Безнадёжная любовь - Владимирова Эльвира (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные TXT) 📗
Данька хихикнул, вспомнив, как захлебнулся смехом разошедшийся Лешка Попов, когда влажная холодная тряпка захлестнула его разрумянившееся, раздувшееся от хохота лицо.
А Серега даже не улыбнулся.
— Ты бы только видел! — повторял Данька, удивляясь его серьезности.
Разве было не смешно?
— Слушай! — Серега смял окурок. — Ты сходи к этой соседке, оставь наш телефон. Пусть звякнет, если что.
— Ага! — Данька все еще улыбался. — Сейчас.
Серега услышал его шаги в прихожей, звук открываемой двери. Чисто автоматически, сам не замечая своих движений, он поднял с пола скатерть, расстелил ее на столе, задвинул стулья. Под ногой что-то зашуршало. Он посмотрел вниз и увидел сломанные сухие стебли.
Весь день Данька улыбался, зато вечером помрачнел, насупился, на все вопросы отвечал коротко и, сразу видно, без особого желания. Серегина мать хлопотала вокруг него, словно он по-прежнему был болен или только что вырос из пеленок. Даньку это раздражало, Серегу бесило. И когда за окном сумеречный воздух стал похож на густые фиолетовые чернила без проблеска, без капли света, он поставил кассету с невероятно жутким «ужастиком», который еще ни разу не видел, и сел смотреть в надежде испытать, как обычно, тревожное напряжение нервов, захватывающее ожидание, когда больше ни о чем нет сил думать.
Но вместо экрана почему-то почти все время глядел на Даньку.
Тот смотрел в телевизор невидящими глазами и презрительно кривил губы. Серега не решился бы с уверенностью утверждать, что мальчишка уловил суть и разобрался в мелькающих кадрах.
Внезапно замеченное на экране невообразимо безобразное лицо вдруг рассмешило Серегу, страшный сюжет показался надуманным и глупым, и он рассерженно выключил аппаратуру.
— Пойдем спать!
А сам долго не мог заснуть.
Данька все ворочался да метался, и Серега впервые с досадой и злобой заметил, какой у него скрипучий диван. Пронзительный скрип и жалобное кряхтение диванных пружин и досок ужасно мешали, во всяком случае, Серега так думал, да громкое неровное дыхание Даньки, который никак не мог угомониться.
Очередное шевеление, скрип, и Серега взбешенно вскочил, хотел заорать, но, увидев, как ярко блеснули в темноте странно большие глаза, сдержался, проскрежетал зубами, полез в стол, вытащил из ящика пузырек и высыпал на ладонь несколько таблеток.
— На! Ешь! — приказал он Даньке, но тот неприязненно вскинулся.
— Зачем?
— Отравить тебя хочу! — прорычал Серега. — Достал ты меня!
Данька смотрел недоверчиво и возмущенно.
— Что это?
— Снотворное.
— А… — глаза у Даньки вопросительно блеснули.
— Бог мой! — простонал Серега, угадав образы его разошедшейся фантазии. — Ну и мучайся!
С этими словами он сам проглотил пару таблеток, тихонько выругался и поплелся на кухню запивать разъедающую рот горечь.
Данька немного посидел неподвижно, потом встал, подошел к столу, взял в руку пузырек, попробовал прочитать надпись на этикетке, но, конечно, ничего не разобрал в темноте, высыпал на темную столешницу немножко белых кругляшков, пальцем осторожно отодвинул два в сторону, потом еще один, сбросил их на ладонь и опрокинул в рот.
В дверном проеме появился Серега со стаканом в руке.
— На! Запей!
А утром Данька не мог проснуться. Повинуясь требовательному и уже довольно раздраженному голосу Сереги, он старательно выплывал из невидимых, но крепких объятий сна, барахтался, силился, но тот все равно легко и властно затягивал его обратно. Даже глаза не открывались, будто были намертво зашиты прочными нитками.
Данька почувствовал, как Серега не очень ласково тряхнул его за плечи, потом усадил, привалив спиной к диванной подушке, и еще раз тряхнул. Голова качнулась, упала на грудь, и тяжелые веки, не успевая за ее порывистыми движениями, по инерции распахнулись. Сквозь сонный туман возник темный силуэт на фоне окна, где-то рядом сверкнул солнечный блик.
— Съешь это!
