Дар небес - Лайонз Вайолетт (читать книги бесплатно txt) 📗
— В следующий раз… — сонно пробормотал он, и это были даже не слова, а еле слышный, протяжный вздох, и Дженис стало ясно, что он уже спит и грезит во сне.
«В следующий раз!» — отозвалось у ней в мозгу, и долго подступавшие к глазам слезы наконец-то прорвались наружу горячими, солеными потоками. В следующий раз… Следующего раза быть не могло; и она это знала.
Адам Лоусон пришел к ней в дом, спасаясь от преследующего его одиночества и душевных терзаний, пришел лишь потому, что его отвергла любимая женщина, женщина, на которой он мечтал жениться, и в этом — суть. В Дженис он видел чуткого, покладистого собеседника, человека, способного к сопереживанию, душу, способную бальзамом пролиться на его кровоточащие раны, заполнить зияющую пустоту, оставшуюся после его разрыва с Оливией.
Но продолжения у этого романа не существовало. В холодном утреннем свете все происшедшее предстанет перед Адамом как нелепая ошибка, и ему станет так неловко, что он, пожалуй, не посмеет взглянуть ей в лицо.
Дженис вздрогнула! Нет! Она избавит его и себя от этой ненужной сцены… Она должна это сделать, и не только потому, что выяснения ни к чему не ведут — расставшись без ссор, они сохранят возможность для поддержания пусть самых поверхностных, но все же дружеских отношений.
Итак, утром она…
Утром?..
Дженис огляделась, словно только что проснулась. Небо за окнами чуть посерело, приближался поздний ноябрьский рассвет, и времени на то, чтобы собраться с силами для стоящей перед ней задачи, оставалось совсем немного. Умом она понимала, что выбора у нее нет, но предстояло перебороть сердце, которое кричало криком, предчувствуя неминуемую боль!..
— Прощай, любимый!
Она произнесла эти слова беззвучно, побоявшись, что шепот потревожит сон Адама. Она не осмелилась даже поцеловать его на прощание, как ни томилась от желания хотя бы раз еще прижаться губами к его щеке. Медленно, бесконечно медленно, с величайшей осторожностью, она высвободилась из объятий Адама, все это время бережно поддерживая его голову — до тех пор, пока та не опустилась на подушку.
Но, несмотря на все ее старания, прикосновение к прохладной поверхности наволочки пробудило его. Адам шевельнулся, веки приподнялись, длинные изогнутые ресницы встрепенулись и запорхали, как две бабочки, сбившиеся с пути.
— Джен? — спросил он сонно, и Дженис застыла в панике, чувствуя, что сердце вот-вот вырвется из груди.
— Все в порядке, спи, милый!
Она и сама не поняла, откуда пришли к ней единственно возможные и единственно нужные, повелительно-успокаивающие слова, как она сумела выговорить их сквозь комок слез в горле, как вообще смогла выдержать это испытание…
— Все хорошо, милый!
Он блаженно потянулся, улыбнулся сквозь дрему и заснул снова с такой легкостью, что Дженис почувствовала себя немного задетой. Она посмотрела ему в лицо и протянула было руку, чтобы убрать с его лба выбившуюся черную прядь, как вдруг спохватилась.
Затаив дыхание, она какое-то время просто смотрела на него, впитывая в себя каждую черточку его красивого лица, надеясь навсегда удержать их в памяти. Ни с чем не сравнимая, ни на что не похожая, блаженно-горькая ночь их единения и страсти кончилась, и даже во сне он как будто отдалялся от нее все дальше и дальше.
Когда она оказалась в своей спальне и бросила взгляд на часы, ужасу ее не было предела. Выбитая из колеи событиями ночи, она забыла завести будильник, и в результате серость сырого ноябрьского утра ввела ее в заблуждение. Вместо семи утра было восемь, и, чтобы успеть к своему уроку, Дженис пришлось все бросить и спешно собираться на работу.
В умопомрачительной спешке не осталось места для размышлений. Но когда со связкой ключей в руках она оказалась у входной двери, часы в гостиной пробили уже девять. Дженис невольно замерла на месте. Прошло меньше чем полдня с того момента, когда ночью она открыла Адаму эту самую дверь, а жизнь ее переменилась совершенно и никогда больше не будет прежней.
