Хозяйка сердца - Даймонд Глория (читаем книги бесплатно TXT) 📗
Пока она отсняла десять кассет, но в глубине души чувствовала, что каждый кадр до отвращения примитивен. Она не меняла оптику, не играла со светом, всего лишь наводила на резкость и щелкала затвором…
— Вот здесь есть кое-что интересное, — сказал Джон, когда они оказались в центральной ротонде, изящно декорированной в сине-золотых тонах и залитой светом из огромных окон с витражами. Он остановился перед изящной мраморной скульптурой — обнаженным женским торсом. Головы не было. — Остряки называют этот экспонат Марией Антуанеттой.
Одри так нервничала, что не сразу оценила шутку. Черт возьми, рядом с Джоном она просто не в состоянии сосредоточиться. Вот, например, сейчас ее отвлекла игра света, падающего из цветных витражей на белую рубашку Олтмана, на которой сменяли друг друга фиолетовые, зеленые и рубиновые переливы.
— О-о-о, — наконец дошло до нее. — Обезглавленная жена Людовика XVI. Какой мрачный юмор!
— Конечно, мрачный, — развел руками Джон. — Как и участь французской королевы. — Он улыбнулся. — Зато какие формы. Вам не кажется, что сия вещица удивительно смотрится при таком освещении?
Одри еще раз взглянула на скульптуру и только сейчас с удивлением обратила внимание на то, что одна мраморная грудь купалась в потоке теплого розового света; другая, находящаяся в тени, светилась девственной белизной. Легкая выпуклость живота лучилась мягким фиолетовым светом.
— Ох… в самом деле, — воскликнула Одри, — ренуаровская женщина, но глазами и кистью Пикассо. Какое потрясающее совершенство форм!
Она закусила губу, с опаской ощущая, как ее собственное тело охватывает чувственная истома. Да, этот кадр может быть сделан в стиле Эрскина. Наконец-то она нашла стоящий сюжет!
Точнее, нашла не она, а Джон. И внезапно, глядя на скульптуру, она все поняла. Вот почему хитрый старик настаивал, чтобы Олтман был ее гидом. Эрскин надеялся, что Джон не только удовлетворит ее профессиональное любопытство, но и пробудит в ней женское начало.
Но почему я не устраиваю Эрскина такой, какая есть?! Я никогда не ставила себя на одну доску с подлинным художником, никогда не утверждала, что мое видение не уступает видению известных фотомастеров — того же Эрскина, к примеру. Я довольствуюсь скромной ролью ассистента, который знает, какой объектив или фильтр и когда понадобятся шефу.
Эрскин без конца твердил о необходимости пробудить внутреннее зрение, а Одри со смехом отвечала, что и так все видит, но наставник не отставал. И вот теперь подослал к ней Джона Олтмана, который открывал ей глаза и пробуждал чувства.
Ну что ж, посмотрим, в чью пользу все это обернется!
— Если не возражаете, я бы хотела, чтобы вы тоже оказались в кадре, — неожиданно для себя попросила Одри.
Джон удивленно вскинул брови, но спорить не стал.
— Куда встать? — спросил он.
— Вы должны просто стоять рядом со статуей и смотреть на нее. — Одри порылась в кофре, подыскивая соответствующую оптику. Ей нужен был крупный план двух фигур, остальное же, по ее замыслу, должно было стать размытым фоном.
Идеально гладкий мрамор рядом с живым человеческим телом, покрытым золотистым загаром… Два прекрасных создания — два ярких символа чувственности. Творение природы и творение рук человеческих. Мужчина и его мечта. Страсть и чистота.
Кружа вокруг объектов съемки в поисках самого выразительного ракурса, самого выгодного освещения, она отсняла едва ли не всю кассету. Джон оказался идеальной моделью. Проникнувшись идеей сюжета, он непринужденно позировал, не обращая внимания на камеру, потому что понимал: в любом случае техника только польстит ему. Еще бы — его мужская привлекательность была просто пугающей!
— Готово! — объявила Одри через несколько минут. Теперь, когда творческий порыв был удовлетворен, она почему-то испытывала смущение, словно сморозила какую-то глупость. Снимки могут не получиться, поскольку кроме наивного восторга в них ничего не окажется.