Данька послушно открыл рот. Серега что-то положил ему на язык (мальчишка не почувствовал вкуса), приставил к губам стакан, наклонил. Стекло звонко стукнуло о зубы, и маленький солнечный блик метнулся прямо Даньке в рот.
Только позже он догадался, что Серега опять давал ему таблетки.
— Дубина! — ругался тот, наблюдая, как Данька приходит в себя. — Сколько же ты вчера сожрал? Ни на секунду нельзя оставить без присмотра! Так и тянет его концы отдать!
— Чего? — не понял Данька.
— Ничего! В школу пора!
И все вернулось в прежнее русло, потекло так, как и было ему положено. Подъем, завтрак, школа, возвращение из школы, кастрюля с супом на плите, а потом вечер, все как раньше, только теперь из школы Данька шел совсем в другую сторону и немного дальше, чем обычно. И квартира была совсем на другом этаже, и дом выше, с лифтом, и много новых непривычных вещей (хотя бы тот же видеомагнитофон), и белый автомобиль, и Серега.
Однажды Серега пришел мрачнее тучи, злой и раздраженный, и Данька сразу замкнулся, насторожился. Сегодня он видел Лысого, правда, издалека, и тот тоже заметил его и заулыбался, так заулыбался, так…
Дурное настроение совершенно не влияло на Серегину проницательность, и, когда Данька случайно попал под его пронзительный взгляд, он, еще больше раздосадованный тем, что кому-то сейчас тоже может быть плохо, а значит, нет дела до его, Серегиных, страданий, недружелюбно спросил:
— Что с тобой?
— Ничего! — в тон ему ответил Данька.
Серега, несомненно желая что-то сказать, промолчал, отыскал в столе пачку, закурил, сел и только тогда повернулся к Даньке.
— Будешь?
Сначала Данька из чувства противоречия решил отказаться, а потом плюнул, вспомнив, что курение вроде бы разгоняет тоску, и согласился.
Вспыхнула спичка, шибанула в нос запахом горелой серы, подожгла кончик сигареты. Данька затянулся, вкус дыма был какой-то особенный, непривычный, и он вопросительно посмотрел на Серегу.
— Заметил? — удивился тот. — Не хотелось тебе говорить, — и вдруг, поняв, что перед ним всего лишь тринадцатилетний мальчишка, к тому же так необъяснимо милый его холодному сердцу, опомнился. — Ну и болтун же я! Мать права.
Все эти вопли и фразы навели Даньку на странные мысли, и он пораженно уставился на сигарету.
— Ты, кажется, догадался? — расстроенно спросил Серега. — Ох, мой язык! — он серьезно заглянул Даньке в глаза. — Я не хочу, чтобы ты знал, что это, и еще раз попытался к этому вернуться.
Данька затянулся сильнее. Чувство запретного, никогда ранее не опробованного возбужденной дрожью отдалось внутри, на какое-то время затмив остальные переживания.
— А что это? — нахально спросил он.
— Не важно! — резко отрубил Серега. — Обойдешься без точных названий, — он испытывал досаду на себя и на Даньку. — Я, конечно, не должен был тебе это давать. В любом случае. Даже если бы я так глупо не проговорился и ты бы не догадался.
Здесь Даньке захотелось заметить, что именно он сначала догадался, а потом уже Серега проговорился, но сейчас тот был глух к желаниям требующей справедливости самоуверенной души и говорил сам.
— Все равно это ни черта не помогает. Я-то ведь знаю. Так что не обольщайся, мальчик. Никакого толку, — Серега увидел перед собой пораженные Данькины глаза. — И не смотри так на меня. Бог мой! — он усмехнулся. — За кого ты меня принимаешь? Данечка! У тебя такая буйная фантазия. Что ты еще придумал?
Данька отчего-то испытал неловкость и чуть не покраснел, но все-таки спросил:
— А тогда, дома?
— И тогда. Представляешь! — Серегины глаза насмешливо блестели.
— А таблетки?
Серега едва не расхохотался.
— Ты что, никогда не слышал про снотворное? — он отбросил докуренную сигарету, уставился на Даньку. — Ну-ну-ну. Ты хочешь предъявить мне счет за то, что я напичкал тебя «травкой» и «колесами»? Валяй!
Серегины насмешливые, издевающиеся интонации заставляли Даньку чувствовать себя виноватым в том, что никак нельзя было назвать виной, в том, что он испугался, узнав, как, ничего не подозревая, наглотался наркотиков, в том, что теперь он противился этому.
