в голове. Этот вообще мог своим писклявым голосом ляпнуть все, что угодно. Любимая его фраза: «Это уже было. Вы не оригинальны». Можно не спрашивать, у кого. Ответ: «Я не помню — но совершенно точно знаю, что у кого-то уже было». Болван. Все уже когда-то у кого-то было. По его узкой морденке видно, что ему просто нравится по-петушиному наскакивать на всех.

Был еще один — старый, как птеродактиль, герой гражданской войны, немощной грудью встающий на защиту завоеваний великого Октября. Он, правда, скрашивал заседания анекдотами, которые мог по любому поводу вытряхивать из своего все еще крепкого мешка с памятью.

— Минутку, — сказал птеродактиль, поднимаясь на свои явственно заскрипевшие ноги. — Вы сказали «эрогенная»? Это мне кое-что. напоминает. Не смейтесь. Я серьезно. Позвольте предложить анекдотец. Некий пожилой господин, прогуливаясь по Невскому проспекту, познакомился и разговорился с юной особой. Она спрашивает: «А сколько вам лет?». Он: «Семьдесят». Она, игриво: «Я бы вам не дала…» Он: «А я бы и не смог».

Рая расс м ея л ась. Высокая грудь ее зазывающе колыхалась. Красная кофточка чуть сдвинулась и Сергей Валентинович смог увидеть краешек аппетитной выпуклости, дразнящей воображение.

Между тем выступления продолжались. «У любвеобильной женщины страстное сердце бьется в каждой груди», — сказал очередной оратор, выразительно глянув на Раю. Она со смущенным видом кивнула, словно это был адресованный лично ей комплимент.

— Вам нравится у нас? — спросил Раечку Сергей Валентинович, пощекотав ей ушко шепчущими губами.

— Очень! — совершенно искренне ответила она. Ей действительно было интересно. Такие милые, смешные чудаки. И к тому же остроумные.

— Настоящий джентльмен не сделает замечание женщине, несущей шпалу, — заметил очередной оратор.

— У вас всегда так весело? — спросила Раечка у соседа.

— Бывает еще хуже, — ответил Сергей Валентинович. — Послушайте, у меня есть предложение. Вместе поужинать.

— Я не против. А где? — сразу же согласилась Рая. Как упустить такой удобный случай провести агентурную работу. Белых понял ее поспешное согласие по-своему.

— Знаю я одно прелестное местечко, — игриво пропел он, — под горой, где течет маленькая речка…

— А на чем поедем? — игриво спросила она.

— На тойоте, — с важностью крупного собственника сказал Белых. «Ну, тойота, подумаешь тойота!» — пробормотал Белых пренебрежительно, словно бы у него в гараже стояла дюжина «Мерседесов», готовых по первому знаку рвануть с места.

Ужинали они в роскошной квартире Сергея Валентиновича — преуспевающего фотомастера. Он был церемонно вежлив и сдержан, хотя Раечка ждала, что он набросится на нее как голодный безработный на тарелку горохового супа, как только они войдут в прихожую. «А куда спешить? — решил фотограф. — Если уж птичка здесь — мы будем лакомиться ею с чувством, с толком, с расстановкой».

Что было дальше — скучно писать. Ничего нового. Раз уж молодая женщина пришла в дом молодого мужчины… Ну, пили шампанское под зажженные свечи. Была хорошая закуска, негромкая музыка, возвышенные разговоры. Сергей Валентинович читал свои произведения, а Раечка искренне восхищалась ими — так она была настроена, что восхищалась бы сейчас чем угодно. Кроме того, ей нужно было завоевать доверие Сергея Валентиновича, расположить его к себе. Она делала большие глаза, ахала: «Неужели это вы сами написали?» «Сам-сам, — похохатывал Белых, — а то кто же?» И думал: «Ну, сейчас мы тебя уконтрапупим, или лучше сказать — прижучим, ишь, раскраснелась…». Он то и дело подливал в бокал гостье шампанское — не жмотничал.