Леди из Миссалонги - Маккалоу Колин (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
Он разразился смехом, довольный, по-видимому, что она заговорила об этом:
— Ты имеешь в виду мою долину? Они могли бы ее сами купить, торги были открытыми и рекламировались в газетах Сиднея и Катумбы. Просто они не такие умники, какими считают себя, — только и всего.
— Там, внизу, вы, наверное, чувствуете себя королем.
— Именно так, мисс Райт, — и он улыбнулся ей, отсалютовал, чуть прикоснувшись к своей помятой бушменской шляпе, повернулся и пошел прочь.
Оставшийся путь домой Мисси пролетела, будто на крыльях и как раз успела ко времени дойки. Ни Друсилла, ни Октавия ни словом не обмолвились по поводу ее прогулки в буше: Друсилла потому, что более радовалась проявлению независимости дочери, чем беспокоилась за последствия, ну а Октавия всерьез считала, что болезнь Мисси повлияла на протекание ее мозговых процессов.
Вообще-то, когда пробило четыре часа, а Мисси и не думала появляться, между женщинами, оставшимися в Миссалонги, произошла небольшая стычка. По мнению Октавии, пора было вызывать полицию.
— Нет, нет и нет! — заявила Друсилла, и довольно резко.
— Но мы обязаны, Друсилла. С мозгами у нее не в порядке, это я точно знаю. Вспомни, когда-нибудь в жизни она вела себя подобным образом?
— Знаешь, сестра, с того самого момента, как у Мисси случился этот приступ, я все время думаю, и мне не стыдно признаться, что, когда мистер Смит принес ее сюда, я жутко испугалась. Одна мысль , что мы можем потерять ее из-за .такой несправедливой, незаслуженной вещи… я никогда не чувствовала большего облегчения, чем когда дядя Невилл сказал, что не считает это серьезным. И тогда я подумала: а что будет с Мисси, случись это со мной? Октавия, мы должны поощрять в Мисси стремление быть независимой от нас. Не ее вина, что Господь Бог наградил ее не такой внешностью, как у Алисии, и не таким сильным характером, как у меня. Теперь я начинаю понимать: ведь то, что Мисси всю свою жизнь имеет дело с моим сильным характером, совсем не идет ей на пользу. Я всегда решаю все сама, а она так устроена, что соглашается безропотно. Слишком долго я принимала за нее решения. Дальше я этого делать не собираюсь.
— Чепуха, — оборонялась Октавия. — Эта девчонка сама не знает, что говорит! Туфли ей подавай, а не ботинки! Романы! Прогулки в буше! Мое мнение таково, что ты должна быть с ней строже, а не мягче.
Друсилла вздохнула:
— Когда мы были девушками, Октавия, мы ведь носили туфли. Отец был очень добрым человеком, и мы ни в чем не нуждались. Мы разъезжали в экипажах, и у нас всегда были деньги на мелкие расходы. Те времена давно прошли, но ведь нам с тобой есть что вспомнить: как было здорово носить красивые туфли, красивые платья! А пикники на природе, а веселье… Посмотри на Мисси. У нее никогда не было ни одной пары хорошеньких туфель, ни одного красивого платья. Я не осуждаю себя за это, ибо здесь нет моей вины, но когда я представляю, что она могла бы умереть… ты знаешь, я решила, что дам ей все, чего ей хочется, если это только в моих силах. Туфли купить ей я не смогу, особенно, если придется оплачивать большие счета за лечение. Но если ей хочется идти гулять в буше или читать любовные истории — почему бы нет?
— Глупости, глупости и глупости! Ты должна вести ту же линию, что и раньше. Мисси нужна сильная рука.
И с этой точки зрения Друсилле не удалось сдвинуть ее ни на йоту.
Ничего не зная о душевных борениях матери, Мисси посчитала, что после обеда она не станет читать новый роман, а лучше займется кружевами.
— Тетя Октавия, — спросила она, — сколько тебе нужно кружева для нового платья? Вот этого хватит, как ты думаешь? Я могу сплести гораздо больше, но мне нужно знать сейчас.
Октавия протянула руку с шишковатыми пальцами, и Мисси вложила в нее несколько кружевных полосок, после чего ее тетушка разложила каждую полоску на коленях и стала разглядывать их.
— Мисси! До чего же красиво! — выдохнула Октавия, восхищенная. — Друсилла! Ты погляди только!
