Останься со мной! - Стэндард Петти (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
– У отца в кабинете есть кресло-кровать, – сказал Якоб. – Правда, посередине она провисает.
– Тогда пойдем и посмотрим, что мы сможем сделать. – Сара встала и направилась с чашкой к раковине.
– Кабинет находится там, мэм, – произнес Якоб почти официальным тоном, явно стараясь выглядеть взрослее брата.
И снова Сара поймала себя на том, что прячет улыбку, следуя по коридору за мальчиком в комнату, заставленную стеллажами с книгами.
Ребята с трудом разложили кресло, и оно превратилось в кровать с весьма приличным прогибом посередине. И все же они решили, что любая кровать лучше, чем ступеньки лестницы, и быстро принесли простыни и одеяла. После этого мальчишки объявили, что комната готова к приему больного и остается ждать возвращения Мака.
– Что-нибудь еще можно придумать? – спросил Якоб, ударив по матрасу.
– Смотрится вполне прилично, – заметила Сара.
– Ну все, тогда я пойду в свою комнату и буду слушать музыку. – Он уже был в двух шагах от двери. – Спокойной ночи, мэм, и спасибо за помощь.
– Как насчет еще одной чашечки кофе, Майкл?
– Э-э... нет, спасибо. Я... э-э... – Его веснушки исчезли под румянцем, вспыхнувшим на лице.
Саре стало жалко его.
– Думаю, что налью себе еще кофейку, а потом пойду спать, если ты не возражаешь. У меня был тяжелый день.
– Это было бы здорово. Я имел в виду, – поправился он, – что вы можете пить кофе сколько хотите, или смотреть телевизор, или еще что-нибудь. Ну, я ухожу к себе в комнату, так что вы можете...
– Иди, иди, я сама справлюсь.
– Спокойной ночи. – Мальчик кинулся к лестнице, боясь, как бы она не передумала и не захотела провести вечер за беседой о том о сем.
Сара вернулась на кухню и налила себе чашечку кофе. Облокотившись о стойку, она оглядела большую старомодную кухню. Холодильник и плита с закругленными углами – такие она помнила еще с детства – блестели от белой краски; их тяжеловесные контуры контрастировали с дорогой мексиканской плиткой, дубовыми шкафами и стойкой, поверхность которой недавно была заново обшита. На одной из стен как украшения висели, поблескивая, медные формочки – в виде рыбы, солнца, ананаса, – их легкое мерцание согревало комнату. Сара подумала, что эти вещи могли остаться еще от прошлой жизни Мака с женой, о которой он так не хотел говорить. За стеклянными дверцами дубового буфета виднелась целая коллекция солонок и перечниц – новый неожиданный причудливый штрих. Еще одно наследство бывшей миссис Уоллас? Хотя, скорее, все эти перечницы и солонки самых разных форм и размеров, от домашних животных до ветряных мельниц, принадлежали раньше одной из шотландских бабушек Мака. Ведь с тем, что собирается с такой любовью, не расстаются даже после развода. Через арку дверного проема Сара прошла в гостиную.
Вполне обжитая гостиная, подумала она. Прямо вплотную к широкому окну стояла софа с пестрой серо-коричневой обивкой и примятыми шоколадного цвета подушками. На пыльном журнальном столике остался след от газет, которые сдвинули, чтобы поставить тарелку с сандвичами. Тарелка с сухой коркой хлеба так и стояла там. Сара мельком взглянула на названия газет, среди которых была и ежедневная газета из Чейенн, и «Уолл-стрит джорнэл». Свернутая «Спорте иллюстрейтед» валялась на полу возле кресла, обитого темной кожей. Пара теннисных туфель и пульт управления от видеоигры лежали на телевизоре рядом со стопкой видеокассет. Все говорило о том, что этими вещами часто и подолгу пользовались, на всем лежал отпечаток такого веселого мужского беспорядка, что у Сары даже зачесались руки прибраться.
Картина в рамке висела на стене немного криво, вязаный шерстяной платок хотелось расправить, подушки взбить. Сара выпрямилась и решила: она должна навести в комнате идеальный порядок. Чувство было настолько сильным и вызвало такую бурю воспоминаний, что у нее сжалось горло и бешено заколотилось сердце. В мгновение ока Сара пересекла комнату, распахнула входную дверь и, выбежав на крыльцо, крепко ухватилась за перила, залюбовавшись тихой, безбрежной и ясной ночью Вайоминга, которая обступила ее со всех сторон.
Муж относил ее к категории людей, которые постоянно стремятся к совершенствованию. Грег любил подвергать ее поведение психоанализу. Если Сара не любила работать в саду, то зачем она сажала столько цветов каждой весной? Если она терпеть не могла работу по дому, то зачем так подолгу чистила столовое серебро, наводя глянец? Как она могла ему объяснить, что не любила не столько работу в саду, сколько растущие в нем сорняки? Что, как бы она ни ненавидела работу по дому, она просто не могла смотреть на заляпанные стаканы или стекла в разводах? Сара не могла объяснить это даже себе самой, а уж Грегу тем более. Она ясно понимала только то, что провела долгие годы, убираясь, вычищая грязь, пропалывая огород и вообще приводя все в порядок – для мужа и дочери. Но однажды летом, спустя два года после смерти мужа, неожиданно для себя Сара накрыла диван целлофановым чехлом и представила, как очень скоро бесчувственный целлофан закроет от нее ее прошлое.
Этот момент стал переломным. На следующий день она продала дом. И теперь наслаждалась жизнью. Теперь она приводила в порядок свой собственный маленький мирок. И если и была эгоисткой, которую осуждала Лаура, если и думала только о себе, заботясь лишь о своих потребностях, то готова была и дальше оставаться такой.
Сара любила свою свободу и новую жизнь, которую сама для себя придумала. И она не допустит, чтобы какая-то ковбойская шляпа и потрясающие синие глаза заставили ее изменить свои взгляды на жизнь. Завтра в это время она уже будет в Йелло-устоне, и Маккензи Уоллас вместе с его детьми, неряшливой гостиной и антикварными перечницами и солонками останется только в коллекции ее воспоминаний. А кроме воспоминаний ей ничего и не нужно.
– Сколько еще ждать? – разозлился Мак, раздраженно ерзая в кресле-каталке. – Когда вы сказали, что после обеда, я подумал, что это уже прямо сейчас.
– Ну же, не волнуйся ты так, – ответила Сьюзи. – Еще одна формальность, и ты свободен. Не знаю, куда это ты так торопишься. Похоже, что тебе очень хочется успеть на танцы.
