Чувства в заточении - Джамп Ширли (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
– Мэри – настоящий друг. В этом нет никаких сомнений… И про меня не забывай. С тобой мы дружим с юридической школы.
– Николас, назваться другом – это очень серьезное обязательство, – заметила она.
– Я знаю, оттого и считаю нужным сказать тебе об этом.
– Ты думаешь, что можно вот так легко войти в жизнь другого человека? – возмущенно поинтересовалась она.
– Ну, я не тешу себя надеждой легко войти в твою жизнь, зная наперед, что так не получится. Ты просто не позволишь этому случиться, – насмешливо парировал Николас.
– Я лишь пытаюсь объяснить, что мне неприятно ощущать себя под твоим крылом, когда ты со всеми прочими так же мил и любезен, – посетовала женщина.
– Меня это не удивляет, Каролин. Ты и прежде была маленькой очаровательной эгоисткой, – с добродушной улыбкой заметил мужчина.
– Я?! – изумленно воскликнула его спутница. – Ты смеешь называть меня эгоисткой.
– Да, я посмел сделать это. Я искренне считаю тебя эгоисткой со стажем. И прежде считал. Кстати, это была единственная причина, по которой я позволил тебе уйти, рассудив, что ты в любом случае, невзирая ни на какие доводы, добьешься своего. В молодости меня такая перспектива очень задевала, Каролин.
– И что же изменилось? – спросила она.
– Я стал сильнее. Вернее, чувствую себя таковым. Теперь я уверен, что многое смогу переломить и пересилить. И мне кажется, что и сам я созрел для того, чтобы открыться другому человеку.
– Сколько я тебя знаю, Ник, ты всегда был самым открытым из всех моих знакомых. И, откровенно говоря, пугал меня этим. Ты ведь знаешь, что чужая откровенность ко многому обязывает. Я думаю, именно с этим-то и были связаны трудности в наших отношениях.
– Либо трудности следует искать в твоей замкнутости, – предположил он.
– Это проще всего – свалить вину на другого. Но правильнее рассматривать наш скоротечный брак как то, что вовсе не должно было произойти. Тогда и не придется никого винить, – рассудила Каролин.
– Очень нейтральная и корректная позиция, дорогая. С одним маленьким «но». Никогда не стоит забывать, что речь идет о наших с тобой, а не о чьих-то жизнях. И, видно, я не был в ту пору достаточно чистосердечен с тобой. Мы были дружны в течение долгого времени, неплохо притерлись друг к другу, нам было весело вместе, у нас были общие планы, которые, к сожалению, сводились только к карьере. Но в то же время я связывал с тобой иные чаянья, однако трусил облечь их в слова, опасаясь быть осмеянным за свою сентиментальность. Поэтому я малодушно согласился с тем решением, которое ты мне предложила после четырех дней брака. Мне просто недостало смелости ошеломить тебя своей любовью, я предпочел думать, что мы просто не подходим друг другу.
– А если мы действительно не подходим друг другу?
– Ты искренне так считаешь, Каролин? – серьезно спросил Николас.
– Да, – убежденно заявила она.
– Мне очень жаль. Похоже, я готов совершить все ту же ошибку… Мне всегда было сложно спорить с тобой, поскольку ты демонстрировала твердость, – подавленно проговорил мужчина. – Признайся, пожалуйста, честно, Каролин. Ты когда-нибудь сожалела о каком-либо своем категорическом отказе?
– Я не готова сейчас отвечать… Но то, что было между нами, давно в прошлом, – отчеканила женщина.
– Да… Так все и выглядит. Однако чувства рождает прямо противоположные. Твое давешнее платье, твои пьянящие духи…
– Я люблю хорошие духи. Ты это знаешь не первый день. Да и сам ты пользуешься все тем же замечательным одеколоном, что и годы назад. Я не могла не заметить. Но это совершенно ничего не значит. Судьба человека не может зависеть от таких мелочей, – сурово произнесла Каролин.
Николас лишь многозначительно хмыкнул, но ничего не сказал, продолжая вести машину.
Теоретически он мог упрекнуть Каролин в лукавстве, прибегнув к массе доводов, которые прошли бы в любом, даже самом суровом суде. Но он знал силу ее упрямства. И знал доподлинно, что она готова употребить всю волю, лишь бы отстоять свои принципы.
Однако в его памяти жил один незабываемый миг, когда они с Каролин стали любовниками, а затем мужем и женой. И тут ее желание было столь же велико, сколь и его.