Друсилла подцепила с колен сестры кружевные кусочки и поднесла их поближе к слабенькой лампе.
— Да, красивые. Мастерство твое, Мисси, все время растет, должна я сказать.
— Вот! — сказала Мисси с важностью. — Это потому, что я наконец научилась распускать этот рукав, спутанный заботой.
Обе леди на мгновение потеряли дар речи, затем Октавия бросила на Друсиллу значительный взгляд и едва заметно покачала головой. Друсилла не обратила на эти знаки никакого внимания.
— Безусловно, — величаво ответила она. Все-таки желание произвести эффект на
свадьбе Алисии одержало верх, и Октавия забыла о путанице в голове Мисси.
— Хватит нам этих кружев, Друсилла? — спросила она обеспокоено.
— Для того, что я имела в виду первоначально, хватит, но у меня появилась другая идея. Если пустить по кромке верхней юбки полоску из того же самого кружева — это будет жутко модно! Мисси, ты не будешь возражать, если тебе придется еще столько поработать? Если не хочется, то сразу и скажи.
Теперь пришла очередь Мисси остолбенеть: она не могла припомнить, когда это матери приходило в голову считаться с ее мнением или предположить, что она требует от дочери слишком многого. Ну конечно! Это все из-за сердечного приступа! Просто удивительно!
— Я… Мне совсем не трудно! — быстро ответила Мисси.
Октавия просияла:
— Ах, спасибо тебе! — ее лицо сморщилось. — Если б я могла помочь тебе с шитьем, Друсилла! Тут столько работы для тебя.
Друсилла взглянула на ворох сиреневого крепа, лежащего у нее на коленях, и вздохнула:
— Не волнуйся, Октавия. Вся мелкая работа — петельки, кромки и плакетки — ложится на Мисси. Но должна признаться, что иметь швейную машину «Зингер», не помешало бы.
Речи об этом, конечно же, не могло и быть; леди из Миссалонги были вынуждены шить себе одежду, нелегким старомодным способом, когда каждый дюйм каждого шва проходился вручную. Друсилла выполняла основной объем шитья и кроила. Мисси обрабатывала мелкие детали и отделку; Октавия же была не в состоянии управляться с таким мелким инструментом, как иголка.
— Мне так жалко, Мисси, что у тебя все-таки будет коричневое платье, — сказав это, Друсилла умоляюще поглядела на дочь. — Но материал очень красивый, и получится очень здорово, вот увидишь. Может, украсить его бисером?
— И испортить покрой? Мама, вы кроите превосходно, и оно будет сидеть замечательно без всяких украшений, — возразила Мисси.
Той ночью, лежа в постели, Мисси вспоминала в темноте все подробности самого прекрасного дня в своей жизни. Ведь он не только поздоровался с ней, он даже слез со своей повозки и решил пройтись рядом, кроме того, болтал с ней, будто со старым другом, а не просто представительницей этой надоедливой компании под названием Хэрлингфорд. Как привлекательно он выглядел! Просто, но привлекательно. И пахло от него не застарелым потом, как от многих о-очень уважаемых мужчин из семейства Хэрлингфорд, а ароматным и дорогим мылом; запах этот она сразу узнала, потому что, получая изредка в подарок такое мыло, леди из Миссалонги не тратили его на собственное тело (для этих целей вполне достаточно было и солнца!), а прокладывали им одежду, хранящуюся в шкафах. А его руки? Может быть, и грубые от тяжелого физического труда, но чистые, даже под ногтями. И то, как он следил за своими волосами, тоже выше всяческих похвал: никаких следов помады или масла, а лишь здоровый блеск, какой бывает у кошачьей шерсти сразу после кошачьего туалета. Уважающий себя и аккуратный человек Джон Смит.
Более всего ей нравились в нем глаза, такие прозрачно-золотисто-карие и такие веселые. Но поверить во все эти истории, намекающие на его нечестность и низость — поверить в это она просто и не могла, и не желала. Она жизнью поручилась бы, что он обладал внутренней цельностью и порядочностью. Она могла представить, что такой человек, доведенный до крайности, способен был совершить убийство, но мошенничать или воровать — никогда.
О, Джон Смит, я действительно люблю вас! И я от всего сердца благодарна вам за то, что вы пришли тогда в Миссалонги навестить меня.