Впрочем, она совсем не подумала о том, что произойдет, когда Адам проснется. С одной стороны, можно лишь поблагодарить случай за то, что ей не придется столкнуться с ним лицом к лицу, стать свидетелем его сожалений и дурного настроения от сознания совершенной ошибки, но с другой стороны, ей вовсе не хотелось, чтобы Адам подумал, будто она испугалась встречи с ним. В конце концов, им, возможно, еще придется не раз увидеться, и лучше будет, если они смогут без ощущения неловкости глядеть в глаза друг другу. Чтобы нацарапать беглую записку, хватило трех минут, немногим больше времени ушло на то, чтобы выбрать место, где оставить ее (чтобы Адам наверняка нашел и прочел). Наиболее подходящим для этой цели ей показался кухонный стол — так или иначе, он наверняка захочет выпить чашечку кофе перед тем, как уйти насовсем.
Какое-то время Дженис читала и перечитывала написанное, пытаясь понять, все ли она сказала, а затем вдруг, исполнившись вдохновения, схватила ручку и добавила заключительную строчку.
— Прощай, мой любимый! — прошептала она, целуя его имя, накарябанное на внешней стороне сложенной вчетверо записки. Теперь ей надо было в прямом смысле этого слова бежать.
Кросс до автобусной остановки совершенно не располагал к размышлениям и прочей философии, и Дженис не успела даже оглянуться на дом и посмотреть в окно спальни, за которым все еще спал Адам. А впрочем, так даже лучше, подумала она, запрыгивая на ступеньку автобуса. Если роман не имеет продолжения, лучше сразу же захлопнуть книгу и забыть о ней.
— Деньги за билеты, пожалуйста! — услышала она и вздрогнула.
Над ней навис, держась за верхнюю ручку, пожилой кондуктор с красным от холода носом, и по раздражению, написанному на его лице, Дженис поняла, что он обращается к ней не в первый раз.
— Ах да, извините, пожалуйста!
Она принялась копаться в сумочке в поисках мелочи и только сейчас со всей резкостью осознала, что все еще не может разорвать пуповину, связывающую ее с детством. Не было никакого романа, она снова себя обманывала. Была остановка на одну ночь, была она, Дженис Моррисон, в роли дублерши любимой женщины Адама, а больше — ничего. Уйдя не попрощавшись, она избавила его от необходимости растолковывать ей эту нелицеприятную истину, необходимости тем более мучительной, что он, как воспитанный человек, старался бы по старой дружбе щадить ее и по мере возможности не причинять ей боль. Это было бы совершенно непереносимо — стыдиться его неловкости перед ней и читать в его глазах досаду и холод после того, как они ощутили такую близость, такое полное слияние тел и чувств.
Точнее сказать, ощутила она. Для Адама это была скорее психотерапевтическая процедура, способ снятия стресса, а вовсе не прикосновение к небесам.
Впрочем, она знала и другое: эта мучительно краткая и бесконечно длинная, блаженная и горестная ночь останется в ее памяти воспоминанием, которое она сохранит навеки.
4
— Слышала последние новости о нашем Адаме?
— Нет, и какие же?
Дженис рассеянно отвечала подруге, поглощенная неразрешимой, как квадратура круга, задачей: как впихнуть в средних размеров картонную коробку из-под телевизора еще одну пухлую стопку альбомных листов. Она все еще надеялась, что детские рисунки выдержат такой варварский способ хранения и транспортировки, в противном случае им светила еще более мрачная участь — испытать на себе действие проливного дождя, ледяные струи которого били по стеклам, затуманивая пейзаж за окном учительской.
И только спустя пару секунд смысл вопроса как громом поразил ее.
— Подожди, ты про какого Адама? — как бы уточняя, спросила Дженис, и голос ее предательски задрожал. Оставалось надеяться, что Лиз Митчел воспримет ее нервную реакцию как вполне объяснимое следствие неравной борьбы с огромной охапкой рисунков.
Неужели слухи в поселке и вправду распространяются со сверхсветовой скоростью? — с досадой подумала Дженис. Только вчера он расстался со своей Оливией Андерс, а сегодня — сегодня его беда обсуждается во всех домах Гринфилда и его окрестностей! О том, что предметом сплетен может стать ночной визит Адама Лоусона в ее дом, Дженис боялась и подумать.