Аккуратно укладывая в кофр объективы, она краем глаза наблюдала за Джоном, который немного помялся и изобразил улыбку:
— Теперь мы можем подняться наверх.
Пальцы Одри дрогнули. Телеобъектив ударился о широкоугольник. Она подняла глаза, моля Бога, чтобы волнение не выдало ее.
— Пожалуй, я бы показал вам президентский номер «Буревестника». — Джон наклонился, чтобы помочь сложить аппаратуру. Он оказался так близко, что Одри увидела пушок на мочке его уха.
— Президентский номер? — Она неторопливо поднялась и повесила кофр на плечо. — В вашем рекламном буклете о нем ни слова.
Джон рассмеялся.
— Фред рекламирует отель как место семейного отдыха и совсем не рассчитывает, что первые лица Америки будут стоять в очереди, чтобы приехать сюда с детьми. По крайней мере сейчас президентский номер пустует.
Одри заколебалась, но любопытство взяло верх.
— Ну что ж, давайте посмотрим.
Джон тут же взял ее под локоток и повел в западную часть здания. Они несколько раз куда-то сворачивали, и Одри поняла, что ни за что самостоятельно не найдет обратной дороги. Наконец Джон остановился перед массивными, с искусной инкрустацией дверями и расплылся в широкой улыбке.
— Наверное, вы одна из немногих наших гостей, которые могут похвастаться, что побывали в президентских апартаментах. — Он торжественно вынул из кармана ключ и вставил его в замочную скважину. — Надеюсь, вы не подумаете, что этот номер используют не по назначению. — Потянув на себя позолоченную ручку, он сделал шаг в сторону, пропуская гостью. — Прошу вас.
Одри робко переступила порог и потрясенно замерла в холле. Потом заглянула в комнаты. Такого, великолепия она еще не видела. Особенно ей понравилась одна из спален с высокими, от пола до потолка, окнами. Мебель была белого цвета, обивка и шторы выдержаны в сине-голубой гамме. Одри улыбнулась, подумав, что не прочь провести в этом райском уголке недельку-другую. Вслух же подчеркнуто небрежным тоном, в котором не было и намека на женскую зависть, сказала:
— Миленько и со вкусом. Думаю, Фредерик может совершенно спокойно предлагать этот номер заезжим знаменитостям. С вашего разрешения, я сделаю несколько кадров.
Джон пожал плечами, что Одри приняла за согласие. Пока она готовила камеру, он подошел к окну, из которого открывался вид на залив. День выдался ясным и на водной глади ослепительно поблескивали солнечные зайчики.
— Да, днем этот номер выглядит весьма привлекательно, — начал Джон, видимо, вспомнив, что обещал рассказать о тайнах отеля. — Но кое-кто утверждает, что по ночам отсюда доносится плач.
Одри почувствовала, как по спине побежали легкие мурашки. Она знала только об одной тайне отеля, вернее, хотела ее раскрыть и думала, что о других упоминалось для красного словца. Может быть, здесь водятся приведения?
— О, вы меня заинтриговали. Что за плач?
Джон повернулся спиной к окну и, выдержав драматическую паузу, заговорил:
— Как-то зимней ночью в конце одна тысяча девятисотого года здесь появилась молодая женщина и попросила номер. Она провела в нем три дня, никто не видел, чтобы она покидала его. Наконец хозяева забеспокоились и, когда наведались к ней, обнаружили, что постоялица исчезла.
— Без следа? — спросила Одри только для того, чтобы поддержать разговор. Ее сейчас гораздо больше занимало, как выстроить кадр.
— Еще с каким следом, — ухмыльнулся Джон. — Она оставила новорожденного ребенка, девочку. Говорят, та лежала на кровати такая спокойная, словно ее только что накормили и убаюкали. И охраняла малышку большая грозная птица…
— Буревестник?.. — Одри внезапно почувствовала слабость в ногах и опустилась на ближайший пуфик, не выпуская из рук камеры. Увидев в зеркале свое отражение, она заметила, что чуть побледнела.
Следовало отдать Джону должное: он знал, как заинтересовать слушателя. Голос его был спокоен, и отсутствие чрезмерной трагичности делало повествование весьма правдоподобным. Одри даже показалось, что буревестник маячит перед глазами…