Сладостное и вместе с тем печальное пение королевы блюза сменил бодрый голос Фрэнка Синатры. Каролин неожиданно разозлилась.
– Ты прав в одном. Я истощена. А все дело в том, что Рональд Джейкс, человек, убивший моего отца, выходит на свободу. Эти идиоты из комиссии по досрочному освобождению, видно, всерьез решили, что нескольких лет в тюрьме и слезливого ходатайства прощелыги адвокатишки достаточно для того, чтобы счесть этого мерзавца и раскаявшимся, и искупившим вину, и исправившимся. И теперь он такой же достойный член общества, как и мы все. Чушь! Поражаюсь, неужели люди могут во все это верить? А если не верят, то почему допускают такое? Ведь они сами провоцируют новые трагедии, выпуская из тюрем таких, как этот Рональд Джейкс! – бесилась Каролин, не обращаясь ни к кому конкретно. – И не могу я притворяться, что все в порядке, когда такое происходит! – подытожила она.
– Каролин, ты прекрасно знаешь, что Рональд Джейкс попадется снова. И тогда нам ничто не помешает засадить его уже без права на досрочное освобождение, – неторопливо рассудил Николас.
– О чем ты говоришь, Ник?! Ты рассчитываешь очередную трагедию, случившуюся по вине этого человека? Как ты можешь спокойно говорить об этом?! – с новой силой возмутилась женщина.
Ник не нашелся, что ответить. Каролин хмыкнула и покачала головой:
– Знаю, ты имел в виду не это. Просто неудачно попытался успокоить меня. Ты считаешь, что я помешана на необходимости карать Джейкса и ему подобных. Хочешь спасти меня от этого безумия, поскольку известно наперед, что всех не покараешь? Ты великодушный человек, Ник, и добрый. Ты разрываешься между симпатией и жалостью. Но мне это не нужно… Я не желаю, чтобы ты чувствовал себя обязанным помочь мне, поскольку мы когда-то сбегали под венец. Мы оба поторопились с браком, не будучи к нему готовыми. Теперь же, когда наши жизни переменились и мы отдалились друг от друга, о восстановлении близких отношений и речи не может быть. К чему принуждать себя? Поскольку у нас есть общие обязательства по отношению к Бобби, мы в какой-то мере связаны – ничего не попишешь. Что ж, выполним свой долг. Об остальном я больше не стану заговаривать, и, надеюсь, ты меня к этому не принудишь.
– Об остальном? Это о чем, интересно? Есть вещи, о которых я не могу молчать, Каролин. То, в каких обстоятельствах ты выросла, не должно определять, а тем более ограничивать твое будущее. И если ты упрекаешь меня в жалости к тебе, то напрасно. Жалости нет. Есть недоумение, поскольку я отказываюсь понимать, каким образом взрослая и разумная Каролин Дафф позволяет всем этим старым делам диктовать ей не только привычки, но и мировоззрение. У тебя большая сила воли и несокрушимая решимость, но почему-то ты все время направляешь эти свои качества против тех, кому небезразлична. Ты воздвигаешь между собой и миром непроницаемую стену и при этом не испытываешь ни малейшей потребности расстаться с тем дурным опытом, которым тебя наделила жизнь под кровом черствого человека, не желаешь пересмотреть свои надуманные принципы.
– Браво, Гилберт! Браво! Лично свидетельствую – ты самый виртуозный адвокат из тех, с кем мне доводилось общаться! – патетически воскликнула Каролин, произведя на Николаса то самое впечатление, какое и прежде заставляло его переполняться двойственными, но неизменно сильными чувствами по отношению к ней.
Она сводила его с ума. Вот момент, когда, казалось, броня рухнула и можно говорить с ней, как с милым кротким существом, предложить поддержку, помощь. Однако мгновение спустя его в порыве этих же чувств выносит на мель безразличия или бросает на скалистый утес сарказма. И такое случилось не впервые. Однако Николас был к этому готов. И приготовился он не столько в раздумьях и разговорах с братом Дэниелем. Его встряхнуло знакомство с маленькими сиротами, его поразили рассуждения Анжелы, его изумила сила Бобби. Он отказывался верить в обреченность этих детей так же, как не желал примириться со взглядами Каролин на ее место в жизни. По его мнению, человек не имеет права замыкаться на своей персоне и на работе, какой бы важной она ни была.